— Я надеваю браслет, чтобы служить великой Маар и чтить законы богов. Не мне судить, а только им. Не я решаю, а боги через меня.
Едва она договорила, золотые змеи зашевелились и в считанные мгновения оплели руку Гаримы до локтя. При этом самая большая обвила соединенные указательный и средний пальцы, улеглась на тыльную поверхность кисти.
Потом прислужница поднесла шкатулку Передающей. Я не удивилась, увидев под крышкой бабочек, мягко и едва уловимо шевелящих крыльями. В их кружевные рисунки тоже были вставлены коричневые прозрачные камни. Абира произнесла те же слова, что и Доверенная. Бабочки вспорхнули и облепили точеную руку женщины. По примеру Гаримы положив ладонь на грудь, Передающая отступила.
Прислужница поднесла мне шкатулку. Коснувшись крышки пальцами, я надолго замерла, пытаясь утихомирить разбушевавшееся сердце. Волновалась безмерно, тщетно повторяла себе утешающие слова. В конце концов решила, что промедление только усиливает мою тревогу, и открыла шкатулку. Там лежали золотые перья и голова длинноклювой птицы. Мне казалось, она неотрывно смотрит на меня, следит за каждым движением.
Голос дрожал, когда я произносила те же слова, что Доверенная и Передающая до меня. А не отдернуть руку, когда золотые перья поднялись в воздух, оказалось очень сложно. Птичья голова устроилась на указательном и среднем пальце, так, будто они были частью ее клюва. Но все же острый и опасный на вид клюв удлинял мою руку на полпальца, не меньше. Теплые перья разных птиц мягко обхватили предплечье, поблескивали золотом и незнакомыми коричневыми камнями. Одно перо было особенно большим и напоминало глаз, в середине которого сидел очень крупный круглый камень.
Несмотря на обилие золота, деталей, камней, браслет на руке почти не ощущался. Я чувствовала тепло, но не тяжесть.
Сестры подошли ближе. Мы втроем стояли напротив кристалла, смотрели в его ласково поблескивающее туманное сердце и читали молитву на незнакомом мне языке.
Ее отзвук постепенно затих где-то в Храме. Я чувствовала себя хорошо и спокойно, ласково поглаживала красивые перышки на запястье.
— Мы наденем браслеты сегодня вечером, — тихо сказала Гарима. — Перед множеством приглашенных. Они должны видеть, какой символ носит новая Забирающая Ратави.
— А какой это символ? — насторожилась я.
— Возрождения, — пояснила Гарима. — И дар твой очень силен, это тоже видно по браслету. Великая была щедра к тебе и к Ратави.
Я промолчала. Не стала говорить, что тяготилась даром.
Доверенная подошла к прислужнице, державшей раскрытую шкатулку, коснулась кончиками пальцев темной ткани. Змеи соскользнули с ее руки, свились клубком. В это время хрупкие бабочки Передающей перелетели в свою шкатулку. Абира расставалась с ними нехотя, это отчетливо виделось по лицу. Меня же птица пугала. Казалось, она смотрит на меня огромными карими глазами и чего-то ждет. Поэтому я обрадовалась, когда перья, будто осенние листья, с шорохом ссыпались в шкатулку.
— Нужно выспаться до праздника, — провожая взглядом прислужниц, уносящих шкатулки, обронила Абира. Она помолчала, потом будто встряхнулась и продолжила веселей. — Уже через несколько часов здесь соберется столько людей. Император с супругой, министры, принц, вельможи, купцы…
Она предвкушала вечерний праздник. Неудивительно, ведь Абира наслаждалась вниманием, жаждала его. Я, оглядев Храм, представив себе множество незнакомых людей, испугалась и смутилась. Ведь все они будут смотреть на меня, на мой браслет. Захотят со мной разговаривать, познакомиться.
— Если праздник в мою честь, я ведь могу сама пригласить гостя? — я с надеждой посмотрела на Гариму.
— Ты о господине Мирсе? — с улыбкой уточнила она.
Я кивнула.
— Мы уже пригласили его, — ее голос звучал тепло и мягко, а выражение глаз было ласковым. — Подумали, тебе будет приятно его видеть.
Я порывисто обняла Доверенную. Ее забота поражала сердечностью, искренностью. Мне хотелось сделать что-то особенное и для Гаримы, понимавшей меня так хорошо. Она погладила меня по плечу, поцеловала в лоб.
