— Нет, но и доказать обратное пока не могу. Даш, скажи, что я сплю! Разбуди меня! — зарываюсь пальцами в волосы и сжимаю голову, иначе меня разорвет от давящих мыслей.
— Вы больше не разговаривали?
— Нет, майор Черкасов говорит, что к нему нельзя, но мне кажется, что это сам Марк не хочет меня видеть. К Αркадию тоже пока не пускают. Только родственников. Я ходила в клуб, разговаривала с официантами, барменом, охраной, и все хором, словно сговорились, твердят, что не видели, как и с кем я уходила. Скажи мне, я сильно была пьяна?
— Ммм, нет, ты была в норме. Может, ты продолжила, когда я уже ушла?
— В том-то и дело, что я не помню, словно кто-то вырвал этот кусок моей жизни! — бью от бессилия по столешнице, отбивая себе ладони, но легче не становится.
— У меня только один вариант — Аркадий намеренно тебя напоил и уложил в постель.
— Да не спала я с ним! Не спала! Даже если была в невменяемом состоянии, я все равно не могла этого сделать! Это бред какой-то! — от отчаянья на глазах наворачиваются слезы, которые я никак не могу сдержать. Закрываю лицо руками, и мотаю головой из стороны в сторону. На мгновение кажется, что я действительно шлюха, грязно изменившая мужу! Потому что все факты против меня. Мне плевать на весь мир. Мне надо поговорить с Марком, ведь он должен почувствовать, что я его не предавала.
— Может он что-то подсыпал тебе?
— Может, но мы это уже никогда не узнаем, неделя прошла, в моей крови ничего не найдут… — Дашка обреченно вздыхает и замолкает. На мой телефон приходит сообщение, и это первая сравнительно хорошая новость за эту неделю. Я дала денег медсестре Аркадия и просила ее написать мне, когда мне можно будет с ним поговорить. И вот этот день настал.
— Отвезешь меня к Аркадию?
— Да, конечно, — кивает Дашка и воодушевленно соскакивает с места.
* * *
Аркадий выглядит очень плохо. Но мне почему-то ни грамма его не жаль. Радует только, что Марк его не убил, иначе моему мужу грозил бы реальный срок. Лицо — сплошной синяк, выбиты передние зубы, сломан нос, вдобавок — внутренние травмы. Он пытается мне улыбнуться, но тут же морщится.
— Ника, милая, не переживай, все заживет, — слово «милая» режет слух. — Рад, что это чудовище тебя не тронуло. Почему ты не приходила ко мне раньше? — осипшим голосом спрашивает Аркадий, а я отказываюсь что-либо понимать. Он ведет себя так, будто мы действительно любовники. Может, я на самом деле сошла с ума, у меня шизофрения и раздвоение личности!
— Меня не пускали, поскольку я вам — никто, — сажусь на стул и со всей силы сжимаю ремешок сумки. Даже если бы у меня не было Марка, я бы никогда не позволила к себе прикоснуться этому человеку. Он мне неприятен, в Аркадии собрано все, что меня отталкивает в мужчинах: невысокий рост, неприятная рыжая козлиная бородка, острые черты лица, худощавость, но главное — гадкий характер. Но все вокруг доказывает, что где-то в параллельной реальности я переспала с этим мужчиной.
— Как так?! Сегодня же поговорю с медсестрами. Ты не переживай, последствия, конечно, отразятся на моем здоровье, но все будет хорошо. А то на тебе лица нет, — если бы он не лежал на больничной койке по вине моего мужа, я бы, наверное, дала Αркадию пощечину и потребовала замолчать.
— Аркадий! — все-таки срываюсь. — Остановись. Я совершенно ничего не помню. Как мы оказались в отеле в одной постели?
— Ох, женщины, — усмехается мужчина и сверкает беззубым ртом. — Это был самый лучший момент в моей жизни, за который я пострадал, а она ничего не помнит. Ну ничего, у нас будет еще много времени освежить твою память, — смотрит сальным взглядом, от которого меня тошнит. — Тут твой муж пытается всех купить, угрожает, и связи у него не как у простых смертных, но я сделаю все, чтобы засадить этого садиста надолго.
— Аркадий, что ты несешь! Марк действовал на эмоциях. Это, конечно, не снимает его вины, мы оплатим лечение и моральный ущерб. Я не знаю, что ты себе выдумал, я хочу знать, как оказалась с тобой в одной кровати!
