- Ну ладно, мне пора, - со вздохом сказала Тильда, задумчиво глядя сверху парадной лестницы на холл, - увидимся еще?
- Конечно, - заверила я, - Я могу вечером к тебе зайти, в Прилепки.
- Нет, что ты, - изменилась в лице Тильда и расстроено замахала руками, - никому не сказывай, что я с тобой дружбу вожу. Нельзя нам. Обещай, что не станешь спрашивать про меня, обещай, ну пожалуйста, - умоляла девушка, чуть не плача.
- Ну ладно, обещаю, - проворчала я, всерьез обидевшись на порядки, что в замке, что в поселке. С момента моего здесь появления я заметила, сколь бережно местные обитатели хранят дистанцию друг от друга. Никто не переходит границы отношений, кем-то когда-то установленные, только вот я никак не вписывалась в эти границы. Не собиралась делать этого и дальше, однако я скоро уеду, а Тильде жить здесь дальше.
Девушка подарила мне еще одну из своих чарующих улыбок, блеснула огненным сиянием волос и исчезла.
И надолго. Вновь Тильда появилась только через месяц. Но об этом после.
Несколько ночей я не спала, карауля призрака, однако больше он не появился. Через неделю я стала посмеиваться над собственными страхами, через две недели ко мне вернулся покой. Я плюнула на местные тайны и с головой погрузилась в работу.
* * *
...Подложив под себя ноги, я сидела на ковре на полу в библиотеке и наскоро листала старую потрепанную книгу, одну из немногих, которую явно читали, и неоднократно.
Я ликовала - это была всем находкам находка. Наконец-то хоть какая-то зацепка!
Была середина дня, в библиотеке было удивительно светло, и потому когда я вошла туда, то незнакомая книга, лежащая на узком, всегда закрытом бюро, сразу бросилась мне в глаза.
За время, которое здесь провела, я уже могла узнавать корешки книг и их расположение на красивых резных стеллажах, но эту книгу я видела впервые. Зеленая, в потертом кожаном переплете и успешно пережившая, судя по всему, один потоп и нашествие мышей, она манила меня, как запретное лакомство. И еще. Я могла бы поклясться, что раньше ее здесь не было.
Потрясающим было то, что на порядком пожелтевших и выцветших страницах были изображены так хорошо знакомые мне знаки, буквы, которые я вышивала. Но, увы! Радость моя оказалась преждевременной - пояснения к знакам были написаны на неизвестном языке. Тут кто хочешь впадет в отчаяние. Я крутила книгу и так и этак, разве что на зуб не попробовала, пытаясь как-то проникнуть в смысл таинственных букв, но пользы от этого было не больше, чем попробуй я читать с закрытыми глазами.
Раздосадованная, я не сразу услышала странный звук, доносившийся откуда-то сверху и из глубины библиотеки. Скри-и-ип - скроп, скри-и-ип - скроп.
Сначала почти у потолка я увидела узкие высокие черные сапоги человека, с заметной хромотой спускавшегося по незамеченной мною раньше винтовой лестнице - это ее ступени издавали такой художественный скрип. Ппотом показался незатейливый длинный черный камзол безо всяких украшений и, наконец, я увидела незнакомца целиком.
Это был высокий худой человек с узким выразительным лицом, бледный, выглядевший болезненно и даже изможденно. Вряд ли он был стар, морщины еще не коснулись его гладковыбритой кожи, но резкие борозды, прорезавшие его высокий лоб, переносье и протянувшиеся от уголков губ к крыльям носа, недовольно стиснутый рот, неприятный шрам, тянущийся от подбородка к левому виску, седая прядь над левым ухом, выбивающаяся из небрежно сколотых сзади густых темных волос, делали его почти стариком. От его цепкого, холодного взгляда мне хотелось убежать, и я не сделала этого лишь потому, что от страха буквально вмерзла в пол, не смогла сдвинуться с места, а тем более расплести внезапно намертво застывшие скрещенные ноги.
- Что ты здесь делаешь? - неприветливо прохрипел он. Голос у него был сиплым, низким, под стать колючим темным глазам, запавшим в глазницах.
- Читаю, - не нашла ничего лучшего ответить я.
- И много ли начитала? - безразлично поинтересовался он, неизбежно приближаясь. Я была близка к неконтролируемой панике.
