Я морщусь, заметив, как Улдан впивается пальцами ей в руку чуть выше локтя. Так племянницу никто не держит… обычную племянницу. Тут уже приходит мой черед стискивать зубы.
— Эва! — гремит ее приемный отец. — Этот человек утверждает, что ты с ним…
В этот момент Габарашвили запинается. Видно, слова даются ему с трудом.
И тут Снегирёк начинает краснеть… Термоядерно так... Прямо как тогда, у меня в номере. Смотрит на меня, на отца, на дядю, и ее лицо становится таким виноватым, будто она украла минимум миллион, а не просто поцеловалась со мной по моей же инициативе.
«До чего же совестливая…» — отмечаю я про себя. Кстати, отличное качество для будущей жены.
Ее отец превратно понимает причину ее румянца.
— Эва! Как ты могла?! — орет он, выпучив глаза.
Тут будто в замедленном кадре вижу, как Улдан Габарашвили поднимает руку и наотмашь хлещет племянницу по лицу. Эву буквально сносит в сторону, и она бьется лицом о шкаф, сползает на пол, кажется, без чувств.
— Ты охренел?! — ору я во всё горло, дурею от резко вспрыснувшегося в кровь адреналина. — Не смей ее трогать!
Заботливый дядюшка меня как будто не слышит. Поворачивается к Эве и явно собирается пнуть ее ботинком.
Я так быстро вскакиваю со стула, что он отлетает в сторону. Перепрыгиваю через стол и в мгновение ока оказываюсь рядом. Хватаю Улдана за плечи и отшвыриваю в сторону, подальше от Эвы.
Опускаюсь на колени, тянусь к Снегирьку, а она всё еще без сознания. Это пугает меня не на шутку. Собираюсь взять ее на руки, и в эту самую секунду слышу за спиной лязг взводимого курка.
— Отойди от нее, тварь! — шипит Улдан, размахивая кольтом сорок пятого калибра.
«Раритет, мать вашу, его лет двадцать как не выпускают...»
Я видел, что у него при себе оружие, но я не тот человек, кому можно безнаказанно угрожать.
Поднимаюсь на ноги, усмехаюсь ему в лицо.
— Ни хрена ты мне не сделаешь. И не напугаешь… Ты ведь не хочешь сгнить в тюрьме, правда? Или в овраге… на твой выбор! Я могу и то и другое… Ты не с тем человеком решил помериться силой.
— Я полковник полиции, ты, тварь! Ни черта мне не будет, даже если я пристрелю тебя, как паршивую собаку!
В этот момент замечаю в его глазах тот особый азарт… Я видел его много раз. В глазах друзей, когда те загоняли на охоте кабана, в глазах дубасящих друг друга бойцов в клубе «Яма», куда иногда хожу, когда хочется хапнуть адреналина, в глазах киллера, который год назад хотел меня прирезать на моем же заднем дворе… Человек с таким блеском в глазах способен на многое.
Только полковник Габарашвили слишком уверовал в собственную неприкосновенность. И, кажется, забыл, что я здесь не один.
Через секунду уже у него за спиной раздается звук взводимого курка.
— Бросай оружие! — гаркает мой телохранитель, Семён.
На его зычный бас в комнату врываются два других охранника. И вот Габарашвили в меньшинстве.
— Что, уже не такой смелый? — рычу сквозь зубы.
Улдана разоружают в считанные секунды.
Сразу после этого начинаю раздавать команды:
— Семён, держи Габарашвили на мушке. Николай, — поворачиваюсь ко второму телохранителю, — иди в номер, забери сумки с вещами и в машину. Павел, контролируй ситуацию.
Быстро наклоняюсь к Эве, подхватываю на руки. Слышу ее слабый вздох, замечаю трепет ресниц. Снегирёк приходит в себя, и от сердца немного отлегает. Поворачиваюсь к ее приемному отцу:
— Неприятно было иметь с вами дело… Паспорт девчонки! Быстро!
— Зачем тебе ее паспорт? — скрежещет зубами он.
— Замуж брать буду! — хмыкаю зло. — Там без паспорта никак…
Тот нехотя открывает сейф, достает документ.
— Она еще ребенок! Это похищение! — шипит он, передавая паспорт Семену.
