— Ладно, сучка, один-один, — он не выглядел злым, но мне ли не знать, что он никогда таким не выглядит, когда творит гадости, — признак самых ужасных монстров. — Ты, как я вижу, нарываешься на самые интенсивные ухаживания, обезьянка?
На самом деле, два-один. О первом случае он даже не помнит, и это обиднее всего. Я, памятуя о душевном облегчении, когда впервые отважилась выступить против него, просто поддалась внутреннему порыву. И говорила, больше не подбирая слов. Все равно огребу, так хоть с осознанием, что высказалась:
— Один-один, Герман Маркович! А что, избалованное чмо не привыкло, что не все ему пятки целуют? Вы, господин, только вечеринки закатывать умеете, за которые должны расхлебывать другие? Мудаки имеют право просто шагать, не обращая внимания на других людей? Или мудаки действительно считают, что сегодня могут над кем-то издеваться и все это будут молча проглатывать?
Он, вероятно, удивился такому напору, поскольку не перебивал — наоборот, чуть отступил и уставился на меня. Ну, раз слушают, то я готова к спичу, который конкретно этот индивид в своей жизни точно никогда не слышал:
— Что такое, Герман Маркович, тебе никто не сообщал, что ты ничтожество? А что ты из себя представляешь, интересно? Толком не учишься — в институт являешься только для того, чтобы преподов и сокурсников доводить. И все молчат, слово боятся сказать, потому что в курсе безнаказанности. Или что ты сюда явился якобы на практику — так ее в институте и зачтут. И друзей своих, таких же халявщиков, сюда же притащил, хотя все они спокойно могли отдохнуть за деньги своих богатых папаш…
— Хватит, — он сказал вдруг тихо. Как-то заметно притихли и все его друзья, а Верочка вообще побледнела, словно собиралась грохнуться в обморок.
Но я уже не хотела сдерживаться. Придавило их откровениями? Так пусть хоть разок что-то подобное услышат, когда еще повезет? Заметила, что в нашем направлении спешат и Кеша с Юрой, у последнего на лице явное волнение. Но я обойдусь и без героев в сияющих доспехах, особенно тогда, когда конкретно Юру и не имела в виду в своей тираде:
— Вам ведь, тупым мажорчикам, и в голову не приходит, что большинство студентов о таких местах и мечтать не могут! Восемь мест на институт — какая удача для кафедры! Но нет, везде вы — и хоть бы сделали вид, что работаете! Зачем тебе эта практика, Герман, на которой ты будешь только жрать, бухать и выводить из себя людей? Ведь ты всю жизнь будешь только по головам прыгать, а сам по себе ничего не стоишь!
Я замолчала, чтобы перевести дыхание, но снова поразилась непонятной тишине. Вдруг показалось, что Герман не из тех людей, которым нечего сказать. Эти всегда найдут язвительную реплику, чтобы уесть оппонента. Теперь мне хватило ума и проследить за их взглядами, направленными мне за спину. И окончательно добила Кристина, сказав охрипшим голосом:
— Здравствуйте, Марк Александрович!
Я поворачивалась очень медленно — точь-в-точь древний старичок, который очень экономит силы и ему уже некуда спешить. Ничему меня жизнь не учит, как говаривала мудрая Верочка. Ведь только вчера я попалась ровно на том же и не запомнила: сначала по сторонам осмотрись, во все кусты загляни, а уж после изволь открывать ротик.
Мужчина за моей спиной был высок и импозантен. Сходство с сыном бросалось в глаза — такие же светлые глаза со стальным оттенком, тонкие и приятные черты лица, волосы только чуть темнее, чем выгоревшие на солнце пряди Германа. В деловом костюме, что в такую жару выглядело неуместно, руки заправлены в карманы.
Я совершенно точно не собиралась разглагольствовать о богатых папашах в присутствии богатых папаш. Потому промямлила:
— Извините, Марк Александрович, я не хотела…
Не закончила. Тут разумно и нечем заканчивать — не для его ушей маслице-то лила. Через три минуты он узнает, что я здесь на практике, через четыре минуты я больше не буду на практике — причем даже не сказать, что несправедливо. Этот человек все-таки выделил места для студентов, трудовой стаж с зарплатой предусмотрел, а кто-то оказался настолько неблагодарен, что орет на его сына за то, что он чье-то место якобы занимает…
— И вам здравствуйте, девушка, — ответил мужчина сухо, хотя я и не здоровалась. — Как зовут?