- Я нашла здесь рисунки, которые вышивала. Мне хотелось знать, что они означают, - пролепетала я с надеждой, что говорю уверенно и бесстрашно.
- Много будешь знать, скоро состаришься, - он неторопливо нагнулся и вырвал из моих намертво застывших рук книгу. Потом повернулся и захромал обратно.
- Как она называется? - почему-то спросила я.
Скри-и-ип - скроп, скри-и-ип - скроп.
- Осада Последней Горы, - послышалось сверху.
Я вбежала в свою спальню, задвинула засов и забилась в угол за кроватью. Сердце отчаянно стучало, тело колотило мелкой дрожью.
Ведь в самом деле, чего пугаться: он ничего со мной не сделал. Не заколдовал, в лягушку не обратил, в пыль не растер. Так почему я так испугалась? Все когда-либо услышанные мною страхи встали стеной в один миг, все недомолвки выросли лесом острых пик, направленных прямо в меня.
Но как только первый страх прошел, то злорадно подумала: не я ли жаждала увидеть хозяина, чтобы самой составить мнение о нем? Ну, так вот: увидела. И составила.
Неожиданная встреча произвела на меня странное впечатление. Сначала я сказала сама себе, что в жизни не встречала более неприятного человека. И шрам или хромота, любое физическое уродство было совершенно незначимым по сравнению с выражением надменного недовольства и презрительного превосходства на его лице. Я для него была жалкой букашкой, посмевшей залететь в его комнату! Не мудрено, что его никто не любил. Впрочем, как мне уже известно, это было совершенно обоюдно - он тоже никого не любил и не стремился к этому. Теперь я видела, что это правда. Нелюбезность - слишком мягкое для него слово.
Как только первое возмущение прошло, я стала понимать, что помимо неприятия, если не сказать хуже - отвращения, он заставляет себя бояться. И это был не страх, поняла я, а ощущение опасности, почти осязаемо исходившее от мрачного графа Ноилина. Я не боюсь грозы, но глупо шутить с ней, стоя в открытом поле под мечущимися молниями. Мудрое ощущение опасности очень явственно давало мне понять, чтобы я держалась от хозяина подальше.
А вот от этого мне действительно становилось страшно.
...Прижимая пальцами непокорную золотую нить и любовно выкладывая причудливый рисунок на ткани, я подводила итог.
Любопытство мое было удовлетворено. Хотела увидеть - увидела. Хотела понять, что это за человек - поняла. Самое время поставить точку в моих изысканиях да прислушаться к голосу разума. И если бы не золотное шитье, так бы оно и было.
Вы думаете, причем здесь это? Правильно, и я никак не могла понять, зачем этому странному человеку нужна моя работа. И ничего хорошего на ум не приходило.
Через несколько дней, когда выдалась свободная минута, я уже ощупывала стену библиотеки в поисках таинственной винтовой лестницы.
День был пасмурный, дождливый и холодный, но меня бросало в жар. Секрет лестницы оказался прост, она была там всегда, но становилась видимой лишь тогда, когда кто-нибудь наступал на нее. Поскольку я была готова к любым испытаниям, это маленькое волшебство даже не удивило меня.
Поднявшись по лестнице, я оказалась в маленькой нише перед раскрытой дверью, ведущей в длинный зал с высокими ажурными потолками. Наверное, обычно здесь давали балы, поскольку такую роскошь принято выставлять напоказ. Только странно было бы даже предположить, что к мрачному графу Ноилину могут понаехать гости.
Начищенный (кем, интересно?) паркет сверкал изысканными геометрическими узорами, расписной потолок, с которого свисали поистине грандиозные люстры со множеством белоснежных свечей, поражал изобилием красок в живописных описаниях природы и изображениях славных подвигов непомерно больших героев, на одной из длинных стен были окна, вторую, там, где не было богатой позолоченной лепнины, сплошь покрывали зеркала. По величине, как мне показалось, бальный зал не уступал площади перед домом городского головы, но при своих необъятных размерах оставался совершенно пустынным. Кроме овального белого стола на витых позолоченных ножках, пары уродливых колченогих кресел и красочного экрана перед единственным камином у далекой противоположной стены здесь ничего не было. Даже клочка портьеры, прикрывающей громадные распахнутые окна, и того не было.
