— Ромка, пусти...
Я не хотел попутчиков, надеялся, что, если не получилось тихо войти, получится хотя бы тихо выйти. Стиснув зубы, Хворостов терпеливо ждал, пока я открою двери. Сам лифт не захотел этого делать, хорошо хоть не поехал вниз. Димка и так страдалец, ещё травмы руки ему не хватало. Я ударил по кнопке аварийного открытия дверей. Хворостов влетел в кабину, виновато улыбнулся. И даже через десять лет и кучи пережитых ужасов он всё такой же двадцатипятилетний мальчишка по прозвищу "Прохвост". Двери закрылись за его спиной, лифт неспешно опускал нас на первый этаж.
— Что стряслось, давай рассказывай! — Димон хищно облизнулся.
— Да ничего особенного, я под колпаком ФСБ сейчас, — устало откинул голову, стоял, облокотившись о стену и заведя за спину руки. Холод железа успокаивал разгоряченную плоть. Так не хотелось лишний раз напоминать себе, в какой ситуации оказался. Димон напрягся, переминаясь с ноги на ногу, тёр подбородок:
— Это опять из-за кольца?
— Да нет...
Я прошёлся к дверям, чувствуя, как беспокоит его сложившаяся проблема, но не хотел врать, чтобы успокоить.
— В полицейском участке, где меня держали, на допросе умер полицейский. Сержант. Знаешь, такой классический...
Попытался выжать улыбку, но перед глазами возник труп Николаева, лежащий на патологоанатомическом столе. Здесь нечему веселиться.
— Они думают, ты убил его? — Димон приблизился, хотел изобразить удивление, но поморщился от боли.
— Нет, не думают, — я опустил взгляд на его правую ногу. — Как старые раны?
— Болят, — он недобро усмехнулся. — Всё как обычно, не хуже и не лучше. Ты шустрый, чтоб тебя догнать, пришлось пробежать пару метров.
Держась за поручень, Димон растирал ляжку.
— Свело, блин...
— Так и бегать незачем, я скоро вернусь в строй компании, могли бы спокойно поговорить потом, когда всё уляжется, — я присел на одно колено, положил на ногу ладонь, но вовремя вспомнил о проклятии. В этот раз целительный сеанс пришлось имитировать.
— Да уж, потом из тебя и клещами правды не вытянешь, знаю я твои потом... А как ты в том участке вообще оказался?
— Патруль принял в Филях.
— В парке, что ли? Помню, ты туда всё порывался... а там что забыл?
— Воздухом дышал, и за пьяного приняли, — я встал, устало махнул рукой. Что-что, а этих подробностей Димону знать точно не обязательно. В глазах Хворостова уже горел нездоровый азарт, теперь я не на шутку пугался этого явления. По старой дружбе он все еще пытался быть в курсе моих приключений, но я старался держать дистанцию ради его же блага.
— Тебя, пьяного? — Димон перевёл дух, гоготнул. — Да тебя за пьяного только сослепу можно принять.
— Да неважно всё это, — лифт сбавил ход, мы подъехали к вестибюлю. — Главное, что в участке человек умер, а я теперь что-то вроде важного свидетеля.
— Да ну... как в прошлый раз? — Димон напрягся, мы вместе вышли на первом этаже.
— Нет, не как в тот раз. Ладно, пойду я, а то меня уже ищут, — не хотелось больше тут задерживаться. Где-то вдалеке уже мерещился звук сирены подъезжающей скорой помощи. Хворостов остановил меня, ухватив за плечо, развернул к себе.
— Извини, Ром, тут такое дело... но ты должен знать.
Он опустил голову, шепча вполголоса. Чтоб нормально поговорить, пришлось отойти к дверям технических помещений.
— Что случилось? — я почему-то подумал, что разговор пойдёт о больной ноге, но откашлявшись и беспокойно оглядевшись по сторонам, Димон заговорил о другом персонаже из нашего общего прошлого:
— До меня дошёл слух, что ЕГО выпустили из тюрьмы...
— Кого его? — спросил на автомате, хотя не припомню, чтобы у нас было много общих знакомых, коротающих век за решёткой. А вернее, всего один человек. При упоминании его имени Хворостов бледнел и содрогался.
— Ну его... Аркашу... — он нервно сглотнул, покрываясь пятнами. — Я боюсь, Ромка...
