— Сегодня нам придётся навестить как минимум два места. Сначала поедем в морг на опознание сержанта.
Так! Тело в морге! Уже хорошо, может, и не придётся ничего копать. Хотя где ему еще быть, пока идёт расследование? И почему я раньше об этом не подумал, озвучил другую мысль:
— Зачем опознавать-то? Разве всё и так не ясно?
— Ясно, не ясно! Есть протокол, и его надо исполнять, — нахмурившись, буркнул Хмельницкий, продолжил спокойнее: — Потом поедем в участок, расскажете и покажете, как всё было...
— Тот рядовой там будет? — я нахально перебил его, поймал на себе подозрительный взгляд ФСБешника.
— Конечно, Еремеев тоже свидетель.
— Отлично, — я прыгал на одной ноге, борясь с узким голенищем носка. Этот упырёнок мне нужен, главное, чтобы кольцо ещё было при нём. Федерал озадаченно хмыкнул, не ожидал, что я обрадуюсь грядущему перекрестному допросу. Он повернулся ко мне, зажав папку под мышкой, увидев мой представительский вид, тяжко вздохнул:
— Вы что, на работу собрались?
Ну, во-первых, я ещё не видел ордер на свой арест, а во-вторых:
— Я в каком-то роде лицо компании и её представитель и должен выглядеть безупречно.
Я широко улыбнулся, почувствовав свою неотразимость. Да, люблю строгие костюмы, черные галстуки, пышный официоз, не то что этот Хмельницкий со своими потёртыми джинсами. ФСБешник криво усмехнулся:
— У вас в компании у всех такой представительский вид? — он кивнул, намекая на мои синяки, не дав возможности ответить на остроту. — Пойдёмте уже, нет времени!
Мы вышли из палаты по очереди, Хмельницкий впереди. Он остановился возле агента:
— В палату никого не впускать.
Я изумленно обернулся на дверь своего временного пристанища. Повышенное внимание льстило моей скромной персоне, но с другой стороны — по коже бегали мурашки: а я точно свидетель? Соглядатай охотно кивнул, проводив нас до лифта. Они о чём-то втихаря перешептывались, и мне, оставшемуся в стороне от всего этого, стало смертельно скучно. В лифте ФСБешник также предпочёл молчать, кто-то позвонил ему на «мобилу». Закатив глаза, Хмельницкий сбросил вызов. Интересно, кто это мог быть, навязчивая поклонница? По внешнему виду федерала и не скажешь, что у него много таковых, но всё может быть. В вестибюле больницы я снова увидел ту женщину с инферналом на спине, она пила чай у регистратуры, медленно размешивала ложкой сахар, всё с таким же отстраненным взглядом. Бегло оценил, что процесс шел не так уж долго. Я бы, наверное, мог ей помочь, но не мог так просто подойти и навязать свои услуги. Нет, я так не привык!
Хмельницкий вышел на солнце, поморщился, опустив лицо и дёрнув из нагрудного кармана очки, нацепил на нос. Он повернул налево к стоянке автомобилей, и я облегченно выдохнул, что не придётся добираться по такой жаре на общественном транспорте.
— Вы на машине? Как хорошо... — оставалось надеяться, что до морга не придётся пилить на другой конец Москвы.
— Да-да... — федерал странно изменился, осунулся и воровато оглядывался по сторонам, словно от кого-то скрываясь. Больше не проронив ни слова, мы ступили на парковку. В руках ФСБешника блеснули ключи с дорогим брелком, на нажатую кнопку центрального замка отозвался и замигал бортовыми огнями возвышающийся над пузотёрками новенький хромированный «Гелентваген». Я присвистнул от удивления. Ни в жизнь не поверю, что этот шустрик купил его на свои кровно заработанные. Ого! Да у нас тут явно коррумпированный элемент, и не удивительно, что шёл он до своего сокровища на полусогнутых. Начальство, наверное, и не знает, на чём рассекает по Москве их скромный подчинённый.
— Это подарок, — на всякий случай пояснил Хмельницкий, увидев издёвку в моих глазах. Ну да! А те девять миллиардов в квартире — это всё моей мамы...
— Отличник службы? — сдержанно поинтересовался я.
— Можно и так сказать.
Федерал окончательно замкнулся в себе и, когда мы сели в машину, всем видом показал, как рад возить меня на личном транспорте. Я решил дать заднюю, дабы не усугублять и без того щекотливую ситуацию, расположение Хмельницкого мне надо сохранить любой ценой.