— Ульяна… Васнецова, — я все-таки опустила глаза в землю.
— Студентка?
Хотелось ответить «так точно!» — почему-то ситуация располагала, но я лишь кивнула.
— Карина вас в горничные определила или на склад? Мест на кухне нет — там другая квалификация требуется. Практикантам там не место.
— Горничные, — выдавила я, вообще не понимая смысла в этих вопросах.
— И я считаю, что это правильно! — у него голос тихий, но какой-то зычный, пробирающий до мурашек. — Выучитесь — может, и в руководство когда-то попадете. Но не бывает хороших руководителей без знаний всех азов работы, потому начинать надо всегда с низов. Все, Ульяна Васнецова, свободна.
Он этой фразой будто пинка мне под зад дал, чтобы шла уже отсюда. Я сделала несколько вялых шагов, но затормозила, не зная как спросить: «На сегодня свободна или вообще-вообще свободна? То есть вещички-то собирать?». Марк Александрович на меня уже никакого внимания не обращал, а тон его стал вдруг намного мягче:
— Здравствуй, Кристина. Привет, ребята. Иннокентий, что за вид? — он вдруг погрозил коротышке пальцем. — Смотри мне, только заподозрю, три шкуры сдеру! Лето в этом году выдалось загляденье, сам мечтаю об отпуске. Юра, и ты здесь, никак не привыкну. Привет родителям не передавай.
Я теперь вообще уйти не могла, став свидетелем очень необычного и много открывающего разговора, подтверждающего все слухи и сплетни, но теперь будто на официальном уровне. И вдруг тон мужчины похолодел:
— А теперь о недавнем выступлении языкастой практикантки. Что еще за бухлишко? Кто в институте преподавателей доводит? И почему это Карина вам обязанности не расписала? Я все понимаю — лето, друзья, отдых, но без переборов же, — на этих словах я посмотрела на Германа. Он тоже смотрел на меня неотрывно, как будто и не слушал отца — точно знал, что тот скажет дальше: — В общем, я тут подумал… кстати, а где Карина Петровна? Пусть определяет вас в хозблок и переселяет к остальному персоналу. Да-да, Кристина, если ты сюда не номера убирать явилась, то девица давеча верно выразилась — оплачивай как постоялец и наслаждайся, сколько влезет. А практика должна быть практикой!
— Марк Александрович! — в один голос выдохнули Анжела с Ангелиной.
— Я все сказал. Простите, времени нет, у меня сегодня проверка еще пяти отелей. Давайте за мной, ребята, сам проконтролирую.
И просто зашагал по направлению к центральному зданию. Каждый наградил меня многозначительным взглядом, потом поплелся вслед за мужчиной. Герман шел последним — точно так же, как отец, заправив руки в карманы. Неподалеку осталась только Верочка. Она покачнулась, а потом и вовсе осела на землю.
— Тебе пи…
Порыв ветра заглушил конец слова, но я и сама догадалась. Это почти «хана», но хана объемная, другой природы и ёмкости, эдакая кубическая хана. Хотела отомстить — и желание сбылось в наилучшем виде! И теперь мне пи…
Глава 8
Буря мглою небо кроет
Эх, молодец, Ульянка! Вот прямо молодчага, горжусь! И это ничего, что поджилки трясутся, — они у всех героев немного дрожат. Зато молодчинища!
Такими мыслями я себя подбадривала, пока шла к морю. А из-за чего планы менять? Перед смертью не надышишься, зато за это время Большую восьмерку уже, быть может, расселят по новым комнатам, а там они будут заняты благоустройством быта. Верочка со мной почему-то не пошла. Вероятно, теперь ее очередь со мной не разговаривать и делать вид, что мы незнакомы.
Поджариваясь на вечернем солнышке, я пыталась привести все выводы хоть к какой-то системе. Но все это не имело смысла, поскольку я просто понимала, что дальше меня будут долбить, а я буду отбиваться. И так до тех пор, пока у кого-нибудь не иссякнет запал. Из всей информации осмысливалось только одно наблюдение: когда Герман попался в лифт, он смеялся. Но после, в компании своих друзей, выглядел уже агрессивным. Значит ли это, что на самом деле он не особенно-то разозлился и просто разыгрывал перед ними роль сумасшедшего диктатора? Ну, наподобие вожака в волчьей стае, который не имеет права демонстрировать слабости? Нет, больше подходит сравнение с лидером в преступной банде. Даже если моя догадка верна, то положение от этого не сильно меняется: Герман будет считать себя обязанным меня затравить, потому что от него именно этого и ждут. М-да, ситуация…
Я не спешила — надеялась, что после отъезда Марка Александровича все недовольные успеют проораться.