— Ей уже восемнадцать, по закону ты ей больше не опекун, так что имею право. Думаю, девчонка скорее останется со мной, чем с вами…
— Тебе не уйти! Патрули обложат все дороги… ты не выберешься! — плюется ядом полковник Габарашвили.
— Это мы еще посмотрим! — чеканю строго. — Семён, свяжи их и запри. Уходим!
Выхожу в коридор с Эвой на руках.
Тогда же:
Эва
Никак не могу понять, как я оказалась на руках у… НЕГО!
И тут вспоминаю разочарованное лицо приемного отца, злой блеск в глазах дяди и летящую в мою сторону руку. Потом темнота. И вот я на руках у Царя — так я мысленно окрестила этого высокомерного типа, Величаева. Фамилия и имя под стать, чего уж там.
Словно сквозь вату слышу, как Лев переговаривается со своими подчиненными о ватрушке. Так и не понимаю, причем тут какая-то загадочная ватрушка. Потом меня сажают в машину на заднее сиденье. Очень скоро Величаев устраивается рядом, снова хватает меня, перемещает к себе на колени, вглядывается в мое лицо.
Я чувствую себя тряпичной куклой без сил. Голова гудит, словно колокол, в ушах шумит. В первые секунды мне даже не верится в то, что случилось в кабинете папы Авзурага.
Да, меня наказывали раньше, даже один раз досталось ремнем по мягкому месту, когда я вступилась за Риту. Но чтобы вот так... по лицу... наотмашь… нет, такого со мной еще не случалось… здесь, в «Отличной».
До того как попасть в детдом, а потом к Габарашвили, я жила с матерью и отчимом. От меня отказались только в двенадцать лет, и первые годы своей жизни я считала пощечины чем-то вполне обыденным. Только через некоторое время поняла, насколько жестока семья, в которой я родилась.
Может быть, оттого методы воспитания Габарашвили совсем не казались мне жестокими. Да, они полностью управляют нашими жизнями, держат нас за бесплатных работников, раздают команды направо и налево, зато не сопровождают эти команды подзатыльниками, кормят досыта, тепло одевают. Мне ли не знать, что бывают места похуже. Тем неожиданнее была пощечина, хотя я, конечно, знала, что меня не пощадят, если узнают о поцелуе.
— Как ты, Снегирёк? — спрашивает Лев.
Берет меня за подбородок, крутит лицо, оглядывая пострадавшую щеку.
«Гад! Предатель!» — мысленно проклинаю его я.
— Шеф, я сразу из аптечки достал, вот, приложите… — вдруг Льву что-то протягивает его огромный телохранитель и сразу же давит на газ так, что машина несется вперед еще быстрее.
Лев берет в руки небольшой пакет с мелкими белыми горошинками внутри, зачем-то лупит по нему ребром ладони, а потом прикладывает его к моей скуле. Пакет оказывается очень холодным, и я невольно отпихиваю руку «спасителя».
— Это гипотермический пакет… Хочешь, чтобы был синяк на пол-лица? — Лев настойчиво возвращает холодную штуковину на мою щеку. — Не бойся, Эва, я о тебе позабочусь.
Бояться? Вроде бы да, мне есть чего бояться — этот мужчина непредсказуем. Но пока мне слишком обидно, и обида побеждает страх.
— Вы мне обещали… вы соврали, предали…
Лев на миг замирает, громко хмыкает и вдруг выдает:
— Еще чего! Лев Величаев всегда держит свои обещания, девочка.
После такой откровенной лжи мне хочется вцепиться ногтями ему в глаза… Если бы еще ногти были…
— Тогда как бы папа Авзураг узнал…
— Вспомни, о чем ты меня просила в записке? — хитро щурится он. — Не говорить отцу о том, что между нами случилось! О поцелуе я не сказал ни слова! Вместо этого сообщил ему, что мы с тобой переспали… А ведь этого не было, поэтому чисто формально я не нарушал данного тебе обещания.
После этой информации мои глаза грозятся вылезти из орбит.
— Что-о-о?! Это же в миллион раз хуже…
— Эва, ты просила держать в тайне наш поцелуй, и я держал! Об остальном ты не предупреждала… Нужно четче выражать свои желания! — Теперь он, похоже, уже откровенно надо мной смеется.
Только мне совсем не до веселья.
Тут одной оплеухой не отделаешься!