— Да, вы правы, это совсем не моё дело.
— Дело, дело... — он тронулся, выезжая с парковки. — Вот всё это — точно не моё дело...
Странное откровение, которое Хмельницкий так и не удосужился пояснить, осталось витать в воздухе немым вопросом.
— И где этот ваш морг? — я азартно выгнул шею, внимательно запоминая дорогу до этого чудного места, благо высокая посадка «Гелика» позволяла просматривать улицу далеко вперёд.
— Он тут недалеко, скоро приедем, — Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле. Уже привык к авто, значит, владел им давно. Интересно, кто мог подарить скромному служителю закона столь нескромную машину?
— Поговорим о деле. Вы сказали, что сержант поперхнулся, попытайтесь вспомнить, что именно он положил себе в рот? — ФСБешник включил диктофон, положил его на панель. Опять завёл старую шарманку...
— Я так и не понял, что это было, когда рядовой ушёл по распоряжению того сержанта, он начал вести себя как-то странно, всё говорил о каком-то душегубе из парка, потом достал что-то из кармана. Оно сверкнуло пару раз в его руках, но освещение в комнате никудышное, может, стекло какое-то...
Я устало пожал плечами, но сосредоточенно повторил всё слово в слово, как уже рассказал ранее в палате. Вчера Хмельницкий пытал меня этим вопросом минут тридцать, главное — не сбиться в показаниях, задавая один и тот же вопрос много раз подряд, федерал лишь выжидал, когда я начну путаться. Так и норовил поймать меня на лжи, сволочь.
— Вы точно уверены, что он положил в рот именно стекло? Может, это было что-то другое?
Хмельницкий не унимался, в попытке докопаться до правды перестал её воспринимать, ведь я ни на мгновение не врал, опустил лишь некоторые детали.
— Не знаю, что еще может так блестеть, может, ключ? А вы точно ничего не нашли в глотке сержанта? — игра в одни ворота порядком поднадоела, Хмельницкий бросил на меня недоверчивый взгляд. Каменное, непроницаемое лицо говорило о том, что я не имею права задавать вопросы по следствию, но вчера ФСБешник уже обмолвился, что они ничего не нашли в теле погибшего, а значит, отпираться нет смысла.
— Нет, вскрытие показало, что сержант Николаев умер от удушья, но причины удушья не были установлены, — сухо ответил он, выждав паузу, перестраиваясь на кольце, уводя машину с «трёхи» на Шмитовский проезд. Дальше дорогу можно и не запоминать, мы уверенно ехали к Филёвскому парку.
— Труп в парке? — я насторожился, как-то слишком много совпадений. За последние дни они уже натёрли глаза.
— В парке? — отвлёкся Хмельницкий. — Нет, почему? Мы едем в пятьдесят первую больницу на Алябьева, тело Николаева там.
Обычная больница, обычный морг. Я задумчиво потеребил подбородок: интересно, если я прикинусь родственником этого сержанта, мне выдадут труп, ну хотя бы на пару минут? Из размышлений меня вывел Хмельницкий:
— Ну, так вы уверены, что он проглотил именно это ваше стекло? Или может, Николаев скончался от чего-то другого?
Федерал сбавил скорость, парк раскинулся справа, я упёрся взглядом в зелёный массив, устало вздохнул. Вспоминать подробности той ночи становилось тяжко. Авантюра с осколком вышла боком не столько для меня, сколько для людей, которые не имели к ней никакого отношения. Так всегда и бывало, снова вспомнил добрым словом Яра. Но деваться уже некуда, и начатое дело придется доводить до конца, я надеялся, что Яр знал, что делает, и в конце мы получим хоть какой-то положительный результат от всего этого.
— Я знаю, что я не убивал его, — сурово ответил я, предвосхищая очередную попытку ФСБешника вывести меня на чистую воду. Хмельницкий притормозил перед пропускным пунктом больничного корпуса, показал вышедшему из будки охраннику удостоверение и беспрепятственно въехал на территорию пятьдесят первой больницы.
— Вас никто ни в чём не обвиняет, я должен разобраться в том, что произошло, и прошу вас только об одном — помогите следствию. Чем раньше мы разберёмся в этом деле, тем быстрее вас оставят в покое! — Хмельницкий терял терпение, паркуя автомобиль у главного входа в больницу, заехав на газон и заглушив двигатель. Я смотрел на федерала несколько мгновений, при всём желании не мог рассказать ему правду, отчасти не хотел расшатывать нервную систему стражу правопорядка, отчасти берёг и свою.