Не успели.
Стоило мне только свернуть в свой коридор, как я наткнулась на близняшек, дико орущих о том, что обо мне думают. А когда они еще и меня увидели, то это прибавило их выступлению несколько тонов и витиеватости. Ух ты, а я и не знала, что и выходцы из богатых семей знакомы с лексиконом сапожников.
Поинтересовалась в секундной паузе:
— Вот этому последнему обороту вас репетиторы по французскому обучили?
Одна из них взвилась еще сильнее:
— Да я тебе сейчас все космы повыдираю!
Но вторая ее неожиданно остановила:
— Не надо, ангелок! Еще маникюр из-за этой лахудры портить!
Надо же, ангелок. Я не удержалась и усмехнулась:
— И то верно. Оставьте свой маникюр до завтрашней уборки — он там ой как пригодится.
И быстро шмыгнула мимо них, поскольку уже не была уверена, что ангелок-один захочет удерживать ангелка-два. Оборачиваться для проверки не стала, поспешив попасть ключом в скважину. Верочка сидела на своей кровати, поджав коленки под подбородок, и почему-то тряслась. Зато смотрела на меня со смесью страха и ненависти. Я и ей уделила внимание:
— Слышала, у нас теперь соседки справа появились?
— Слышала, — буркнула она. — Весь корпус слышал. А слева — Мишель с Кешей, я за последний час маты только от последнего не слышала. Но его просто могли и перекрикивать. Раевский Кристину валерьянкой отпаивал после того, как она пыталась вынести эту дверь. Что же делать, что же делать…
Надо же, мы в кои-то веки общаемся как настоящие подруги — вот что делает обстановка бункера, из которого боишься выйти, поскольку его окружили плотоядные чудовища. Но я быстро опомнилась: даже в бункере лучше не забывать, кто есть кто. Потому я и ввернула вариант, хотя и не без издевки:
— Как что? Комнаты-то двухместные, Кристину наверняка одну поселили. Переезжай к ней — где носки постираешь, где еще какую пользу принесешь.
Она вдруг подлетела вверх, меняясь в лице, ее глаза буквально за секунды наполнились радостью и столь привычным отсутствием осмысленности.
— Точно! — она подбежала ко мне и даже попыталась обнять. Я кое-как успела увернуться: — Ульяночка, ты гений! Как же я сразу не подумала!
Все три чемодана были собраны за шесть секунд, сестра покинула бункер без долгих прощаний. Не могу поверить! Хотя о чем это я? Уже могу.
Я все-таки закрыла на ключ, кабы чего не вышло. Точнее, не вошло. И была права — через миг в дверь что-то с грохотом ударилось, как будто кто-то с налета попытался влететь внутрь. Или, может, Кешей швырнули.
Еще через некоторое время я расслышала голос Германа:
— Хватит визжать, уши закладывает.
Я никогда ему об этом не скажу, но это был единственный раз, когда я с ним согласилась. И он продолжил теперь в абсолютной тишине:
— Пойдем уже ужинать, едим тоже в общей столовой. И угомонитесь. Если Карина Петровна это застанет, то можете даже не рассчитывать здесь остаться — стерва все доложит отцу.
— А я и так не хочу здесь оставаться! — голос Кристины. — Я вам кто, чтобы со мной вот так обращаться?
— Вали, не держу, — еще тише сказал Герман, после чего она что-то там неразборчиво зашептала. А затем он явно подошел к моей двери и сказал отчетливо: — Никаких драк и громких скандалов. Во-первых, это просто неинтересно. А во-вторых, у нас впереди больше двух месяцев, чтобы выпотрошить одну обезьянку до лоскутов. Лишь бы она сама столько времени продержалась и не сорвалась на драки и скандалы перед Кариной Петровной. Будет жаль, я прямо сильно расстроюсь.
И они уже в другом настроении отчалили от моей двери, в общем шуме голосов я расслышала и Верин — уж не знаю, что она им наплела, но Кристина, очевидно, прогонять ее из комнаты не стала.