— Ты справишься со всем. Я в этом совершенно уверена, сестра, — подбодрила Доверенная. — Главное, не забывай, что это не они придут оценить тебя, а ты соблаговолишь встретиться с ними.
— “Соблаговолишь”… - я усмехнулась, головой покачала. — Слово-то какое…
— Жрицы нисходят к общению с обыкновенными людьми, — вмешалась Абира. — Ты это вскоре поймешь.
Припомнилось, как Передающая разговаривала с господином Мирсом. Стало противно, неприятие душу оцарапало. Я от всего сердца понадеялась, что словами “нисходит” и “соблаговолила” никогда не будут описывать меня.
— Прежде, чем мы разойдемся по спальням, нужно еще кое-что обсудить, — спохватилась Гарима. — Пойдемте ко мне.
Она мягко держала меня за руку, отчего-то казалось, что сестра тревожилась, а разговор ждал неприятный. Абира удивленно приподняла красивые брови, кивнула.
В комнатах Гаримы очень знакомо пахло смесью пряных трав. В четырех углах гостиной стояли курильницы, каждая со своим благовонием. Их дымок смешивался, и общий аромат получался легким, сладковатым и древесным. В этой комнате хотелось сидеть часами. Подложив под спину подушку, я уютно устроилась на диване и вспомнила, где уже слышала такой запах. В лавке торговца жемчугом. Видимо, он пользовался ароматическими травами, чтобы покупатели задерживались у него подольше.
— Я не буду тянуть, перейду сразу к делу, — тон Гарима, севшая рядом со мной, взяла деловой. — Не узнав, какой силы твой дар, заводить этот разговор было бессмысленно. Еще ты, несомненно, понимаешь, что из-за убийства Его Высочества твой первый ритуал правосудия состоится довольно скоро.
Я кивнула. Отлично осознавала причины, по которым Император торопи жриц с обрядом посвящения.
— Дары жриц великой Маар разнятся по силе, — ровным голосом продолжала Гарима. — Слабый дар позволяет жрице чувствовать магию кристалла, ощущать душу и деяния осужденного во время ритуала. Направлять ее так, чтобы ритуал прошел правильно. Таких жриц называют Чувствующими. Дар такой силы у Абиры.
— Поэтому бабочки казались хрупкими? — спросила я.
— Поэтому, — подтвердила Гарима. — И ритуальных камней чуть меньше, чем в других случаях.
Она бросила короткий взгляд на Передающую, я тоже осторожно в ту сторону глянула. Стало понятно, почему Гарима так вдумчиво подбирала слова и даже несколько лукавила. Абиру задевало упоминание слабости ее дара. И, щадя ее чувства, Доверенная предпочитала не подчеркивать, что ритуальные камни в бабочках были совсем мелкими.
— Следующие по силе — Видящие, — продолжила Гарима тем же спокойным деловым тоном. — Магия кристалла во время ритуала и вне его ощущается четко, видны душевные порывы людей. При должном уровне владения даром можно на других даже влиять. Видящие не только ощущают душу осужденного во время ритуала, но и видят, что он совершил. Будто присутствовали на месте преступления. Дар такой силы у меня.
Я надеялась, что она все же меня причислит к Видящим. Стать еще одним исключением, оказаться обладательницей наиболее сильного дара не хотелось. А название меня и вовсе напугало.
— Проживающие, — голос Доверенной прозвучал похоронным колоколом. — Это сильнейшие дары. Магия кристалла ощущается постоянно и четко. Такая жрица может временами даже читать мысли, настолько ясно она видит души людей. Проживающие не просто видят преступление, но во время ритуала будто сами становятся преступником. Видят его глазами, ощущают его кожей, полностью проникают в его мысли.
Она роняла фразы холодно и сухо, от этого мое сердце колотилось быстрей, а пальцы дрожали. Я вцепилась в небольшую подушечку, отвела глаза. Надеялась так скрыть волнение.
— Такой по силе дар у тебя, — бесстрастная Гарима огласила приговор. Но я еще не готова была с ним смириться.
— Я ведь не могу читать мысли. И вообще плохо вижу души людей. Не то что ты! — я пробовала защищаться, отказаться от определенной мне судьбы. Хоть и чувствовала, что борьба бесполезна. — Может, ты ошибаешься!