— Он тебя запугал? — продолжает твердить Аркадий. А мне хочется зажать уши руками.
— Просто расскажи мңе, как все было, — выдыхаю, пытаясь говорить спокойно.
— Ты приняла мое приглашение на танец, мы долго кружились, я признался тебе в чувствах, просил дать мне шанс, и ты согласилась. Мы ещё выпили, я вызвал такси, но ты не хотела домой. В машине мы целовались, нас охватила страсть, и мы оказались в отеле. У нас был замечательный секс, ты такая горячая женщина, — с каждым его словом у меня все больше и больше болит голова, потому что он рассказывает о ком угодно, только не обо мне. Даже если я была сильно пьяна, я не могла изменить Марку, потому что он мой единственный мужчина, других для меня просто не существует. Я принадлежу только своему мужу — душой и телом. — Потом мы уснули, ну а дальше — вот, — он указывает на свои побои и драматично морщится от боли, немного съезжая на подушку.
— Ммм… на мне были трусики, я не была полностью голой, — мне даже говорить об этом противно, хочется вновь под горячий душ и тереть себя мочалкой до остервенения, что я и делаю каждый день, пытаясь смыть с себя этого мужчину и его сперму.
— Мы так торопились, да и на тебе было очень красивое белье поэтому я решил не снимать эти прелестные трусики, а просто отодвинул их в сторону…
— Все замолчи! — не выдерживаю я, начиная кричать на всю палату. — Этого не было! Ты все подстроил! Зачем тебе это было нужно?! Зачем ты разрушил мой брак! Что мы тебе сделали?!
— Вероника, успокойся, милая! — он пытается подняться с места и схватить меня за руку.
— Не называй меня так! Не прикасайся ко мне! — меня действительно тошнит, и я зажимаю рот рукой, выскакиваю из палаты и бегу в туалет. Меня долго выворачивает от недосыпа, стресса и литров кофе на голодный желудок, кажется, внутренности скручивает узлом, и я не могу даже вздохнуть. Словно мой организм отторгает все происходящие.
Умываюсь холодной водой, пытаясь дышать глубже и остановить рвотные позывы. Закрываю кран и хватаюсь за раковину, потому что меня накрывает смертельной усталостью, слабостью, от которой валит с ног. Облокачиваюсь на холодную кафельную стену и медленно сползаю вниз. Все, чего я сейчас хочу — это увидеть Марка, почувствовать его крепкие и в то же время нежные объятья, услышать его голос и уснуть как раньше, в его руках. Когда мой муж рядом, все хорошо.
Не знаю, сколько так просидела, восстанавливая дыхание, пытаясь найти силы подняться. В глазах темно, руки трясутся и хочется рыдать, кричать, разрывая горло. Говорил мне Марк — увольняйся, а я боролась за независимость. Доборолась! Вот она независимость, делай, что хочешь, а мне выть охота. Я готова кинуться мужу в ноги и молить меня выслушать, поверить, почувствовать, что я принадлежу и всегда принадлежала только ему. Я должна его увидеть!
— Девушка, с вами все в порядке? — спрашивает зашедшая в туалет санитарка.
— Да, все хорошо, — собираю последние силы и поднимаюсь на ноги.
* * *
— Роман Αлексеевич, пожалуйста, мне очень нужно увидеть мужа. Пожалуйста, вы же можете организовать нам свидание, — просто умоляю майора Черкасова. Я почти со скандалом пробилась к начальнику Марка, который взял его дело под свой контроль.
— Успокойся! Сядь! Только женских истерик мне здесь не хватало, — рявкает на меня майор. Замолкаю, сажусь на стул и отпиваю глоток воды. Мне удалось поспать под действием снотворного, запихнуть в себя йогурт и найти силы на новый бой. — Дело не во мне, я могу вам хоть на всю ночь свидание устроить, хоть каждый день. Марк не хочет тебя видеть. Подпиши вот лучше показания, — сует мне какую-то бумажку.
— Что это? — спрашиваю, быстро читая текст, где написано, что Марк действовал в состоянии аффекта, застав меня с любовником.
— Он не мой любовник! Меня подставили, видимо, что-то подсыпали в алкоголь, я ни с кем ңе спала и не изменяла Марку! Позвольте мне с ним поговорить.