— Кого? Этого утырка? Да ладно тебе! — криво усмехнулся, но на душе заскребли кошки. Воспоминания о тех событиях не накатывали приятной волной, обдавали холодом подвальных сквозняков и лезли в нос сырой затхлостью.
— А вдруг он решит отомстить? Ведь его тогда посадили по нашим показаниям!
— Да с чего ты решил? Ему теперь уже за полтинник, будет он о мести мечтать! После тюремных нар остаток жизни поправляют здоровье и заботятся только об этом. А по поводу показаний... Его судили по нескольким статьям, и наши свидетельства были каплей в море...
Хлопнул друга по плечу:
— Не переживай, он к нам не сунется, а сунется, натравим на него федералов. У меня тут уже новые знакомые нарисовались из этой среды.
— Но ты все же будь осторожен. У тебя остались контакты оперативника, что вёл наше дело тогда? — Хворостов возвращался к лифту, я уходил к дверям "Империи", обернулся в последний момент.
— Догматова, что ли? — странно, что Димон вспомнил о такой подробности. Николай Федорович действительно оставлял визитку на случай непредвиденного, но прошло десять лет, он наверняка уже на пенсии.
— Да, того с усами.
— Дома где-то, не переживай!
В этот раз пришлось соврать, чтобы успокоить друга. Я честно не помнил, куда её положил, да и толку теперь-то? Вырвавшись на улицу, прошел пост охраны и отметил на ресепшен новенький пропуск. Переваривая полученную от Димона информацию, отгонял воспоминания тех дней. Уж слишком много боли принесло наше безрассудство. Знакомый голос окликнул меня со стороны парковки:
— Роман Валерьевич, куда же вы?
Да неужели? Что называется: давно не виделись... Я нехотя остановился, нехотя обернулся. Хмельницкий стоял у своего джипа с противной ухмылкой на лице, глаза за солнцезащитными очками, руки в передних карманах джинсов.
— Вы решили сэкономить мне деньги на метро? — пришлось идти к нему почти с повинной. Уж лучше бы дождаться кареты скорой помощи, поездка на ней была бы более приятной, чем с этим занудой.
— А я смотрю, вы трудоголик, едва с больничной койки слезли и сразу на работу? — Хмельницкий за словом в карман не полез, но чувствуя своё превосходство в ситуации, я позволил себе поиздеваться над ним чуть больше обычного:
— Да нет, просто вы отняли у меня все средства к существованию, а жить на что-то надо, — достал так вовремя пригодившуюся кредитку, потряс перед носом федерала. — И я так понимаю, вы в меня вцепились крепко?
— Что вы? Я вас не держу, на вас же нет наручников, — Скалдер довольно улыбался, похоже, он любил подобные словесные дуэли, а-ля кто кому первым вынесет мозг. Поняв, что Хмельницкого не пронять острым словом, я сдался. В любом случае мне ехать в больницу, а этот дознаватель, будь он неладен, там все равно не останется.
— Ну, хорошо, везите...
— Сочту за честь, — Скалдер заботливо открыл мне дверь, снимая очки, сел за руль. — У меня, кстати, к вам будет ещё один разговор...
Что, опять? Ох, блин, неужели он ещё не наговорился? И где же Спесивцев, когда он нужен? Но я понял, почему не вижу их вместе: такого зануду тяжело выносить долго...
Десять лет назад.
Димкино выражение о грядущем богатстве заставило меня прожить следующие несколько дней в состоянии тихого ужаса. Я понимал, что задумал прохвост, но наотрез отказался принимать его предложение. Впрочем, пока молчал и сам Хворостов, когда мы мельком встречались в общаге или в корпусе института, он лишь подмигивал мне и загадочно улыбался. Мысль барыжить родовым кольцом, тем более таким экстравагантным методом, внушала мне суеверный страх. Странная способность кольца возвращаться к хозяину не могла не оставить отпечаток на моей душе. Невольно я изменил своё отношение к перстню, стал смотреть на него более почтительно. Иногда мне казалось, я слышу монотонное ворчание старого колдуна, которому он некогда принадлежал, но гнал все дурные мысли. В таком непонятном состоянии прошла неделя. Димон не подходил ко мне с вопросами и предложениями, со временем острота ситуации притупилась. Наверное, он ждал именно этого момента, выбрал один из вечеров, когда в комнате, кроме нас двоих, больше никого не будет.