— Нет, не ошибаюсь, — она покачала головой, положила ладонь на мои побелевшие от напряжения пальцы. — И я точно знаю, что дар будет развиваться после посвящения. Мехенди долго сковывали его, но со временем ты будешь читать сердца людей так же легко, как свое.
— Я не хочу проживать жизни преступников! — по щекам покатились слезы, а голос сорвался. — Как можно ослабить дар?
Абира недоуменно покачала головой и промолчала.
— Никак, — твердо ответила Гарима. — Но тебе не стоит из-за этого волноваться. Во время ритуалов ты будешь в трансе. Когда он закончится, подробности выветрятся из памяти, ты будешь помнить только общую картину. И то смутно.
Она ободряюще погладила меня по плечу.
— Тебе не следует бояться дара. Дар — это благословение, — ее голос звучал мягко и торжественно. — Жители Сосновки отравили его для тебя, и я уверена, что великая Маар еще накажет их за то, что превратили дар в проклятие. Но ты скоро поймешь, какова истинная ценность дара. Все станет на свои места. Пока просто постарайся свыкнуться. Я рассказала о силах даров сейчас, чтобы ритуал не напугал тебя.
Кивнув, я смахнула слезы. Сетовать не судьбу, жаловаться на силу дара в присутствии двух искренне верующих жриц, гордых своим предназначением, было глупо.
В Храме было многолюдно и тихо. Стоя рядом с сестрами у кристалла, я старалась не показывать волнения и страха трем сотням собравшихся людей. Их взгляды были обращены на меня. Я чувствовала, что от меня ждут чего-то особенного, волшебного. Что на меня возлагают надежды.
Гарима первой произнесла ключевую фразу, едва касаясь ладонью мягко сияющего кристалла. Змеи проворно скользнули ей на руку, любовно обвили ее. Мой голос прозвучал робко и сипло. Не думаю, что эти слова вообще услышал кто-нибудь кроме сестер и прислужницы, держащей шкатулку. Моя рука стала длинноклювой птицей с теплым золотым оперением. Я прижала ее к груди, как и Гарима. Передающая произнесла клятву ясно и громко, так, что слышно было в самых дальних уголках зала. Легкие бабочки вспорхнули и, трепеща крыльями, расселись на руке Абиры.
Мы стояли у кристалла, прижимая руки с браслетами к груди. За спинами ровным молочным светом сиял кристалл, питающий нас, читающий наши сердца. Собравшиеся в зале пели молитву на незнакомом мне языке. Пусть умом я слов не понимала, но душа откликалась на каждый звук. Я знала, что люди благодарят Маар.
Опять я чувствовала себя частью чего-то великого, неподвластного времени, недоступного пониманию простого смертного.
Когда молитва закончилась, мы с сестрами сняли браслеты. Я отрешенно смотрела на ворох золотых перьев, любовалась таинственным блеском ритуальных камней. Необычное ощущение пустоты смешивалось со страхом и обреченностью. Я знала, что следующий раз надену птичий браслет ради того, чтобы забрать душу убийцы принца.
Вечерний праздник вспоминался круговертью множества лиц. Из более полусотни новых знакомых в память запала только императорская семья. Правитель носил траур, как и его молодая жена, приходившаяся убитому принцу мачехой. Она и единоутробная сестра погибшего носили белые тонкие платки, полностью повторявшие прически и охватывавшие косы. Как потом объяснила Гарима, такие платки символизировали поседевшие от горя волосы.
Император, вне всяких сомнений, расспросил обо мне господина Мирса. Потому что Правитель не удивлялся моим смущению и растерянности. Я привыкла глаза прятать, молчать и в разговоры не вмешиваться. Поэтому желание людей беседовать именно со мной и ловить мой взгляд удивляло безмерно. К счастью, Император не говорил о ритуалах и не упомянул ни траур по сыну, ни близящийся суд над убийцей. Лишь сказал, что я, как и другие жрицы, всегда буду желанной гостьей во дворце как на праздниках, так и на советах.
