— Я вправду красивая? — одними глазами спросила у него девушка.
— Я же тебе обещал, — так же безмолвно ответил он ей.
— Стешка, какая ты…, — смог, наконец, выдохнуть ученик гальванёра и прервал их невербальное общение.
— Какая? — лукаво усмехнулась потенциальная невеста.
— Такая-такая-такая…, — не мог подобрать от волнения слов мальчишка.
— Варежку закрой, кишки простудишь, — добродушно усмехнувшись, остудил его пыл Будищев. — В лавку-то за булками сходил?
— Конечно!
— Тогда пойдемте чай пить. Степанида отощала, поди, на казенных харчах.
Стеша услышав про еду, тут же побежала накрывать на стол, Семён увязался за ней, а Анна и Дмитрий остались наедине.
— Вы настоящий добрый волшебник, — серьезно глядя на него, сказала портниха.
— Я знаю, — усмехнулся тот в ответ. — Только мадам Ряполовой не говорите, а то у неё на это счет другое мнение.
— Вы всё шутите, а ведь за что бы не взялись, всё вам удается, всё получается.
— Поверь мне, Аннушка, далеко не всё.
— Где вы нашли этого парикмахера?
— Бруно? В театре.
— И уговорили прийти постричь бедную девушку в больницу?
— Ох, знали бы вы, сколько этот старый еврей с меня содрал!
— Еврей? А мне показалось он итальянец или что-то вроде этого.
— Мне тоже так казалось, пока он не стал торговаться.
— Но ведь оно того стоило?
— Судя по реакции Стеши — да.
— А ведь девочка серьезно в вас влюблена, — неожиданно заявила Анна и пытливо взглянула Дмитрию в глаза. — Вы понимаете это?
— Бывает, — пожал тот плечами. — Они с Сёмкой в таком возрасте, что не любить кого-нибудь просто не могут. Ничего страшного, пройдет.
— Вы думаете?
— Знаю. Лет семь назад я сам был таким. Блин, как же давно это было!
— Боже, как вы ещё молоды.
— Не прибедняйся, Аннушка. Ты у нас ещё хоть куда! — не удержался от комплимента Дмитрий, но госпожа Виртанен привычно проигнорировала лесть и, как ни в чём ни бывало, продолжила:
— Кстати, интересно, как на новый наряд и прическу Стеши отреагирует Аким Степанович?
— Спросит, сколько это стоило и, узнав, что нисколько, успокоится. Да, раз уж зашел разговор о Степановиче, у меня будет одна просьба.
— Конечно.
— Отвезешь Стешу домой? Я дам вам денег на извозчика.
— Хорошо. Но почему вы сами не отвезете.
— Ну, во-первых, ему будет приятнее увидеть с дочерью вас, а не меня.
— Пожалуй, что так, — улыбнулась портниха. — А во-вторых?
— Во-вторых, сегодня вечером я занят.
— Клиенты?
— Родственники.
— У вас есть родственники?
— Ага. Дальние.
Приглашение от «дальних родственников» Будищев получил вчера. Привез его самый настоящий ливрейный лакей — представительный мужчина с густыми бакенбардами и безукоризненно выбритым подбородком. Удостоверившись, что перед ним находится адресат, он протянул пакет из плотной бумаги, запечатанный сургучом с каким-то странным оттиском. — На геральдическом щите крыло и лапа птицы. [53] Дмитрий тут же про себя окрестил это изображение «пернатым окорочком».
— Ответ, для их сиятельства будет? — осведомился посланец.
— Сейчас посмотрим, — пожал плечами получатель депеши и сломал печать.
Послание гласило, что его завтра вечером ждут в доме Блудовых для серьезного разговора. То есть, про беседу не было ни слова, но из письма было понятно, что зовут не на рюмку кофе.
— Передайте Антонине Дмитриевне, что я буду.
— Мы Вадиму Дмитриевичу служим-с, — с чувством отвечал лакей. — Впрочем, как изволите-с. Передадим.
Не дождавшись чаевых, слуга ещё раз поклонился, и отправился восвояси. Вид у него при этом был, как у дипкурьера, с риском для жизни доставившего правительственную ноту враждебному государству и теперь благородно не требующего награды за свой подвиг.
— Здравствуйте, — просто сказал Будищев, когда уже знакомый ему слуга, проводил его в апартаменты графа Блудова.
