Голос отвечал: «Твоя молитва услышана: он получит то, о чем ты просила».
Тогда девушка встала. Она прикрыла грудь своей одеждой и, плотно сдерживая ее одной рукой, выбежала из леса так быстро, что из под ног ее вихрем вылетали сухие листья.
Там за лесом было лунное сияние, дул тихий ветерок и на морском берегу сверкал песок.
Она побежала по ровному берегу и внезапно остановилась. Вдали на воде что-то двигалось. Она осенила глаза рукой и стала вглядываться. Это была лодка; она быстро скользила по зеркальной поверхности моря. Кто-то стоял в ней во весь рост; луна не освещала лица, но она узнала его фигуру.
Лодка быстро удалялась; казалось, что она движется сама собой; при мерцании лунного света нельзя было разобрать в точности, притом же лодка была далеко от берега, но казалось, будто у кормы сидит еще кто-то. Лодка скользила по воде все быстрее и быстрее и уходила в море все дальше и дальше. Девушка бежала вдоль берега, но не приближалась к лодке. Одежда на груди ее распахнулась, она протянула вперед обе руки и ее длинные, блестящие на лунном свете, волосы рассыпались по плечам и спине.
И она услышала подле себя голос. Он спросил ее: «Что случилось»?
Она вскричала: «Своей кровью я купила для него наилучший из всех даров. Я пришла сюда, чтобы передать ему этот дар, а он… он уходит от меня».
Голос прошептал: «Молитва твоя услышана, ему уже дано то, о чем ты просила».
Она вскричала: «Что дано ему»?
Голос ответил: «То, чтобы он оставил тебя».
Девушка остановилась и замерла.
Далеко в море лодка исчезала за чертой лунного сияния. И голос мягко спросил девушку: «Довольна ли ты»?
Она сказала: «Я довольна».
У ног ее волны набегали одна за другой и тихо разбивались о морской берег.
У открытого окна сидела мать. До нее доносились голоса детей, игравших внизу под акациями, а жаркий полуденный воздух все больше и больше наполнял комнату. Дикие пчелы со своими желтыми от цветочной пыли лапками то влетали в комнату, то вылетали из нее, садились на ветки акаций и жужжали без умолку. Она сидела на низком кресле перед столом и что-то чинила. Из корзинки, стоявшей перед ней, она достала свою работу, часть ее упала на колена и на половину закрыла лежавшую перед ней книгу. Она шила и следила за движением своей иголки и, наконец, монотонное жужжание пчел и шум детских голосов в ее ушах слились в один неясный шепот, а иголка стала двигаться все медленнее и медленнее. И пчелы, те длинноногие, осоподобные трутни, которые не делают меду, все ближе и ближе подлетали к ее голове с громким жужжанием. Отяжелев от сна, она положила на край стола свою руку, с натянутым на нее чулком, а на руку голову. Голоса детей на дворе казались ей то близкими, то далекими и все больше и больше сливались в ее ушах; потом они совсем перестали доноситься до нее, и мать стала только ощущать своего девятого ребенка, лежавшего у нею под сердцем. Пчелы продолжали летать у нее над головой, а она, склонившись вперед, спала, и волшебный сон проносился перед нею.