Я отвечала вежливо, немногословно не только Императору, но и другим людям, стремившимся к знакомству. К счастью, от меня не требовалось даже запоминать их имена. Главам богатых родов, министрам, купцам и прочим хватало коротких разговоров и заверений, что встреча мне приятна. Единственным человеком, которому я действительно обрадовалась, был господин Мирс. Не оттого, что уже знала его. Но и потому, что он видел во мне семнадцатилетнюю Лаиссу, а не только сиятельную Забирающую великой Маар.
Как и к другим гостям, я подошла к нему сама. Он мне обрадовался, теплая улыбка украсила его лицо. К сожалению, мы разговаривали очень мало. Я замечала, что к нашей беседе прислушивались. А многие высокопоставленные гости и вовсе отнеслись к нашему разговору с толикой ревности, о чем наблюдательный господин Мирс мне и шепнул. Я удивилась, спросила, откуда мысли такие.
— Я всего лишь начальник дворцовой охраны, госпожа Лаисса, — улыбнулся он. — А вы общаетесь со мной почти так же долго, как с первым советником Императора. Мне не по чину такой продолжительный разговор с вами.
— Вы же говорили, что я ничего никому не должна пояснять, — я недоуменно нахмурилась.
— Верно, говорил, — согласился он. — Но сегодня особенный вечер. Разговор с вами — проявление благодати великой Маар. Не показывайте никому особенного расположения. Хотя бы сегодня. Пока не разберетесь в политических течениях столицы и страны. Знать очень внимательно следит за настроением Императора и его семьи, но и благоволение жриц не менее драгоценно.
Я вздохнула, поблагодарила за совет и пожелала господину Мирсу приятного вечера. Не успела отойти от статного воина и на три шага, как ко мне сразу двое мужчин подошли. Оба тарийца явно ждали, когда я закончу предыдущий разговор. Оба были напористы и явно соперничали, соревновались в красноречии. С каждой минутой их фразы становились все более запутанными и вычурными. Я честно вслушивалась, ловила нить. Сложная задача, потому что мужчины часто друг друга перебивали. Глянула в сторону воина. Он наблюдал за этой беседой и, встретившись со мной взглядом, ободряюще улыбнулся.
В числе новых знакомых оказались и послы. Невысокий, но очень крепкий на вид сарех глядел на меня оценивающе, рассматривал внимательно.
— Никогда бы не подумал, что Забирающей Маар станет едва ли не моя соплеменница! — голос у него был низкий, гулкий. Широкоплечий мужчина покрутил длинный русый ус, усмехнулся. — Я думал, это шутка такая, когда сказали, что Забирающая из северной провинции. А тут… Прямо глаз радуется! Северянка, да еще такая красивая!
Господин Далибор говорил мне лестные слова. Прямолинейные и громогласные. Я сдержанно благодарила и чувствовала, как краснею. Потому что казалось, светловолосый сарех умеет невозможное — ощупывать взглядом.
Посол даркези, высокий и худой лысеющий мужчина, был менее словоохотлив, но стремился мне понравиться. Господину Квирингу это удалось лучше, чем раздевающему меня глазами сареху. И все же обоих, таких непохожих послов роднило то, что они не верили в Маар, а лишь отдавали дань вежливости. У них были свои боги. Во мне послы видели простую смертную женщину, чем сильно отличались от тарийцев.
Это действовало отрезвляюще. Как глоток ключевой воды, когда в голове мутится от жары.
Во множестве людей я давно потерялась, но следовала совету господина Мирса и старалась всем уделять одинаковое время. Наверное, поэтому праздник так утомил. К концу вечера я уже валилась с ног, не запоминала лиц и обрадовалась, когда торжество закончилось.
ГЛАВА 6
Тот самый день, день первого ритуала, настал скоро. Слишком быстро. Всего через две недели. Сестры знали, что дознание почти завершено. Они порывались мне об успехах господина Мирса рассказывать, говорить о преступнике, повторяли, что его вина доказана. Меня это не утешало и не успокаивало. Напротив, чем больше проходило времени, тем сильней становилась тревога. Так волновалась, что спать не могла. Не иначе Суни рассказала все сестрам, потому что после второй бессонной ночи Гарима зашла ко мне в гости. Она принесла с собой травяные пирамидки для курильниц, не спрашивая моего разрешения, зажгла их. Хотя до того я множество раз просила Суни обходиться без благовоний. Из-за жары даже самый приятный аромат казался удушливым и угнетающим.