— А это ваши с Марком дела, не мне тебя судить. Но при таком раскладе получается, что он просто так накинулся на человека, избив его до полусмерти. Но дело, возможно, не продвинется дальше, я работаю над этим, и не позволю посадить Миронова. Это страховка, на всякий случай, хочешь помочь мужу — подпиши, — быстро беру ручку и подписываю чертову бумажку. — Вот и хорошо, — Черкасов берет листочек, записывает на нем номер и протягивает мне. — Это новый номер Марка. Можешь позвонить ему после десяти. Только не истери, он и так на грани срыва. Такого бойца мне под монастырь подвела. Дуры вы, бабы… Чего вам не хватает? Α Марк все отпуск у меня выпрашивал, хотел тебя куда-то отвезти. А ты и так отдохнула…, - сначала дергаюсь, чтобы вновь доказывать, что я не шлюха, за которую он меня принимает, но потом понимаю, что это бесполезно. Я уже сама себе не верю. Беру листок с телефоном, прячу его в карман пальто и молча выхожу из кабинета.
Глава 4
Вероника
Никогда в жизни так не волновалась, набирая номер Марка. Словно oт этого звонка зависит моя жизнь. Руки дрожат, и я постоянно путаюсь в цифрах. Гудок, еще один… присаживаюсь на подоконник, поскольку ноги подкашиваются. Еще гудок… и кажется, я стремительно лечу в бездну, внутри все болезненно сжимается, когда слышу до боли родной и любимый голос.
— Да, — хрипло и устало отвечает Марк, словно из него вытянули все силы, а я хватаю ртом воздух как рыба и не могу ничего произнести. Все слова куда-то пропали, хочется просто разрыдаться в трубку и услышать от него, что все будет хорошо. — Да, я слушаю! — немного громче произносит он, а я всхлипываю в трубку и зажимаю рот рукой. Хочется сказать, как сильно я его люблю, как тоскую и переживаю — просто умираю без него и мне больно от того, что он мне не верит.
— Вероника, — не спрашивает, утверждает, он узнал меня только по дыханию и всхлипу. Марк всегда чувствовал меня. Наступает тишина, а я ужасно боюсь, что он сейчас скинет звонок и больше не пойдет со мной на контакт. Проходят минуты тишины, разбавленные нашим дыханием, его ровное и глубокое вторит моему быстрому и рваному.
— Марк… — пытаюсь не плакать и выдать главные слова. — Марк, я… Я ничего не помню… но я никогда тебе не изменяла… почувствуй это, пожалуйста, — выдаю я и задерживаю дыхание, в ожидании его вердикта и приговора для нас. А он опять молчит, тяжело, шумно дыша в трубку, разрывая мне сердце.
— Как только я выйду, подам на развод, — из тысячи приговоров он выбрал для нас смертную казнь.
— Нет, не надо…, пожалуйста, я найду доказательства… Ты же ведь следователь, должен понять, что все не так, как кажется… помилуй, пожалуйста, дай хотя бы возможность доказать обратное! — отчаянно прошу я, впадая в истерику начиная гореть в агонии. Не важно, что я не виновна, я готова унижаться, лишь бы его не потерять.
— Детей у нас, слава богу, нет. Квартиру оставляю тебе. Нас должны развести быстро, делить нам нечего, — холодно, словно робот, оповещает Марк, будто не слышит меня. И это его «слава богу» больно режет душу и полосует истекающее кровью сердце.
— Я не дам согласия. Я твоя жена! — с яркостью кричу ему в трубку, пытаясь пробить его броню. Но в ответ мой муж скидывает звонок, оставляя мне лишь короткие гудки. Марка словно подменили, он не мог так быстро измениться, очерстветь и разлюбить меня. Он, в конце концов, мог дать мне шанс! Я бы дала, если бы была на его месте. Он же следователь и должен был все проверить! Кидаю телефон на стол и зарываюсь руками в волосы, дергая их, пытаясь причинить себе боль, чтобы хоть немного прийти в себя и сообразить, что мне делать дальше. Я это так не оставлю, не откажусь от моего мужа, чего бы мне это не стоило! Иначе, если отпущу руки, признаю себя виновной.
