Стремительно иду к выходу, почти бегу, а посетители расходятся по сторонам, освобождая путь.
— Виктор Андреич, вы надолго уезжаете? — спрашивает Вася, мой личный помощник и секретарь.
— Да, утром приеду, отчитаетесь, — распоряжаюсь и выбегаю из клуба. — Не расслабляться в моё отсутствие, ясно?
Вася кивает и продолжает прерванный разговор по телефону.
Ночи в мае уже тёплые, а мне даже жарко сейчас от бурлящего в крови адреналина. Ищу глазами Асю, которая точно не могла далеко уйти. Стоянка такси пустынна, только одна машина поблескивает боками в свете фонарей, и мне даже напрягаться не нужно, чтобы увидеть стоящую рядом валькирию.
— Куда это ты рванула? — спрашиваю, хватая её за локоть за секунду до того, как она влезает в белую Ладу.
— Домой собралась. Отстань! — пытается вырвать руку, а таксист возникает рядом, готовый защитить от моих посягательств честь красивой девушки.
— Проблемы?
Такой сервис, я в восторге.
— Никаких, — бросаю, а Ася дёргает рукой. — Смойся отсюда, зашибу.
— Чего ты прицепился?! — взвизгивает Ася, но так активно дёргаться перестаёт. — Пусти!
— Вот отвезу тебя домой, тогда и отпущу. А то, посмотрите на неё... Кенийский бегун ты, а не девушка.
— Ты маньяк, да? — Сверкает глазищами, аж ночь светлее становится.
— Он самый, — говорю, отпуская её руку, потому что сейчас и правда, смахиваю на одержимого. — Ася, машина моя недалеко стоит, зачем тебе эта колымага?
— В общем, ребята, разбирайтесь сами. — Таксист машет на нас рукой, садится на водительское место и заводит мотор.
Пара секунд, и он растворяется в ночной тишине, даже мотор почти не ревёт.
— Ну вот, уехал, — печалится Ася и окидывает пустынную стоянку грустным взглядом. — Вот, последний уехал! Это всё ты виноват, понял?!
Тычет в мою грудь пальцем, разделяя каждое слово.
— Ничего, сейчас другую вызову по телефону.
Ага, конечно, размечталась.
— Ася, последний раз предлагаю: поехали со мной.
Она не обращает на меня внимания, роется в сумке, находит всё-таки проклятый аппарат, но тот, похоже разрядился наглухо — Ася безуспешно пытается его включить, только ни черта не выходит.
— Ладно, твоя взяла! Этот гад решил выключиться в самый неподходящий момент, чтоб его на части порвало.
И будто в ответ на её пожелание, мобильный выскальзывает из руки, падает на асфальт и распадается на несколько частей. Экран вдребезги, крышка расколота, а Ася смотрит на это безобразие несколько секунд, а потом, запрокинув голову, начинает смеяться. Это нервное, но смех — лучше слёз, однозначно.
— Туда ему и дорога! — говорит, отсмеявшись, и присаживается на корточки. Разбирает злосчастный аппарат, извлекает сим-карту и флэшку, складывает в сумку, а потом, поднявшись на ноги, отфутболивает развалюху в кусты. — Вот так даже лучше.
— Поедешь всё-таки со мной? — спрашиваю, когда она прекращает копаться в сумке.
— Ну, как видишь, судьба мне выбора не оставила.
— Судьбе виднее.
— Философ, однако, — усмехается и делает шаг в мою сторону. — Ну, и где твоя машина?
— Совсем рядом, пойдём.
И протягиваю руку, которую Ася снова игнорирует. Просто делает вид, что ничего не замечает и идёт рядом. Никогда ещё не чувствовал себя таким идиотом, честное слово. Но, с другой стороны, в чем-то её поведение даже уважения достойно, мужу изменять не хочет. Да только мне почему-то кажется, что супруг её не очень стоит таких жертв. Есть такое подозрение.
Обходим территорию “Бразерса” с тыла и, когда достигаем сетчатого забора, нащупываю рукой навесной замок и открываю его. Здесь темно, почти ничего не видно, от этого ощущение присутствия Аси совсем рядом будоражит. Понимаю, что, если поцелую её сейчас снова, это закончится плохо, потому держу себя в руках. Она замужняя женщина, это нужно помнить. Помнить, чёрт возьми, а не планировать прислонить спиной к забору и брать страстно и яростно, точно конец света наступил.