Вадим Дмитриевич встретил его сидя за большим столом из полированного дерева. Надо сказать, что ростом хозяин кабинета не вышел, назвать дородным его тоже было достаточно затруднительно, а потому выглядел он на фоне столь внушительной мебели несколько комично. Антонина Дмитриевна, сидела чуть поодаль в углу, в кресле качалке и её ноги были укрыты пледом. Заметив вошедшего, она улыбнулась и поздоровалась в ответ:
— Как хорошо, что вы пришли, Дмитрий.
— Присаживайтесь, молодой человек, — бесцветным голосом проговорил граф, и кивнул на один из стоящих вдоль стены стульев.
— Ничего, Ваше Сиятельство, я пешком постою, — попробовал проявить скромность отставной унтер, но не преуспел в этом намерении, поскольку Блудову в этих словах небезосновательно послышалась издёвка.
— Не юродствуйте, — поморщился Вадим Дмитриевич, однако настаивать не стал. — Впрочем, как будет угодно. Я пригласил вас, чтобы обсудить сложившееся положение и попытаться прийти к взаимовыгодному соглашению.
— Я вас слушаю.
— Обстоятельства сложились таким образом, что вы стали в последнее время очень известны в определенных кругах. Причем, я бы даже сказал — скандально известны!
— Это плохо? — с самым невинным видом спросил Дмитрий.
— Как сказать, — задумался на минуту граф. — Касайся эта «дурная слава» только вашей особы, мне не было бы до этого никакого дела. Однако, ситуация такова, что всякое упоминание о вас, роняет тень на доброе имя графов Блудовых. А меня это, по понятным причинам, беспокоит.
— Негодую вместе с вами, Ваше Сиятельство!
— Вы издеваетесь?!
— Нет.
— Тогда зачем вы делаете это?
— Простите великодушно, но что я делаю не так? Чем я не угодил вашей графской милости? Может быть тем, что не умер в младенчестве от какой-нибудь болезни? Или не погиб на войне? Или не сдох под забором, чтобы не тревожить вас? Я всего лишь пытаюсь выжить. Обо мне не кому было позаботиться все эти годы, а потому я стараюсь помочь себе сам.
— В определенном смысле, ваши старания заслуживают похвалы. Но зачем вы постоянно афишируете ваше происхождение?
— Ничего я не афиширую! Наоборот, с тех самых пор, как я появился в этом лучшем из миров, мне все только и делают, что тычут в лицо этим самым происхождением. Ах, посмотрите, какой забавный байстрюк у Блудова!
— Но вы, кажется, не слишком тяготились этими слухами?
— А что мне оставалось делать? Возможно, только благодаря им, меня не запороли до смерти в армии!
— А было за что? — неожиданно вмешалась Антонина Дмитриевна.
— Я вам так скажу, — после секундной паузы ответил Дмитрий. — Если офицер захочет испортить жизнь солдату, ему никто не помешает это сделать.
— Ну, хорошо, — попытался вернуть разговор в прежнее русло граф. — Но отчего вы это делаете теперь?
— Не знаю о чём вы, но я ни разу не называл себя сыном или ещё какой-нибудь родней вам или кому-либо ещё. Во всех документах я записан, как крестьянин Ярославской губернии. Впрочем, это ненадолго.
— Что, простите?
Я открыл мастерскую. Так что совсем скоро стану питерским мещанином, а там, глядишь, и в купцы выйду.
— Прекрасная перспектива!
— Всё лучше, чем чиновником.
— Как вы смеете?! — вспыхнул Вадим Дмитриевич.
— Немедля прекратите, — поспешила потушить ещё толком не начавшийся скандал графиня. — Дмитрий, вы неверно нас поняли. Мы хотели бы помочь вам.
— Простите, Антонина Дмитриевна, но с чего вы взяли, что мне нужна ваша помощь? У меня и так всё хорошо!
— Разве?
— Точно!
— А почему же в таком случае, вы угодили в тюрьму?
— Вы и про это знаете, — усмехнулся Будищев. — Ну, вообще-то, не в тюрьму, а в участок.
— А всё-таки?
— Так случилось. Мастер на заводе Барановских избил мальчишку-ученика. Я вступился, но немного перестарался. Но всё обошлось.
— Великолепно! Не хватало, чтобы говорили, будто среди Блудовых есть каторжане, — не удержался Вадим Дмитриевич.
— Я не Блудов, а Будищев!