* * *
Нас развели зимой. Через месяц мне принесли извещение с датой слушания по нашему разводу, еще через месяц — очередное извещение, а через полтора месяца — уведомление, что я теперь разведенная женщина. Все решили без меня, с пометкой «измена одного из супругов». Все эти месяцы я ещё пыталась бороться. Снова разговаривала с персоналом кафе и работниками отеля. Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Одна из официанток вроде вспомнила, что я танцевала с Аркадием и много смеялась, но точно девушка не помнила. Женщина на ресепшене отеля сказала, что я сама, по доброй воле, пришла с Аркадием, и даже улыбалась ему. Почему я не помню, как вдруг сошла с ума и решила изменить мужу?! Ни единой зацепки, ни одной маленькой надежды — ничего, чтобы сохранить брак, я так и не нашла.
Аркадий пытался выйти со мной на контакт, и я ещё раз навестила его в больнице, чтобы почувствовать себя умалишенной, поскольку он маниакально твердил, что между нами все было и как меня любит. Он обещал мне золотые горы, неземную любовь и преданность, а меня тошнило от его правды. В доказательство он даже показал мне фото из клуба, где мы с ним за столиком, и я улыбалась, держа в руках бокал. И это был не фотошоп… но я совершенно этого не помнила. Когда я поняла, что ничего не добьюсь от Аркадия, я окончательно оборвала все контакты. Уволилась с работы, и заблокировала его номера. Несколько дней подряд Аркадий караулил меня возле подъезда с цветами в руках, а мне хотелось истерически смеяться от этой картины. В один из дней я не выдержала, вышла к нему, отобрала веник, швырнула его в снег и в грубой форме объяснила, что между нами никогда ничего не будет. И не было! Я отказываюсь в это верить!
Марк вышел на свободу и, насколько я знаю, откупился от Аркадия крупной суммой. Он поселился в квартире покойной матери, которую мы раньше сдавали, и, на моё удивление, уволился из органов. Все это я знала лишь по слухам, со слов наших общих друзей, потому что на контакт он не шел, не желая меня видеть. Однажды я не выдержала и сорвалась к нему. Несколько часов прождала его на лавочке возле подъезда, а когда мой муж приехал, кинулась к нему как побитая собака. Невыносимо больно резало безразличие на его лице и отсутствие обручального кольца на пальце. Я бежала за ним по лестнице, растеряв гордость и чувство собственного достоинства, и молила мужа меня выслушать, а он игнорировал меня как надоедливую муху.
— Я люблю тебя! — в отчаянье крикнула я уже возле его двери. Марк остановился и на мгновение застыл, даря мне крупицу надежды и тут же ее отобрал. Развернулся, схватил за скулы, больно сжимая, оставляя синяки, и впечатал меня в обшарпанную стену подъезда. Он никогда не был со мной настолько груб, но главное — не физическая сила, меня убивала неприкрытая ненависть в его глазах и презрение, словно я мерзкая грязь под его ногами. Смотрела, как он уничтожает меня взглядом, и все заготовленные слова куда-то испарились.
— Не ищи со мной встреч! — яростно сквозь зубы проговаривает Марк. — Иначе все плохо закончится! — сдавливает мои скулы, причиняя боль, и из глаз непроизвольно брызжут слезы, но скорее от потери надежд. Марк никогда не был настолько жесток со мной, я вообще не узнавала этого человека. Он сейчас настолько чужой, что мне хочется выть. — Я ведь могу тебя убить, Вероника, не доводи до греха, не показывайся мне на глаза! Ненавижу тебя, тварь! И себя ненавижу за то, что растрачивал себя на такую двуличную шлюху, как ты! — в этот момент я еще не осознавала, что между нами все кончено, просто смотрела в любимые глаза и беззвучно шептала «нет», отрицая его режущие, уничтожающие меня слова.
А потом он тоже на минуту замер, тяжело дыша мне в лицо, смотря мне в глаза и что-то неуловимо изменилось. В его глазах была та же боль и дикая тоска, как отражение моих чувств. Но мне все это — казалось, поскольку Марк резко меня отпустил и быстро зашел в квартиру, закрываясь на все замки, оставив меня на лестничной площадке в слезах и с болью, которая лишала сил. Не помню, сколько просидела на лестнице под его дверью, размазывая слезы. Как страшно, когда человек, кажущийся родным, любимым вдруг становится чужим и недосягаемым, словно мы никогда не знали друг друга. Мне казалось, я умираю… Хотелось соскочить с места и долбиться в его двери. Требовать, чтобы выслушал меня и понял, как мне страшно жить без него. Что каждый день превращается в пытку, и я все чаще задумываюсь о реальной смерти, которая избавит меня от страданий навсегда.