— Только аккуратно иди, — прошу, распахивая воротца. — Тут может попасться всякий мусор под ногами. Лучше держись за меня, чтобы не упасть.
— Я неплохо в темноте вижу, спасибо, — бурчит и делает шаг вперёд.
Да только я не зря предупреждал: Ася цепляется каблуком и, теряя равновесие, начинает падать вперёд. Охает, когда я ловлю её в полёте и прижимаю к себе.
— Я же говорил…
— Говорил он… отпусти.
В её голосе нет протеста, лишь горечь. В темноте Асин образ кажется почти волшебным, и я касаюсь пальцами спинки носа, провожу вниз и дотрагиваюсь до губ. Не пытаюсь поцеловать, просто касаюсь, и в этом есть какое-то странное удовольствие, почти болезненное.
Всё-таки отпускаю, потому что не железный, но Ася сама берёт меня за руку, не желая, наверное, снова падать. На парковке лишь мой водитель — Артур — натирает ветошью и без того глянцевый бок моего мотоцикла.
— О, шеф, доброй ночи, — улыбается, не отрываясь от занятий.
— Артур, езжай домой, я сам за руль сяду.
— Значит, могу быть свободен? — Артур — бесхитростный малый и радости своей скрывать не умеет, потому сейчас стоит и улыбается, словно ему конструктор на Новый год подарили.
— Именно, отдыхай, приятель.
Артура не нужно просить дважды, потому убегает со скоростью света, по пути выкрикивая: “Шеф, ты — лучший!” Смеюсь его дурацкой выходке, а Ася хохочет.
— Вот это чудной товарищ.
— Тут вообще сплошь чудаки, так что я давно уже не удивляюсь. Но с другими мне скучно.
Ася молчит, когда открываю перед ней пассажирское сидение, хотя очень хочется, чтобы она села рядом. Но пусть так, лучше не пугать её лишний раз.
Когда оказываюсь в салоне и завожу мотор, ловлю задумчивый взгляд голубых глаз в зеркале, но Ася тут же отворачивается, словно я её на горячем застукал. Ха, пусть только попробует сказать, что я ей не нравлюсь. Но торопиться не будем, нужно ещё выяснить, что там за муж такой. И есть ли дети…
От мысли, что у неё может быть ребёнок, испытываю странные ощущения. Дети для меня — тема болезненная, но глушу в себе вспышку боли, потому что ни к чему это не приведёт. Прошлое нужно оставлять за спиной, лишь сохраняя в памяти хорошее.
— Куда едем?
Ася называет адрес и отворачивается к окну, а я выезжаю с парковки, прикидывая в уме, какими дорогами повезти её к дому, чтобы путь стал значительно длиннее.
4. Ася
Всё-таки я идиотка.
Эта мысль осталась единственной, вытеснив все остальные. Поглядываю украдкой на Викинга, на связанные на затылке волосы в хвост, и борюсь с желанием снять кожаную резинку и запустить в них пальцы. Интересно, какие они на ощупь? Никогда не общалась с мужчинами столь необычной наружности: татуировки, длинные волосы, бритые виски, борода. А ещё высокий рост и мощные плечи… но он мне нравится, как не нравился никто уже очень давно. Да, иногда я обращала внимание на симпатичных парней, но никогда сердце не билось в груди так часто. Я ведь верная жена, правильно?
Когда Викинг целовал меня, казалось, что Вселенная взорвалась искрами, сгорела дотла, но потом пришло осознание того, что так нельзя. Саша всё ещё мой муж, а для Виктора я, наверняка, просто развлечение на одну ночь. И как потом жить, зная, что никому ты, в сущности, в этой жизни и не нужна? Так, красивая кукла, не больше.
— Останови, пожалуйста, — прошу, когда автомобиль сворачивает на знакомую до боли улицу. — Дальше я сама.
— Не хочешь, чтобы муж нас застукал? — В голосе — горькая ирония, но я не знаю, что ему на это ответить. Я вообще уже, кажется, ничего не знаю. — Ну-ну…
— Я ничего не боюсь, просто хочу пройтись. Имею право?
— Конечно, почему нет? Ходить вообще, говорят, полезно.
Но автомобиль не останавливает, только снижает скорость, поглядывая на меня в зеркало.
— Витя, я не шучу!
— Ого, какая незапланированная нежность, — усмехается, а машина так и продолжает медленно катиться вперёд. — Я уже Витя, да? Мне, кстати, нравится.
— Ты невозможен!
Дёргаю ручку двери, пытаясь открыть её. Готова выскочить на землю и плевать, убьюсь или выживу. Главное, выбраться из этого ставшего вдруг душным салона.
— Если не остановишь, я выпрыгну!
Я не шучу, и Викинг, наверное, это понимает, потому что автомобиль плавно тормозит. Продолжаю дёргать за несчастную ручку, а мой мучитель тихо смеётся. Сложил руки на руле, кладёт на них голову и смеётся, идиот. Взрослый же мужик, а как маленький.
— Выпусти, а? Ну, пожалуйста…
Поворачивается ко мне и сверлит серыми глазищами, в которых бушуют грозы.
— Скажи только честно и тогда выпущу. — Его голос становится ниже, а у меня внутри что-то ёкает. — Всего один вопрос, обещаю. Ты его портрет там, в тире, рисовала? Мужа своего?
Вопрос выбивает из колеи, как собственно и задавший его мужчина. Викинг слишком сложный для меня, мне и своих проблем хватает, но именно эти трудности, когда любой разговор легко может свернуть в противоположную сторону, а от близости кожа дымится, привлекают.
— Если отвечу, точно выпустишь?
— Конечно, я же обещал.
— Да, его портрет.
— Так я и думал… а теперь иди.
И он нажимает какую-то кнопку на панели управления, дверной замок тихо щёлкает и, повернув ручку, впускаю в салон свежий ветер. Чёрт возьми, как же уходить-то не хочется, но надо. Ради себя самой, надо.
Выхожу из машины, даже не попрощавшись, а Викинг опускает стекло, следя за мной. Его взгляд впивается в кожу сотней иголочек, и я вздрагиваю, словно вдруг зима наступила, и стало нестерпимо холодно. Никогда раньше такого цвета глаз не встречала — чистая сталь, жидкое олово и грозовое небо в равных долях.
Делаю шаг назад, во тьму, но Викинг не торопится уезжать, лишь смотрит, прищурившись, чего-то ожидая. Но я совсем ничего не могу ему дать, потому что не имею права.
Но всё-таки глупая девчонка внутри меня, влюбившаяся в него с первого взгляда, берёт верх. И как не пытаюсь уговорить саму себя, что задуманное — неправильно, нечестно, но руки уже сами раскрывают замок сумки и нащупывают на дне блокнот и ручку. Подхожу к так и стоящему посреди улицы автомобилю, кладу на крышу блокнот и записываю свой номер. Не знаю, зачем. Не хочу даже задумываться над этим, потому что тогда точно передумаю. Может быть, это будет лучшим вариантом, но сейчас я мало способна связно соображать.
Будь, что будет. Отрываю листок и просовываю в открытое окно. Бросаю, не глядя и, развернувшись на каблуках, убегаю во тьму, потому что совершенно не хочу думать о том, что сделает Викинг с бумажкой. Может быть, вообще выбросит. И это будет к лучшему.
Когда уже почти добегаю до дома и дрожащими пальцами ищу в сумке ключи, которые никак не хотят находиться, до слуха доносится удаляющийся рёв автомобильного мотора. Викинг уехал, и хвала небесам. Не готова я пока что ни к чему, слишком больно внутри от бесцельно потраченных лет, слишком пусто на душе.
Да, я виновата, поддавшись порыву. Обидела Викинга, наверное, но и сделать то, о чём потом пожалела бы, не смогла.
А глупое сердце всё равно трепещет от мысли, что он может позвонить. Сделанного не воротишь, и теперь, вместо того, чтобы разгребать накопившиеся проблемы, я буду ждать его звонка. Напрасно, как мне кажется.
Когда вспоминаю, что телефон разбила вдребезги, прислоняюсь лбом к прохладной стали калитки и смеюсь. Господи помилуй, какая же я беспросветная идиотка.
Проклятые ключи всё-таки найдены, а я жалею, что сейчас совсем трезвая — выпитое этим вечером уж полностью выветрилось из организма. Да и, честно говоря, возвращаться в этот дом в ближайшее время не планировала, но не к родителям же среди ночи ехать? Только пугать.
Закрываю за собой калитку, медленно прохожу к дому вдоль розовых кустов, уже выстреливших бутонами, а на сердце такая тоска, что хоть стреляйся. Не хочу видеть Сашу, не хочу помнить, каким подлым слизняком оказался. Это ж надо было придумать — ради повышения подставить мою лучшую подругу, рассказав её отцу то, что ему знать не следовало. И вроде бы ерунда, и он клялся, что всё это — ради нашего светлого будущего, только основная проблема не в этом. А в том, что я вдруг отчётливо поняла — я не смогу ему больше верить. Но даже это можно пережить, а вот презрение, которое вдруг ощутила, чувство гадливости, когда Саша говорил мерзости, сидя в нашей кухне, обвинял во многом, пытаясь обелить себя, невыносимо.