— Ну, Будищев так Будищев, — немного успокоившись, заявил граф. — На самом деле, я позвал вас вовсе не для того, чтобы обсуждать ваше происхождение.
— А для чего же?
— Я хотел бы поговорить о вашем будущем.
— Очень интересно. Прежде оно вас совсем не беспокоило!
— Дмитрий, я прошу вас, — примирительным тоном воскликнула Антонина Дмитриевна. — Выслушайте прежде.
— Хорошо, я вас слушаю.
— Видите ли, молодой человек. Как вы, вероятно, уже поняли, я навел о вас самые подробные справки, и, признаться, нахожусь в некотором недоумении. Вы весьма отважно воевали, свидетельство чему — полный георгиевский бант на вашей груди. Оставшись в армии, вы наверняка сделали бы завидную, для своего положения, карьеру и вполне вероятно в ближайшем времени были произведены в офицеры. Но вы, по непостижимой для меня причине, предпочли остаться нижним чином.
— Всё так.
— Поступив на завод Барановского, вы и там довольно быстро себя проявили, однако вскоре ушли и организовали собственное дело.
— И это правда.
— Ко всему вышеперечисленному, у вас явный талант ко всем этим новомодным техническим механизмам, гальванике и прочим вещам, в которых я, впрочем, совершенно не разбираюсь.
— Куда вы клоните?
— У меня есть к вам предложение, Дмитрий. Не хотели бы вы уехать заграницу? Скажем, в Северо-Американские Соединенные штаты. Это молодое, но при этом весьма развитое в техническом отношении государство, к тому же сословные предрассудки не играют в нём абсолютно никакой роли. Вы с вашими способностями почти наверняка вскоре достигните там успеха, какого у вас никогда не будет в России.
— А как быть с патриотизмом, Ваше Сиятельство? — криво усмехнулся Будищев.
— Прекратите, молодой человек! — поморщился граф. — Не надо выказывать чувств, которых не испытываете. К тому же я дам вам денег, на которые вы сможете открыть своё дело.
— Хотите откупиться?
— Мне кажется глагол «помочь» звучит более уместно.
— Пусть так. И как сильно вы хотите мне «помочь»?
— Вы согласны?
— Я ещё не слышал предложения.
— Десять тысяч рублей и вы немедля покидаете Россию. Пароходы через океан ходят достаточно часто, так что…
— А на билет?
— Что?!
— Ну, билет-то, Ваше Сиятельство, тоже денежек стоит. Шутка ли в Америку сплавать!
— Хорошо, — остался невозмутимым Вадим Дмитриевич. — Я оплачу вам ещё и билет. Вторым классом.
— Не пойдет.
— Но почему?! Впрочем, если настаиваете, пусть будут первый класс!
— Не в этом дело. Языка я английского не знаю.
— Научитесь, — начал терять терпение Блудов.
— Не, мне и здесь хорошо, — помотал головой Будищев.
— Послушайте, Дмитрий, — сочла необходимым вмешаться Антонина Дмитриевна. — Не отказывайтесь сразу. Прежде подумайте хорошенько.
— Да что тут думать? Я Россию люблю!
— Это делает вам честь, но… Поймите, мой брат не может признать вас! Не скрою, я очень хотела бы этого. Вы кажетесь мне очень достойным молодым человеком, но это невозможно! Будь вы хотя бы прапорщиком, это несколько облегчило ситуацию. Всё же признать графом офицера несколько проще, чем мастерового, а вы сами выбрали себе эту будущность. А теперь вы еще собираетесь стать купцом!
— А с чего вы взяли, что мне нужно это признание?
— Что?!
— Ну, в самом деле, Антонина Дмитриевна, зачем мне становиться графом? В Пажеский корпус меня уже не примут, да я и сам не больно-то хочу в этот рассадник извращенцев. Протирать штаны в присутственных местах или драть горло перед взводом, пусть даже гвардейским, меня тоже не прельщает. Что мне может дать титул, кроме ограничений?
— Но отчего же вы тогда не хотите уехать?
— Да не хочу я в Америку! Они там негров угнетают.
— Как, «угнетают»?
— Рэп не дают читать и наркотой торговать. Да и Бог с ними с неграми, а так же индейцами, мексиканцами и прочей шушерой. Электричеством и здесь можно заниматься и неплохо зарабатывать. Что я, кстати, и делаю.