Разумеется, никакого облегчения я не почувствовала. На самом деле, лучше бы разок побили — не сильно, конечно, но на том и успокоились бы. А теперь будет постоянная травля. У Германа в этом отеле все козыри — больше, чем где-нибудь в институте, а даже там от него все шарахаются. Тут же весь персонал перед ним наверняка на цырлах ходит, мое единственное прикрытие — Карина Петровна, при ней они не рискнут. К ней в комнату, что ли, напроситься? Попыталась себя снова развеселить пафосными речами о героизме, но на этот раз ничего не вышло.
Итак, ближайший курс намечен — теперь я так и буду все свободное время сидеть в запертой комнате, боясь даже в столовую выйти. Ведь прямо сейчас сижу. И что же, завтрак тоже пропущу? Найду какие-то доводы, что диета даже полезна?
Я встала и решительно открыла дверь. Надо пойти в столовую и что-то съесть. И не потому, что я умираю от голода, просто пойти и поужинать — показать, что я их не боюсь, что не собираюсь сидеть здесь и трястись в ожидании расправы. Но главное, потому что если я сегодня на это не решусь, то завтра будет еще сложнее. Дело даже не в какой-то гордости или героизме на грани идиотизма, просто мои скудные познания жизни подсказывали, что слабость шакалам показывать нельзя. Клевать будут, факт. Но слабого просто растопчут.
Вошла в шумный зал, села за стол подальше от компании. Конечно, через минуту кто-то из них меня заметил, после чего каждый подарил мне улыбку. Герман вообще расцвел. Он встал и подхватил поднос. Его друзья, засмеявшись, тоже начали подниматься. Ага, то есть ужинать мы будем вместе, спокойно поесть не дадут. Хотя вряд ли они уже сейчас были к этому готовы, потому не прихватили сушеных тараканов или что-нибудь подобное.
Я напряженно смотрела, как Герман первым неспешно идет ко мне, потому и не замечала, что происходит вокруг. Сильно вздрогнула, едва не упав вместе со стулом, когда рядом громыхнуло. На место по соседству рухнул Юра и, не глядя на меня, тихо сказал:
— Про обещание помнишь? Не думал, что так быстро понадобится.
— Что? — я уставилась на его профиль, не в силах соображать.
— Желание. Одно. Без вопросов, — он говорил едва слышно и отрывисто. — Сейчас соглашаешься со всем, что я буду говорить.
Я даже ответить не успела, поскольку вся компания уже оказалась в зоне слышимости. Они задорно подхватывали стулья и садились вокруг, заполняя своими подносами небольшой столик.
Юра улыбался широко, чем привлек к себе внимание Германа. Тот нахмурился и внимательно посмотрел на друга, будто чего-то ждал.
— Слушайте, — голос Раевского прозвучал как-то чисто и с нажимом. — Скажу сейчас, чтобы закрыть все вопросы. Мы с Ульяной встречаемся.
Бровь Германа иронично изогнулась.
— Да ладно. И как давно?
— Только начали, — спокойствию Юры я могла бы позавидовать. — А это имеет значение? Она мне давно понравилась, это ведь я ее сюда пристроил, так что никаких сюрпризов вроде. И вот прямо сейчас договорились.
— За десять секунд? — сдавленно спросил Мишель.
— Делов-то на восемь секунд. Я предложил встречаться — Ульяна согласилась. Хлобысь, и вот мы уже пара. Поздравите? Ульян, маякни, что не вру. Поедем завтра после работы в кино?
Кажется, я сказала «Нет, конечно, не врешь» или «Да, конечно, куда угодно» — ну точно что-то такое, подтверждающее все его слова. Хотя вряд ли это хоть кто-то расслышал.
Глаза Германа стекленели — я это отчетливо видела. Он просто не сводил взгляда с друга, а потом хрипло выдавил:
— Да ты издеваешься… Юр… блин, — последнее прозвучало с другим окончанием, но по экспрессивности в данном контексте подошел бы любой звук.
Раевский подался вперед и добавил другим тоном:
— Сам знаешь, что нет. Я хоть раз за кого-то просил, Герман? Я бы стал за кого-то просить, если бы не надеялся на ответку? Хотел как-то покрасивее, поближе познакомиться для начала, а тут такая удача. Ульяна не могла не согласиться, в такой-то ситуации. А я взял и воспользовался. Хоть чему-то у тебя научился, зацени.
Герман резко откинулся на спинку стула и уставился вверх.
— Я что-то не поняла… — тихо простонала Кристина.