Он вставил нож в спину моему близкому человеку, разрушив своим наговором её жизнь. Теперь Полина ушла из дома, осталась без работы и даже личные счета заблокированы её отцом. Но Саша так и не понял, какой вред причинил Поле, обвинив её попутно в том, что она плохо на меня влияет. Детский сад, право слово.
Это так мелко, мелочно, что в голове не укладывается.
И я не выдержала, врезала ему от души, в тщетной надежде, что полегчает. Не-а, ни на капельку. Стало ещё противнее, уже от себя самой.
Дойдя до входной двери, поворачиваю ручку и вхожу в сумрачный коридор. Пахнет табачным дымом и пролитым вином, хотя точно знаю — мой муж в рот алкоголь и сигареты не возьмёт, слишком повёрнут на своём здоровье и возможном долголетии. Собственно, моя привычка иногда пропускать несколько бокалов вина и становилась главной причиной наших скандалов. Он вопил, точно его на части режут, а я назло ему, примерно раз в месяц, шла в ресторан и выпивала там лишнего. Это адский водоворот, в который затянуло нас обоюдное упрямство и нежелание считаться с мнением другого. Так и жили: Саша пророчил мне все круги алкоголизма, а я называла его занудой и убегала в ночь. Но убегала я от пустоты большого дома, в котором редко звучит смех и с каждым прожитым днём казалось, что меня хоронят в этой бетонной коробке заживо.
В доме тишина и покой, и только запах наводит на мысль, что что-то здесь не в порядке. Не включая свет, на ощупь, прохожу в нашу спальню, где аромат особенно насыщенный. Подсознательно я уже понимаю, к чему всё идёт, верить только в это отказываюсь.
В комнате чьё-то тихое, незнакомое мне дыхание разрушает хрупкую тишину, а мне кажется, что кто-то бьёт меня в самое сердце тяжёлым молотом. Когда всё-таки нахожу в себе силы и нажимаю на кнопку выключателя, сначала морщусь от слишком яркого света. Но зрение постепенно восстанавливается, и взгляду открывается картина, видеть которую мне совершенно не хочется. Но поздно уже, все шансы убежать от этого я потратила. Теперь терпи, Ася. Ты тоже не цветочек полевой, заслужила.
Карма — любопытнейшая штука, как ни крути.
Всё-таки не ожидала, что этот идиот приволочёт кого-то в нашу постель. Нет, я не надеялась, что Саша будет посыпать голову пеплом, нет. Зачем мне это, если я всё равно собралась разводиться? Склеивать то, что никогда целым не было — верх глупости, просто не думала, что для него мой уход совершенно ничего не значит.
Пошёл бы к друзьям, к проституткам, в стрип-клуб… я бы всё это поняла, но не вот так, в нашу кровать.
Они спят, сплетясь телами — длинноногая брюнетка и мой муж, раскинувший руки в сторону, закинувший ногу на любовницу, а она льнёт к нему, прижимается. Господи, какая гадость.
Аромат алкоголя и табачного дыма забивает лёгкие, кажется настолько отвратительным здесь, чужеродным — в доме, в котором столько скандалов было по поводу моих, как любит повторять Саша, пагубных привычек, которые сведут меня в могилу.
Три раза ха-ха.
Саша подскакивает на кровати, наверное, почувствовав моё присутствие, а я разворачиваюсь и выхожу из комнаты. Внутри клокочет злоба и обида, и сейчас у меня только одна мысль — побыстрее свалить отсюда, пока не стало ещё гаже на душе. Я не мазохистка и смотреть на своего мужа, пусть и не очень любимого, в объятиях другой — настоящий идиотизм.
Мне так противно от всей этой ситуации, что даже не хочется никому морду бить, точно испачкаться боюсь. Нет-нет, нужно держать себя в руках, потому что гнев — не самый надёжный друг.
Успокойся, Ася.
Иду в кухню, где открываю кран и опускаю голову под струю ледяной воды. Мне кажется, я сейчас сгорю к чёртовой бабушке, до такой степени лихорадит и трясёт. Щёки пылают, но даже холодная вода не в силах остудить кожу.