Я долго собиралась с мыслями, но отступать было поздно: зря я, что ли, сюда забиралась? В зале никого не было, я сняла и оставила в нише башмаки и босиком на цыпочках пулей промчалась по изящному, почти зеркальному паркетному полу до стола.
Единственным, что на нем было и что сразу же привлекло мое внимание, была карта, такая огромная, что целиком скрыла под собой весь стол.
Города, реки, болота, дороги, границы и даже далекое море - все было вырисовано тщательно и аккуратно и так же аккуратно подписано четким твердым почерком. Внимательно рассмотрев карту, я нашла синий кружок, обозначавший Кермис, город, в котором прожила всю жизнь, недалеко от него - Саралс, в который мы однажды ездили на осеннюю ярмарку, на севере нашелся и Лилиен, столица нашего славного королевства. Но кроме знакомых обозначений на карту были нанесены и какие-то неизвестные значки - красные крестики, как бы перечеркивающие названия нескольких городов, соединенные между красной линией в виде немного изломанных больших кругов. Когда я проследила расположение крестиков и линий, то отметила про себя, что напоминают они зловещую паутину, с той только разницей, что центра у этой паутины не было. Однако не было сомнений, что центр этот неизбежно стремился сюда, к Кермису. А может, и прямо сюда, в этот замок. Вот это да!
Досмотреть карту мне не дали далекие твердые шаги. Я метнулась прямо к камину, благо до него было гораздо ближе, чем до ниши с моими башмаками, юркнула за расшитый золотом шелковый экран и затаилась там.
В зал через широкие позолоченные двери с красочным гербом на распахнутых створках вошел Джаиль. При свете дня он выглядел таким же зловещим, как и ночью, а вдобавок был уставшим и озабоченным, но при этом не более располагающим к себе. Не скажу, чтобы был он уродлив или некрасив. Нет, он вызывал бы немалый интерес у охочих до экзотики барышень и барынь, особенно если бы сам захотел этого. Может, он даже мог бы быть любезным. Я же рассматривала его беспристрастно (как мне казалось): подтянутая фигура, которую, правда, трудно было разглядеть за балахонистым одеянием, длинные подвижные пальцы, унизанные кольцами (странная привычка для слуги, не правда ли?), узкие ступни, обутые в странные мягкие туфли с длинными носами, блестящие черные глаза, поразительно похожие на галочьи, причудливая черная бородка с проседью в углах рта, исключительно ухоженная и аккуратная, красивый чувственный рот, привыкший недовольно кривиться. Так себе, портретик. Добавьте сюда манеру надменно вскидывать голову, когда ему что-то не нравится, и обманчиво-замедленные движения, которые, как я подозревала, лишь добавляли ему пищи для самолюбования.
Джаиль подошел к одному из распахнутых окон, из которого тянуло затяжным серым дождем, выглянул наружу, недовольно скривился, что-то пробурчал себе под нос, потом и вовсе ругнулся. Немного постоял, глядя в нависшие небеса, и в раздражении ушел.
Я не решилась выйти из своего убежища, единственного убежища в этом огромном зале, даже когда шаги Джаиля затихли вдали. Сердце бешено стучало, ладони покрылись липким потом, а я прикидывала, успею ли добраться до резных дверей, пока слуга не появился снова, или мне все же стоит пересечь весь зал и добраться до знакомой винтовой лестницы.
Внезапно в раскрытое окно влетела птица. Намокший черный ворон, обессилено взмахнув крыльями, ударился о пол, отчего его подбросило и протянуло на скользком дереве, перекувыркнулся, изломанно распластав крылья, царапая когтями пол, и замолк, лежа мокрой черной тряпкой на красочных переливах дорогого паркета.
На звук вбежал Джаиль, но пока он добирался до ворона, я с ужасом увидела чудовищное превращение: на месте птицы лежал, неловко разбросав руки в стороны, человек в черном.
- Господин, - бросился к колдуну Джаиль, - Это безумие, вам нельзя так поступать.
Его голос был так резок и неприятен, что даже не смягчался нотками явной заботы, звучавшей в нем.
- Не учи меня тому, что я и сам знаю, - недовольно скривился колдун. Отмахнувшись от помощи, он с трудом поднялся, добрел до кресла и упал в него.
- Принеси вина, - махнул он Джаилю, но когда тот бросился вон, то устало добавил, тыча пальцем в мою сторону, - И, кстати, выволоки из камина несносную девчонку, что там прячется.