— Я рассказал всё, что видел, — вырвавшись из плена ремня безопасности, я открыл дверь и вышел на солнце. Хотелось только одного: побыстрее закончить всё это и вернуться в палату. Там скучно, но хотя бы нет этого дотошного следователя, от которого у меня уже начинала болеть голова.
— Артур Павлович, мы ждали вас гораздо раньше! — главврач больницы по фамилии Большаков семенил за Хмельницким, усердно игнорируя моё присутствие. — С утра приходили родственники умершего, они настаивают на похоронах уже завтра.
— Это исключено, — ФСБешник насупился, уверенно направляясь к лифту в конце длинного коридора первого этажа. — Пока идёт расследование, тело будет находиться в морге. С родственниками мы поговорим, докучать вам они не будут.
— Хорошо, но что делать с трупом, вскрытие проведено, все формальности мы выполнили, что дальше?
Мы вошли в лифт втроём, главврач встал между мной и Хмельницким, федерал долго не отвечал на вопрос, открыв папку, что-то увлеченно читал в отчётах. Под вопросительный взгляд эскулапа, решившего, что я смогу ответить на вопрос, мне оставалось только поднять глаза к потолку и стоять, молча вытянувшись по струнке. Уж я-то тут вообще ни при чём. Кабина лифта остановилась, проехав один этаж, открылись двери в широкий пустой коридор, из которого в лицо ударило нехорошей прохладой. Мы замерли, когда один из немногочисленных плафонов заморгал и потух. Декорации из фильма ужаса не внушали уверенности в необходимости грядущего опознания. Палец так и тянулся к кнопке закрытия дверей. Главврач вышел из лифта первым, мы с Хмельницким замешкались, он не проронил ни слова, но я словно наяву почувствовал страх федерала, странный осознанный страх. Меня впервые коснулась догадка, что всё не так просто с этим человеком, и возможно, не такой он уж и скептик, как это могло показаться на первый взгляд. Врач продолжал жаловаться на жизнь, не сразу заметив, что остался в одиночестве, обернулся на нас с неподдельным изумлением.
— Что же вы стоите?
— А зомби у вас тихие? — я решил взять инициативу в свои руки, вышел в коридор первым. У меня всё-таки фора, в отличие от любого другого человека я мог увидеть реальную опасность, а здесь только мертвая тишина. Инферналы любят живую энергию, и в таких местах им ловить, как правило, нечего.
— Какие зомби? — главврач озадаченно хлопал глазами.
— Никакие! — нахмурившись, Хмельницкий обошёл меня, захлопнул папку на ходу. — Ярцев, не отходите далеко, а то ещё заблудитесь.
— Очень правильное замечание, — врач охотно закивал, вторя словам ФСБешника, мы продвигались вглубь морга, коридор впереди расширялся, переходя в большой зал. — Больница буквально построена на катакомбах, говорят, что семнадцатого века. Тут было очень много узких проходов, каких-то ниш, очень легко потеряться. Для своих нужд больница отреставрировала только маленькую часть, какие-то проходы мы замуровали, но какие-то нам запретили. Как-никак исторический памятник, и археологи у нас тут частые гости, даже какие-то захоронения иногда находят, кости да черепа.
Главврач нервно хихикнул. По его поведению стало ясно, что и ему находиться здесь не доставляло большого удовольствия. Он остановился в центре зала, обернулся на нас с Хмельницким, ухмыляясь, шепнул:
— Ну, вообще-то зомби у нас нет, но что-то похожее найдётся. Яков Петрович!
Он крикнул в полумрак. Страшное эхо заставило меня вздрогнуть. Оно пронеслось по стенам подвального лабиринта, заглянуло в каждый проход и каждую щёлочку, прошлось по ветхим костям давно умерших людей. Да уж, Яру бы тут понравилось, но меня в очередной раз передёрнуло.
— Холодно у вас тут, — Хмельницкий застегнул пуговицы рубашки у воротника, поежился от очередного порыва сквозняка.
— Да, извините, издержки работы, — врач развёл руками, набрал в легкие воздуха, чтобы снова позвать своего подчинённого, но все замерли, услышав приближающиеся шаркающие шаги.
— Кто это? — Хмельницкий шепнул врачу на ухо. — Патологоанатом?