— Но в Штатах…, — попытался вклиниться граф, но Будищев перебил его:
— Таких как я — миллион! А здесь я один такой.
— Но слухи!
— Реклама не помешает.
— Как вы сказали, реклама?
— Именно. Любое упоминание в прессе, если это не некролог — реклама!
— А что, уже есть и в прессе?
— Не знаю. Но если понадобится — будет!
— Вы невозможны!
— Вовсе нет, Вадим Дмитриевич. Просто я трезво смотрю на вещи. Поэтому, спасибо за предложение, но — нет!
— Зачем же вы тогда торговались?
— Да так, интересно было узнать, как далеко вы можете зайти. А деньги, если они у вас свободны, лучше вложите в какое-нибудь дело. Можно, кстати, в нашу с Барановским мастерскую. Не пройдет и пары лет, как она станет самым настоящим заводом, так что не прогадаете.
— Что же, я вас более не задерживаю, — с трудом скрывая раздражение, заявил Блудов.
— Что, и чаю не предложите?
— Если вы голодны, я распоряжусь вас накормить.
— Не стоит. Лучше давайте я вам звонок установлю. Для родственников скидка…
— Вон!!! — заорал, вскочив, совершенно потерявший терпение граф.
— И не надо так нервничать! Это вредно для здоровья. Ухожу-ухожу…
Едва за Будищевым закрылась дверь, Вадим Дмитриевич вскочил и стал мерять шагами кабинет, давая выход своему раздражению.
— Ты только посмотри, какой наглец! — бушевал он, сердито поглядывая на сестру. — В Америку он не хочет. Негров там, изволите видеть, угнетают! Откуда он вообще знает про негров?
— Мне кажется, что у Дмитрия куда лучшее образование, нежели он старается это показать, — скупо улыбнулась та.
— Такое впечатление, что тебя вся эта история только забавляет!
— Нисколько. Хотя твой сын и впрямь очень занятный молодой человек.
— Умоляю, не называй его моим сыном!
— Хорошо, не буду. Хотя это не имеет ровным счетом никакого значения. Весь Петербург и так в этом уверен, и от нашего мнения ничего не зависит.
— Это верно, — поморщился Вадим Дмитриевич, и устало опустился на кресло.
— Я получила письмо от Андрея. Хотя ты, наверное, знаешь.
— И что он пишет?
— Что совершенно не желает, чтобы ты признавал Дмитрия своим сыном.
— Я и не собирался!
— И совершенно напрасно. Впрочем, я уверена, что со временем ты передумаешь, потому что твой сын нас ещё не раз удивит.
— То есть, до сих пор он тебя удивил ещё недостаточно?
— Не заводись, Вадик. Не ждал же ты, в самом деле, что он кинется тебе на шею с криком «папа»?
— От него и не такого можно ожидать.
— Возможно. Кстати ты не знаешь, что такое рэп?
— Рэп? Какой ещё рэп?
— Ну, тот, который запрещают читать угнетенным неграм.
— Бог мой, вот ты о чем! Спроси лучше у своего протеже. Не сомневаюсь, он расскажет тебе какую-нибудь совершенно душераздирающую историю!
Вы когда-нибудь обращали внимание, что слуги могут выглядеть ничуть не менее представительно, чем их хозяева? Вот и у пятого герцога Лейхтенбергского Евгения Максимилиановича любой лакей выглядел куда важнее генерала. По крайней мере, с точки зрения Сёмки. А что бедному мальчишке ещё думать, когда на него надвигается эдакий господин весь в золотых позументах и со строгим взглядом? Конечно, только снять картуз и поклониться!
— Где тебя носит? — строго спросил Дмитрий.
— Дык я, — попытался оправдаться парень, но наставник тут же прервал его.
— Еще не всем полотерам поклонился?
— Да, как их отличишь, когда они все в золоте!
— По глазам, — усмехнулся Будищев.
— Как это?
— Много будешь знать — скоро состаришься! Кабель протянул?
— Ага.
— Ну, хоть какая-то от тебя польза.
Вот уже третий день они не вылезали из Петергофа, занимаясь монтажом проводки в герцогском дворце. Дело было в том, что потомок русского царя Николая Iи вместе с тем пасынка Бонапарта Евгения Богарне решил, что он тоже является сторонником прогресса и пожелал завести себе электрические звонки. Сказано-сделано, и управляющий сделал соответствующий заказ в недавно открывшейся электротехнической фирме Барановского и Будищева.