Дядя Улдан лично предупреждал: если такое когда-нибудь случится, он выпорет провинившуюся до потери сознания. Но хуже то, что все знали — потом испорченная девушка достанется ему… Это самый главный наш страх, самая главная мотивация оставаться невинными и выйти замуж по приказу отца.
Ведь Улдан Габарашвили — садист, в этом ни у кого никогда не было сомнений. Он не трогает нас, поскольку мы невинны, это наша защита. И теперь у меня этой защиты фактически нет.
— Они же теперь меня угробят… — тихо хриплю я и чувствую, как на затылке от страха начинают шевелиться волосы.
— Они ничего тебе не сделают, Эва! Мы уехали оттуда, я тебя забрал, теперь ты под моей защитой, — как-то слишком спокойно заявляет Лев.
Да, мы куда-то едем, причем на большой скорости. Но ведь дядя — полковник полиции, от него не скрыться.
— Нас найдут… Нас обязательно схватят, мы не уедем далеко… — шепчу я, каменея от ужаса. — Он предупреждал, каждый полицейский пост — это его руки, каждая камера, которую мы проедем, — это его глаза… Он же тут огромная шишка!
— Да, здесь он — шишка, Эва, — резко серьезнеет Лев. — А в моем регионе он ноль без палочки. Как только мы выберемся из этого района…
— Да как же вы не понимаете?! Мы не выберемся, нам не дадут! Нас перехватят по дороге! — уже почти кричу я.
И тут в наш разговор вклинивается телохранитель:
— Шеф, подходящее поле через три километра!
— Эва, ты когда-нибудь летала на вертолете? — спрашивает Лев и снова улыбается.
И тут вспоминаю его разговор с подчиненными о какой-то ватрушке. Ватрушка, ватрушка… Вертушка! Наверное, я не так расслышала. Но откуда у него вертолет? Невозможно так быстро раздобыть такой вид транспорта, его же не закажешь как такси. Совершенно невозможно!
И тем не менее я его вижу спустя всего пять минут.
Глава 10. Новая жизнь
Тогда же:
Эва
Пять минут — это много или мало?
Мне они кажутся бесконечными.
Каждую секунду я жду появления полицейских машин, каких-то застав, даже оружейных выстрелов. Кручу головой из стороны в сторону, прислушиваюсь к любому шуму. Однако мы вполне мирно приближаемся к полю, и вскоре я вижу, как над нами летит огромная железная птица.
— Это твой вертолет? — спрашиваю я Льва, с опаской выглядывая в окно.
Мне очень любопытно взглянуть на белого монстра с синими надписями по бокам и на хвосте. Я никогда не видела вертолетов вблизи.
— Вертушка моего друга, он владеет фирмой по аренде вертолетов в Краснодарском крае, — отвечает он. Видно, замечает мое удивление и продолжает: — Когда ты сам — нужный человек, у тебя много нужных друзей, стремящихся оказать услугу… Со мной не пропадешь, Эва.
Чем ближе мы к заветному полю, откуда нам предстоит улететь, тем больше у меня отлегает от сердца. С шумом выдыхаю, когда мы доезжаем до перекрестка, после которого до спасительного места рукой подать… И вдруг на том же перекрестке прямо навстречу нам мчатся несколько машин с мигалками.
«Это по наши души…» — сразу понимаю я.
Сердце стучит где-то в районе горла, хочется опуститься на пол и спрятаться под машинным ковриком…
— Они схватят нас… — тихо шепчу я, прижимаясь ко Льву всем телом.
Тот на мои слова не реагирует, лишь отдает своему телохранителю короткую команду:
— Гони!
Величаев по-прежнему остается невозмутимым. Он кажется невероятно смелым, и в эти секунды мне хочется слиться с ним, впитать его силу.
Внедорожник летит по дороге, за ним второй — с двумя другими телохранителями. А дальше целых пять патрульных машин. У нас почти нет форы, и даже мне понятно, что мы не успеем выйти из машины и пересесть на вертолет.
«Нас скрутят, пока мы будем к нему бежать!» — отчетливо понимаю я, вглядываясь в зеркало заднего вида.
И вот когда мы уже подъезжаем к полю, я вижу, как вторая машина Льва, которая едет позади нас, останавливается боком, перекрывая путь тем, кто за нами гонится. Ведь дорога узкая и по бокам заграждения, теперь полицейским так просто не проехать. Мы же на полной скорости едем дальше.
«Пожертвовали собой, чтобы задержать полицейских?»
— Они нас спасли… — охаю я, уткнувшись в грудь Льва.
— Это их работа, Снегирёк.
Мы выезжаем на поле, и внедорожник слишком резко тормозит. Если бы не Лев, я непременно слетела бы с сиденья, но он удерживает меня. Помогает выбраться из машины и командует на ухо:
— Надо бежать, Эва!
И мы бежим к железной птице. Ее винты крутятся, поднимая сильный ветер, а шум заполняет всё вокруг. Первым запрыгивает Лев, а потом меня сзади хватают чьи-то сильные руки. Не успеваю испугаться, как эти руки передают меня Величаеву. Только тогда соображаю — это телохранитель. Он вскакивает в кабину последним, и мы взлетаем.
На какие-то секунды у меня возникает ощущение, будто внутренние органы исчезли, и одновременно начинает подташнивать. Противное ощущение… Но вместе с этим всё мое существо захлестывает эйфория — ведь мы в воздухе, в безопасности.
В этот момент вертолет пролетает над местом, где остановился джип охраны Льва. Я вижу его телохранителей, их легко узнать — они слишком здоровые, к тому же одеты во все черное. Они лежат на земле со скованными за спиной руками, а полицейские держат их на мушке и пинают по ребрам.
— Но как же? Но они же… — Я прижимаю руку ко рту и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.
Сколько в мире мужчин, способных на столь смелые и безрассудные поступки ради спасения других? Не думаю, что много. И мне их безумно жаль.
— Они взрослые обученные мужики, умеют держать удар, — строго чеканит Лев, прищурившись.
Похоже, ему своих людей совсем не жалко.
— Их же убьют! — стараюсь перекричать вертолетный шум.
— Не убьют, я их выкуплю…
Выкупит… Конечно же, он их выкупит… Только в каком состоянии?
— Они знали, на что шли, Эва.
— Куда мы летим?
Лев внимательно смотрит на меня и отвечает, глубоко вздохнув:
— В новую жизнь, Снегирёк!
А потом надевает мне на голову какие-то здоровые наушники, и окружающий нас шум исчезает как не бывало.
Я всё стремлюсь разглядеть, что происходит с его телохранителями, но Лев ловит мое лицо за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза и несколько раз качает головой. Мол, не вздумай смотреть. А потом просто прижимает к себе и направляет мою голову в другое окно. Я наблюдаю за дорогой, деревьями, которые вдруг стали такими маленькими. Потом мы летим над морем.
Железная птица уносит меня всё дальше и дальше.
Я больше никогда не увижу своих приемных родителей.
У меня действительно будет новая жизнь.
Часть 2. Жена для Льва
Глава 11. Проверка
На следующий день:
Понедельник, 16 декабря 2019 года
20:00
Лев
— Отпусти моих людей, — говорю я в трубку лишенным всяких эмоций голосом.
Эмоции в данном деле могут только помешать.
— Я бы с удовольствием... — Голос Улдана Габарашвили полон издевки. — Вот только разве хороший полицейский отпустит преступников на свободу? Незаконное ношение оружия, плюс у обоих найдены пакеты с запрещенным веществом, состав которого не подлежит сомнению…
«Ну еще бы…» — рычу про себя, стуча ладонью по обивке дивана, на котором сижу. Я-то знаю, ни один из моих людей не может иметь при себе наркотиков, иначе у меня не служил бы. Наркоту им наверняка подбросили во время обыска. И разрешение на оружие у них, разумеется, есть.
Вслух отвечаю спокойным тоном:
— Сколько ты хочешь за то, чтобы мои люди оказались на свободе?
В трубке слышится приглушенный мат, а потом Габарашвили шипит:
— Ты приехал в наш дом, обесчестил мою племянницу и теперь хочешь всё решить деньгами?!
— Хочешь посмеяться? — резко перебиваю его я. — Девчонка до сих пор нетронутая. Я просто соврал, чтобы мне ее отдали…
Снова мат, а затем в трубке повисло долгое молчание. Тишину разорвал громкий кашель и резонный вопрос:
— Тогда почему она покраснела?
— Я ее потрогал немного, когда приходила прибирать мой номер. Она не давалась, но я не из тех, кто будет слушать отказы…