Я царапалась и кусалась, извивалась и брыкалась, поэтому когда Джаиль, зажав мое тело железной хваткой в своих руках, приволок меня к креслу господина, мы оба были всклокочены, разодраны и измазаны в каминном соре с ног до головы. И если на его неизменно черном костюме это заметно было мало, то мое легкое белое платье с голубыми незабудками покрылось живописными черными пятнами. Поскольку лица своего я не видела, про него сказать ничего не могу, но подозреваю, что была чумаза, как трубочист.
- Позволь, господин, я скину эту мерзавку с башни, - шипел укушенный Джаиль, разгневанный еще и тем, что я сумела пробраться мимо него и попасться на очи хозяину.
- Что тебе здесь нужно? - не обращая внимания на слова слуги, устало спросил граф, - Отпусти ее, Джаиль, куда ей бежать? - равнодушно добавил он, холодно глядя на меня.
Я резко повела плечами, бесцеремонно освобождаясь от жестких объятий Джаиля.
- Вино, - напомнил ему граф, и слуга обманчиво мягко пошел к дверям, с недвусмысленно мстительной миной оборачиваясь на ходу. Я засомневалась, правильно ли определила его как слугу. Ходил он как опытный воин, а его руки привычно шарили по бедру, явно в поисках оружия.
- Итак, что тебе здесь нужно? - ему нужен был отдых, я видела это, но вместо жалости меня охватывала злость: этот паук, сидящий в центре своей красной паутины, охватившей почти все королевство, явно задумал нечто дурное, если не сказать ужасное. И я ему в этом помогаю?
- Я хочу знать, что означают знаки, которые я вышиваю.
- Зачем?
Я молчала, от страха у меня все переворачивалось внутри. В голове крутилось только одно: превратит или не превратит, выйду ли я отсюда живой, когда и в каком виде. Граф устало потер пальцами глаза и продолжил:
- Зачем тебе нужно знать? Ты никак не можешь умерить свое непомерное любопытство? Не можешь сдержаться? Тебя поразил типичный недуг охочих до сплетен городских кумушек, которых хлебом не корми, дай первой выведать чью-либо тайну? Или тебе не дает покоя тщеславие? Обычное примитивное тщеславие, самый лелеемый порок всего человечества? Ты, конечно же, считаешь, что твое шитье достойно большего, чем исчезать неизвестно куда? Как же, разве есть кому в этой глуши оценить искусность твоей работы?
Если бы я не была так напугана, то сгорела бы от стыда: я и вправду иногда так думала, а он говорил так, будто читал мои мысли. Страх страхом, но я чувствовала, что предательски краснею.
- Я не хочу, чтобы то, что я делаю, использовалось во зло, - набралась я храбрости.
- Какое тебе дело до того, как используется то, что тебе не принадлежит? Ты согласилась продавать мне свой труд, так имеешь ли ты право задавать мне вопросы?
- Я хочу понять смысл моей работы, - чуть не плача перебила я, раздосадованная тем, что он совершенно сбивает меня с толку правильными, в общем-то, рассуждениями, без малейшего изъяна в логике, и тем, что я до ужаса его боюсь.
- Весь смысл твоей работы в том, чтобы выполнять то, что я скажу. Не думаю, чтобы ты интересовалась у каждого озабоченного своей внешностью клиента, зачем ему на заднице хризантема или почему на полах его камзола должны петь петухи? Вот и меня не изводи своими вопросам.
Вошел Джаиль, отдал бокал хозяину и стал рядом с ним, демонстративно сложив руки на груди.
- Я не буду шить для Вас. Вы можете запереть меня в этом замке и не отпускать, но Вы не сможете меня заставить! - гордо выдала я, ужасаясь собственной смелости.
- Не могу заставить? - с кривой улыбкой тихо спросил колдун и легонько щелкнул длинными пальцами. Я замерла, не способная пошевелиться. Потом в такт едва заметному движению пальцев графа ноги мои стали попеременно сгибаться, бодро замаршировали на месте, а руки принялись браво махать в стороны. Я шагала и шагала, и это совершенно не зависело от меня. От невозможности что-либо сделать или хотя бы остановиться, а больше от нарастающей злости, я заплакала. Слезы текли, проделывая дорожки на щеках, но я не могла даже утереть их. Граф еще раз щелкнул пальцами, и я без сил упала на пол.