— Да. Очень хороший специалист, но странный, прошу к этому отнестись с пониманием.
Хмельницкий успел кивнуть, поднял взгляд на появившегося в проходе хозяина негостеприимных казематов. При его виде у меня невольно дёрнулась рука, по телу прошёл импульс, сфокусировался на кончиках пальцев. Печать запрещения уже нарисовалась в уме. Невероятно высокий и худой мужчина неспешно вывернул из-за поворота, остановился, окинув гостей странным взглядом. Ей богу, чуть меньше освещения, и я мог бы поклясться, что это инфернал, зачем-то напяливший на себя белый халат.
— Яков Петрович? — долговязый расплылся в довольной улыбке, заспешил к нам.
— На самом деле мы не тёзки, но не обращайте внимания, это у нас такая игра. Молчанов совершенно безобиден, — Большаков помахал рукой, проговорил вполголоса, обратился к патологоанатому, остановив его на подходе к залу.— Яков Петрович, не утруждайте себя, я на секундочку, вот привёл вам следователя из особого отдела, он хочет взглянуть на труп сержанта Николаева.
— Того, что доставили вчера ночью?
— Да-да, проводите гостей. Если я буду нужен, то я у себя, а теперь извините, дела...
Главврач развернулся, затрусил обратно к лифту, прощаясь с нами как-то слишком поспешно, а ведь уверял, что патологоанатом безобиден...
Хмельницкий ничего не ответил, нахмурившись, окинул представшего стручка тяжёлым деловым взглядом. Я смог предположить, что ФСБешнику не впервой общаться с таким контингентом, спокойно ждал его первого шага.
— Ярцев, идите первым, — он в последний момент подтолкнул меня кончиком папки. Я изумился такой мере предосторожности, не думаю, что Хмельницкий испугался моего побега.
— Эй, а как же служить и защищать? — я бросил ему через плечо, послушно направляясь к верзиле, что не переставал неестественно широко улыбаться. — У вас табельное при себе? Дайте хоть запасной на всякий случай.
— Идите, не ерничайте, — Хмельницкий устало закатил глаза. Патологоанатом потер огромные ручищи в предвкушении рукопожатий. Ну да, персонал из здания наверху заходит сюда не часто, а с покойниками особо не потискаешься.
— Молчанов Яков Петрович. Мы с главврачом тёзки, — мужчина гоготнул, вытер руку о грязный халат, по очереди пожал наши кисти. Вблизи этот Молчанов производил не меньший ужас, чем издалека. Ему лет сорок, широкие скулы и большая обритая голова на тщедушном теле выглядели чужеродно. Довольный взгляд огромных глаз сожрал сначала ФСБешника, потом меня.
— Пойдёмте за мной, тело Николаева в южном крыле.
— И как вы ориентируетесь в этих катакомбах? — Хмельницкий опасливо оглядывался по сторонам, я даже не пытался запомнить обратный маршрут. Молчанов вёл нас по лабиринту известными только ему проходами, что-то без устали рассказывал и смеялся от своих же сомнительных острот. Мы с федералом многозначительно переглядывались. Мужик даже не думал что-то спрашивать, не давал вставить ни слова. Молчанов не оправдывал своей фамилии и всё больше напоминал мне Голлума из «Властелина Колец», только его сокровище — это не магическое кольцо, а груда мёртвых тел. Не удивительно, что патологоанатом вёл себя странно, в такой компании легко свихнуться и за пару месяцев.
— О, я уже привык, десять лет в этой больнице, знаю тут все закутки.
— А раньше где работали?
— Подрабатывал на кладбище, мог провести к любой могиле с закрытыми глазами. Люди сами ставят ориентиры на могилах своих родственников. Лица на фотографиях иногда злые, иногда добрые, они иногда даже смеялись, я всегда запоминаю весёлых.
— Ну да...
Разрядить обстановку диалогом Хмельницкий решился самостоятельно, но думаю, быстро пожалел об этом. Лично мне было не до разговоров. В одном из залов, в углу которого уютно расположилась печь крематория, я почувствовал, как по спине ударило до боли знакомым холодком. Два силуэта стояли у закрытой печи, как по команде повернули в нашу сторону головы. Спеша за Молчановым, мы быстро покинули зал, и мне не удалось разглядеть, были это люди или кто-то иной. Ни патологоанатом, ни федерал не обратили на присутствующих никакого внимания; нагнав Молчанова, я поинтересовался как бы между делом: