Местный колорит подчас очень своеобразно проявляется и в волшебных сказках, сюжеты которых отличаются особой устойчивостью. В этом отношении любопытно рассмотреть сказку «Семиглавый змей».
Чтобы добыть себе принцессу в жены, герой сражается с многоголовым чудищем, а его подвиг бесчестно присваивает себе другой. Этот сюжет в тех или иных вариантах знаком русскому читателю по сказкам «Иван-царевич и Марфа-царевна», «Фролка-сидень», «Иван Быкович» и прочим. Тем более бросается в глаза непривычный для нас декор сюжета. Речь идет не только о мелких деталях типа маиса, кофе, чая мате, рожкового дерева кебрачо и т. п. К примеру, со змеем герой сказки — Адан — сражается совсем не так, как русский богатырь. Наш воитель молодецким взмахом меча сразу сносит все головы змея. Адан сражается, взяв в правую руку кинжал, а левую обмотав пончо. Что за странная манера боя? Это — классический аргентинский поединок, известный под названием «креольская дуэль»: противники бьются кинжалами, а пончо, обмотанное вокруг левой руки, используют для защиты от ударов. Когда отношения выясняют опытные противники, такие поединки затягиваются подчас весьма надолго. Вот и Адан всю ночь сражался со змеем, покуда не запрыгнул ему на спину и не отсек все семь голов.
В поисках огня для варки кофе Адан сталкивается с тремя разбойниками-гаучо. Об этих персонажах аргентинской сказки требуется сказать особо. Аргентинских гаучо, вольных крестьян скотоводов, казалось, породила сама бескрайняя пампа, где паслись неисчислимые стада одичавшего скота и мчались табуны диких лошадей. Привыкшие к кочевой жизни в седле, гаучо отличались выносливостью, храбростью, ловкостью в обращении с оружием, свободолюбием и неукротимым нравом. Это они стали главной силой в войне за независимость страны от Испании. Аргентинская литература XIX — начала XX вв. сделала гаучо своим излюбленным героем и возвела его идеализированный образ в символ национального духа.
А вот в сказках — все наоборот: гаучо предстают разбойниками, ворами. Чем объяснить такое несовпадение? Дело в том, что в XVIII в., когда формировалась социальная прослойка гаучо (частью из деклассированных элементов), власти, горожане и оседлые крестьяне относились к этим людям весьма враждебно. По одной из этимологических гипотез слово «гаучо» происходит от испанского «перекошенный», «искривленный», а в переносном смысле — «нечестный», «сбившийся с верного пути». Такое отношение отражено в одном из документов от 1787 г.: «Гаучо — испанское слово, употребляемое в этой стране для наименования бродяг или сельских воров…» Фольклор отражает более древние, традиционные формы мировосприятия, ему мало дела до литературных игр, — вот почему в аргентинской сказке сохранился анахроничный образ гаучо-разбойника.
Это в полной мере относится еще к одному негативному персонажу аргентинской сказки. Подвиг Адана бессовестно присвоил себе чернокожий раб, которому по уговору должна достаться королевская дочь. Далеко не случайный поворот сюжета. Читатель заметит, что в аргентинских сказках негр обычно выступает в самых неприглядных ролях. Чернокожая рабыня клевещет королю на его будущую жену («Братья-вороны»), негры становятся исполнителями злой воли («Конь-семицвет»), юноша, желая скрыть свою красоту, надевает на себя кожу негра («Бильбао, золотой мальчик») и т. п.
Такое враждебное отношение к чернокожим коренится еще в испанской и общеевропейской фольклорной и литературной традиции, трактовавшей черный цвет как цвет ада, дьявола, зла, уродства, смерти. Расовые предрассудки складывались в Европе; американская практика рабовладения их только укрепляла. Для аргентинцев негр был вполне реальным персонажем, оставаясь в то же время непонятым, непринятым, чужим. На место европейских злых мачех, завистливых сестер и ведьм сказитель легко подставлял чернокожих, встречая полное понимание со стороны слушателей, поскольку дурной поступок негра не требовал никакой мотивации. И хотя к XX веку аргентинские негры полностью растворились в белом населении, они живут в народных сказках как напоминание о колониальной истории страны.
Но вот сказка о семиглавом змее подошла к счастливому финалу: гаучо убиты, негр наказан, Адан женился на королевской дочери, сам стал королем и — завершает сказитель: «Весь народ радовался и веселился, будто Республика у них настала». Изумительная концовка! За ней проглядывает еще одна грань аргентинской истории — колониальную тиранию, столь глубоко запавшую в память народную, что в противовес ей республика воспринимается как сказочная страна счастья.
Здесь мы сталкиваемся с анахронизмом совсем иного рода: когда в сказку попадают реалии современной жизни и смотрятся они в ней чудно и забавно, словно электрическая лампочка в избушке на курьих ножках. Такого типа нововведения встречаются в живой фольклорной традиции любого народа, а в аргентинской сказке, которая приобрела свою национальную окраску лишь в XIX в., их особенно много. И пусть вас не удивляет принцесса, разыскивающая претендента на ее руку с помощью теодолита, или медведь, заколдованный принц, который приезжает во дворец короля в роскошном «шевроле».
В заключение несколько слов о бытовой аргентинской народной сказке. Как и в России, народную сказку в живом исполнении в Аргентине можно услышать преимущественно в сельских местностях из уст людей старшего поколения, чаще женщин и, как правило, неграмотных или малограмотных. В Аргентине издавна существовали народные профессиональные певцы (те, кто жили своим искусством), а профессиональных сказителей здесь никогда не было. Может быть, потому, что сказки знал и умел рассказывать всякий. Впрочем, выделялись незаурядные исполнители и знатоки сказок, прославленные в своем селе или в округе. Фольклористка Видаль де Баттини немало слышала о них и сама знавала таковых, но она с горечью констатирует, что чаще всего эти люди уносят свои знания в могилу, ибо им некому передать духовное наследие. Как видим, традиционный фольклор умирает везде одинаково и по одним и тем же причинам.
В некоторых аргентинских селах существует поверье, что рассказывать сказки днем — дурная примета. Обычно сказки звучат по вечерам, после трудового дня, когда семьи, соседи, друзья собираются в доме или на открытом воздухе и, потягивая мате через трубочки из специальных сосудов, начинают развлекать друг друга. Сказки также звучат во время так называемых «мингако», когда соседи собираются на ночь для выполнения каких-либо работ (например, для очистки початков маиса).
Как правило, первым начинает самый старший или самый авторитетный в этом кругу людей сказитель. Заканчивая сказку, очередной исполнитель произносит одну из множества стихотворных формул, передавая слово другому. Не считается зазорным перебивать рассказчика, чтобы напомнить забытую сцену, или дополнить сюжет, или добавить деталь, или откомментировать событие, поэтому исполнение сказки подчас превращается в своего рода коллективное театрализованное представление.
Хотя предлагаемый сборник сказок составлен на основе научного академического издания, сам он не претендует на научность. Это касается и весьма условной рубрикации сказок и переводов. Добросовестно точные записи сказок при переводе подвергались неизбежной редактуре, поскольку было невозможно, да и не нужно, передавать диалектные особенности. Переводчики постарались сохранить привкус сочной простонародной речи и отчасти даже отразить индивидуальные манеры исполнителей.
Думается, эту книгу будет занятно прочесть детям и взрослым. Детям — понятно почему: им всякая хорошая сказка интересна и полезна. А взрослым эти сказки, может быть, помогут разглядеть сквозь «вершки» национальной специфики индоевропейские корни нашей культуры.
А. Кофман
I
ЛИС, ТИГР И ДРУГИЕ
(Сказки о животных)
ЛИС И ДВА ЗАЙЧОНКА
Рассказывают, будто два зайчонка нашли однажды куски от одеяла. Шли они, рассказывают, краем дороги и увидели — валяются два куска от шерстяного одеяла. Видимо, выбросил по ненадобности погонщик скота, а может, кто другой. Зима в тот год стояла очень суровая, и зверюшки совсем замучились от холода.
Ну ладно… Уж как обрадовались оба зайчика такой находке — слов нет! Вот теперь-то они сошьют оба куска, — так порешили, — и будет у них славное теплое одеяло. Станут под ним спать вместе, и никакой холод им не страшен. На площадке возле норы остановились и давай судить-рядить, как сошьют это одеяло и где нитки найдут. В том-то и беда, что не было у них ни одной ниточки!
Ну ладно… Тем временем мимо шел лис по имени дон Хуан, увидел молоденьких зайцев и понял, что меж ними какой-то серьезный разговор идет. Разобрало лиса любопытство, и захотел он послушать, о чем зайцы толкуют. Остановился, навострился и сразу сообразил, что тут можно кое-чем поживиться. Подошел он к зайцам, поздоровался, как положено, и спрашивает, не надо ли им помочь. Зайцы неразумные возьми да расскажи ему все без утайки. Лис тотчас предложил им ниточку, тоненькую, незавидную, какая была у него. А условием поставил, что они за это выделят ему краешек одеяла, чтобы и он мог накрыться. Зайцы по малости лет согласились и ниточку взяли. Быстро они сшили одеяльце, да такое красивое — просто на зависть! Любуются им и знать не знают, кому доверились. Молоденькие совсем, вот и не слыхали о кознях хитрого лиса.
Ну ладно… К ночи собрались зайцы спать, одеяло расстелили. А ночь была очень холодная, град так и стучал по земле. Вдруг прибегает лис. Зайцы — что делать? — отдали ему краешек одеяла. А лис посмотрел на них с важным видом и говорит:
— Нет, я должен спать под моей ниточкой. У меня на это полное право. Мы так и договаривались.
И вот, верь не верь, отдали ему зайцы самую середину одеяла. Лис залез под одеяло и весь с головой накрылся. А бедные зайцы остались ни с чем.
Лису что? Выспался всласть в тепле. А зайцы совсем окоченели, зуб на зуб не попадает от холода.
ЛИС, ГОЛУБКА И ПТИЧКА КАСЕРИТА
Как-то раз лис сильно проголодался и говорит:
— Пойду-ка я в лес, может, найду себе корму. Мне бы голубку поймать. Вот бы славно для начала!
Пришел он в лес, полазил туда-сюда и видит: сидит на дереве в гнезде голубка, птенцов кормит. Лис облизнул усы, подбежал к дереву и говорит:
— Добрый день, сеньора Голубка.
— Добрый день, — отвечает голубка, а сама от страха вся дрожит: лис-то все ближе и ближе к дереву подбирается.
— Ну-ка, давай мне птенчика на обед! — кричит лис. — Я за ним и пришел.
— Смилуйся, сеньор Лис. Как же я птенчика отдам — он мне сын родной, — кричит ему в ответ голубка.
— Знать ничего не хочу! Не отдашь одного птенчика, я на дерево залезу и двух съем.
Голубка заплакала навзрыд, испугалась, что лис на дерево залезет. Как раз в это время летела птичка касерита, а в клюве держала глину для своего гнезда. Видит — голубка плачет, и спрашивает:
— Какая беда с тобой приключилась?
Голубка ей рассказала, что лис грозит съесть ее деток.
— Зря плачешь, — сказала на это птичка касерита. — Врет он, ему на дерево не забраться. Не умеет он по деревьям лазать.
— Ах ты поганка, не в свое дело лезешь! — разозлился лис. — Ну погоди, я тебе отомщу.
И решил поймать птичку касериту. Спрятался в том месте, куда она за глиной летала. Сидит, ждет, когда касерита прилетит. А касерита ничего худого не заметила, крылышками — порх, порх. Вот тут лис ее и поймал. Птичка касерита давай кричать, верещать, не знает, как от смерти спастись. На ее крик птицы со всего лесу слетелись и тоже раскричались на разные лады. Такой подняли гомон, такой шум, что лис оторопел и остановился. Тут птичка касерита опомнилась, смекнула, что делать, и говорит лису:
— Скажи им, любезный сеньор Лис, чтобы они проваливали отсюда и в наши дела не лезли.
Лис лапу протянул, чтоб удержать птичку, и пасть раскрыл. Только собрался сказать, что она велела, а касерита — раз! — и вырвалась на волю.
— До чего ж я невезучий! — крикнул голодный лис.
А птицы закружились над ним, смеются, поют от радости. Еще бы! Птичка касерита, такая добрая да сметливая, удрала от этого злого, поганого лиса.
А тот побрел восвояси. Все надеялся сцапать обманом какого-нибудь слабого, беззащитного зверька.
КАК ЛИС ХОТЕЛ ОБМАНУТЬ ПЕТУХА
В одном глухом месте, далеко от селения стоял заброшенный дом. Хозяин уехал, взял с собой, что хотел, а про петуха забыл. Ну и петух, куда деваться, жил совсем один. Ночью спал на дереве, а с рассветом, как водится, кукарекал.
Хитрый лис не сразу его заприметил, а как заприметил да еще понял, что петух живет один, решил его съесть. Но петух был умный да шустрый, и лис все не мог его поймать. Как лис подкрадется поближе, петух — порх! — и на дерево. Стал лис думать и гадать, как ему обмануть такого сметливого петуха, что сделать, чтобы он с дерева спустился. И вот однажды приходит лис к дому, здоровается с петухом и спрашивает:
— Почему ты все один да один?
А петух отвечает:
— Потому что хозяева уехали и оставили меня.
Лис послушал и говорит:
— Давай, спускайся на землю, и мы побеседуем по душам.
А петух отвечает, что ему и на дереве хорошо.
Лис был голодный, злой и решил во что бы то ни стало обмануть петуха. «Пусть он самый умный петух на свете, а я его заставлю спуститься», — подумал он про себя.
Походил немного возле дома, видит — лист бумаги валяется среди мусора. Подобрал он эту бумагу и скорее к дереву.
— Знаешь, — говорит петуху, — правительство новый указ выпустило.
— А что за указ? — спрашивает петух.
— Послушай, что тут написано, — говорит лис. — «Отныне собакам запрещается убивать лис, а лисам запрещается убивать петухов». Вот такой указ вышел, и все должны ему подчиняться.
Петух голову набок склонил, слушает и помалкивает. А лис не уходит, давай опять указ читать. Как прочтет, так снова упрашивает петуха с дерева спуститься, мол, теперь они не враги. Петух сидит, не шелохнется, думает, как бы лиса прогнать. И вдруг видит — вышел из лесу сторож с собаками. Обрадовался петух, сразу смекнул, как ему быть. Подождал, пока они поближе подойдут, и говорит лису:
— Эй, лис, вон погляди — сторож идет и с ним пять собак. Им бы надо прочитать новый указ.
— Откуда идут-то? — испугался лис.
— Да оттуда, с речки, — и показал совсем в другую сторону.
Бросился лис наутек и угодил прямо под ноги собакам. А собаки были злые, кусачие, сразу залаяли, зарычали, кинулись на лиса. Увидел петух такое и крикнул:
— Эй, лис, прочитай им указ! Прочитай им указ! Да скорее, а то загрызут тебя.
Но лис ничего не слышит, от страха ноги отнялись.
Тут собаки его окружили и разорвали на части, — им до указа и дела нет.
БАШМАКИ ДЛЯ СТРАУСА
Жил-был один лис, и втемяшилось ему в голову съесть страуса. Думает-гадает, как страуса поймать, он же большой, быстроногий. Встретится со страусом и сразу заводит с ним разговор, чтобы в доверие войти, подладиться. И вот как-то раз страус спрашивает лиса, почему у него такая маленькая лапка. Ну а лис, шельма, смекнул — наконец-то случай подвернулся!
— Да это потому, — говорит, — что мне надели ботинки с малолетства. Так я и рос в ботинках, не снимал никогда, оттого и лапа маленькая. А кто с детства ходит босиком, у того лапы здоровенные, даже смотреть противно.
Страус помолчал и спрашивает:
— А что мне сделать, чтобы у меня лапы стали поменьше?
— Эх, друг, так и быть, я тебя выручу, сделаю красивые башмаки.
Страус обрадовался, не знает, как благодарить лиса за такую услугу. А лис только улыбается, посулил сразу же взяться за дело.
И вот в одном доме украл лис кусок кожи и замочил. Когда кожа хорошенько вымокла и стала совсем мягкой, лис выкроил из нее два мешочка и сшил. Получилось что-то вроде башмаков. Прибежал лис к страусу, надел ему на ноги башмаки, а тот сияет от радости. Поначалу все было хорошо — кожа мягкая, нигде не жмет, не давит. Только лис велел страусу выставить лапы на солнце. Тогда башмаки, сказал, будут красивые и удобные. Да еще приказал не двигаться, стоять на одном месте. И ушел, но пообещал прийти попозже, чтобы посмотреть на свою работу.