— Попался, отлично! — дверь комнаты приоткрылась, я вздрогнул от Димкиного смешка. Хворостов тихо закрыл её за собой, плотно прижав к косяку. Раскрасневшееся после мороза лицо светилось странным счастьем.
— Да я и не прятался, — я насупился, готовясь к словесной обороне, встал с кровати. Не люблю ходить вокруг да около, спросил друга прямо в лоб: — Ну и что ты ходишь лыбишься неделю? Что задумал?
— Ты наивный, неужели сам не догадался? — Димон снял куртку, стряхнув с неё снег прямо на коврик у входа. — Ну ты прям божья роса!
— Да всё я понял, но нельзя так с кольцом! Чую, выйдет нам это обогащение боком, — я старался, чтобы голос не дрожал, показательно скрестил руки на груди. Громкое заявление остановило Хворостова лишь на мгновение, он скинул шарф и снял свитер. Усмехнувшись, махнул рукой:
— От такой удачи никто не отказывается.
Димон жестом подозвал меня к столу, ещё раз покосился на дверь. Надеялся, никто не побеспокоит нас хотя бы пару минут. Он вытащил из-за пояса газетный свёрток, положил на стол.
— Короче, смотри: я всё продумал!
Кто бы мог сомневаться? Слыша эти слова от Прохвоста, хотелось спасаться бегством. Возможно, даже через окно. Перстень на пальце нехорошо нагрелся.
— В Москве много ломбардов, но всё-таки их число ограничено, — он продолжал несмотря ни на что. — Продавать перстень два раза в одном месте не получится. Сам понимаешь...
Я приблизился к другу, но как и прежде взирал на него строго, без тени заинтересованности. Хворостов развернул бумагу, внутри лежал красный тюбик непонятно с чем и баночка с вазелиновым маслом. Вазелин узнал сразу, с горечью подумал, что на следующую аферу он нам точно понадобится.
— Зачем это всё? — горло пересохло, я играл скулами, все ещё надеялся перебодать друга и охладить его пыл.
— Вот о чём и говорю! Кольцо надо продавать каждый раз как можно дороже! А что для этого надо сделать? — Димон расплылся в самодовольной улыбке. Я не мог ему сопротивляться.
— Что? — склонился над столом, нервно играя костяшками пальцев по его гладкой поверхности.
— Вот! — Хворостов потряс красным тюбиком перед моим лицом. — Это притирочная паста для клапанов у машин.
— Зачем она? Вот зачем вазелин, я, в принципе, уже понимаю, а притирать что ты собрался? Слишком большие неприятности на наши задницы?
— Ха-ха! — Димон хлопнул меня по плечу. — Мне нравится твой настрой, Ромка! Но если сделаем всё правильно, скоро покинем это злачное место!
Он окинул комнату презрительным взглядом. Не разделял его мнения, за полтора года общага стала мне почти вторым домом, но может, лишь потому, что я слишком сентиментальный человек.
— Что сделаем-то? Объясни по человечески!
— Дай кольцо, — он открыл тюбик с притиркой, аккуратно разложил на столе куски грубой ткани, салфетки. Доставал добро из карманов заученными и точными движениями, как будто делал это каждый день. Внутри меня всё похолодело, но я снял перстень и передал другу. С тревогой и опаской смотрел, как он выдавливает на шинку кольца немного пасты. Деловито хмыкнув, начал втирать её грубой тканью.
— В таком состоянии за перстень много не выручишь. Ему нужно придать товарный вид.
Я задумчиво смотрел на кольцо. Откровенно не понимал, в чём именно трагедия его состояния. Ну, подумаешь, он почти полностью затёрт, в рисках орнамента зеленый налёт, а обломки канта заросли грязью.
— И вот скажи: как ты его продаешь? — Димон отвлёкся на мгновение, бросил на меня негодующий взгляд. — Улыбаться надо! Обманывать людей надо с улыбкой, понимаешь?
— Нет, не понимаю! Я не хочу барыжить кольцом! Не хочу никого обманывать.
Я вернулся к кровати, устало сел на край, демонстративно отвернулся к стене. Кольцо все ещё у Димона, но не надо прикладывать большого ума, как забрать его. Достаточно подождать до утра.
— Конечно, не будешь! — Хворостов рассмеялся, принялся оттирать перстень с удвоенной силой. — Я тебя к такому важному делу больше не подпущу. Я сам буду его продавать, не волнуйся. Всё будет выглядеть так, как будто я у тебя его украл.
— А если на нём действительно проклятие? — я изумленно уставился на друга. Иногда его способность находить простые выходы из самых сложных психологических ситуаций меня поражали до глубины души. Ведомый разгорающимся любопытством, я вернулся к столу.
— Ну, ничего страшного. Пусть проклятие перекинется на меня, если ты его боишься. Я в это всё не верю, — в голосе прозвучали нотки неуверенности, я тут же ухватился за них:
— Не веришь в магию? А как кольцо ко мне возвращается тогда? Почтой?
Хворостов отложил перстень, почесал затылок. Пораздумав недолго, ответил в свойственной ему манере:
— А это и не важно, главное, что возвращается, а уж из этого мы сможем выгадать и свою пользу, — он уверенно кивнул своему же аргументу. Такая позиция могла устроить Димона, но не меня. Я остро предчувствовал, что от кольца не будет счастья, и деньги, заработанные таким методом, кроме неприятностей, ничего не принесут. Хворостов закончил натирать перстень, теперь аккуратно убрал остатки пасты салфетками.
— Тут самое главное, не перестараться. Оттереть кольцо равномерно, без перепадов, — он периодически осматривал результат своей работы.
— И откуда ты всё это знаешь?
— Не поверишь, дома со старшим братом занимались нумизматикой. Частенько перепродавали монетки. Покупаешь в убитом состоянии, наводишь марафет и перепродаешь дороже.
Теперь хотя бы понятно, откуда в глазах Хворостова такой алчный азарт при виде моего перстня.
— А вазелин зачем? — я задумчиво крутил баночку в руках, пока Димон не забрал её.
— Вазелин, чтобы создать патину, — он обильно смазал им одну из салфеток, плотно завернул в неё кольцо. — Ну вот, оставить бы на солнце на пару дней, но жаль, зима. Положим за батарею.
Он недолго искал подходящее место рядом со своей кроватью. Спрятал салфетку между секциями чугунного калорифера.
— А если украдут? — я в беспокойстве навис над другом.
— Ты дурак? — он изогнул бровь. Я растерянно кивнул. И действительно, вот о чем, а об этом точно можно не беспокоиться. Как только Хворостов закончил с тайником, встал, отряхивая руки от паутины, вернулся к столу.
— Помоги убраться. Нельзя, чтобы кто-то ещё узнал о наших шалостях. Если кольцо вернётся с батареи, положи обратно, ты видел, куда именно. Надо дать ему отлежаться хоть пару дней.
— Ох, у меня плохое предчувствие, Димон! — помогая другу, я не мог не предупредить его о своих опасениях. Над нами словно нависла тень чего-то ужасного, но я пока не мог объяснить это более доступным языком.
— Смотри, не описайся от страха! — он подмигнул мне в весёлом задоре. — Готовься стать богатым.
* * *
— Ну, давайте, выкладывайте, о чём хотели поговорить? — мне пришлось поторопить Хмельницкого с расспросами. Он молчал от самой Москвы-Сити, загадочно улыбаясь сам себе.
— Я думал, я вам уже надоел.
— Не вы, а ваша работа, — я смягчил удар — Ну, что там за тема? Я ещё раз повторяю, я не знаю, что произошло с сержантом, я хотел...
— Да не об этом, — Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле, расплылся в своей самой противной улыбке Чеширского кота, кидая многозначительные игривые взгляды, будто знает обо мне что-то неприличное. В этот момент он напомнил мне кляксу, которую вынужденно пришлось приютить на руке.
— Я не гей, — ответил на всякий случай и с наигранной обидой.
— Да? А так сразу и не скажешь, — Скалдер хихикнул. — А если серьёзно, то почему вы не сказали, что уже проходили свидетелем в уголовном деле?
Я замялся. Ну, рано или поздно он докопался бы и до этой особенности моей биографии. Да, ничего приятного, но и скрывать тут особо нечего. В своё время Догматов позаботился, чтобы кольцо Яра не засветилось ни в каких следственных документах. Я, как и Хворостов, проходили по ним лишь потерпевшими.
— Долго, наверное, копали? Это было десять лет назад, может, больше...