— Только не говори, что ты чего-то не знаешь!? Лучше тебя никто артиллерию и баллистику в корпусе не разумеет.
— Не спорю, в корпусе я лучший, а за его стенами есть другие более смышлёные офицеры. Вот француз — Бонапарт, или, к примеру, наш — Кутузов, они в своё время окончили артиллерийские училища. Но, не остановились в своём стремлении постижения наук.
- Эка ты хватил братец, — удивился Костецкий. — Кто ты, и кто они? Себя сравниваешь с такими людьми.
— Я не сравниваю. А беру с них пример в усердии. И поверьте мне на слово, придётся нам сойтись с французами на поле брани.
— Все-все стратег, иди, маши своей шпагой, — подтолкнул меня Калач, — а мы прогуляемся по Петербургу. — Когда ещё попадём сюда вновь, одному Господу ведомо. Счастливого пути, и будь здоров.
Я пожал друзьям руки и быстрым шагом направился к зданию корпуса.
В гимнастическом зале было совершенно пусто. Отлично, я не очень люблю, когда мне мешают заниматься фехтованием. Сбросив камзол, и выхватив шпагу, начал повторять весь комплекс разученного ранее приёма Как говорят, нет предела совершенству во владении оружием. Окунувшись с головой, в бой, с воображаемым противником, я даже не услышал звук открываемой двери. В зале вновь появился Браверманн.
— Головко, вы снова занимаетесь? — спросил Браверманн. — И сколько времени вы машете шпагой без перерыва?
— Я только начал. До этого прерывался на некоторое время. Сейчас решил повторить пройденный материал.
— Закончилось заседание комиссии по распределению, — проинформировал подполковник. — Вы знаете, меня тоже туда позвали, и вероятно только из-за иноземного происхождения. Уверены были начальники, что никого я не буду проталкивать, откровенных любимчиков у меня нет. Все это распределение, откровенная формалистика. Все было решено заранее. Когда, коснулись вашей кандидатуры, то ни один преподаватель не вступился за вас, и не порекомендовал направить вас служить в более престижное место. Меня никто слушать не стал, выступить не дали. Нерусь, что я могу толкового предложить, помимо формул. Утвердили для вас пограничный батальон, расквартированный в Александровской крепости. Через два дня выдадут на руки назначения.
— Вот и славно, устал ожидать решение судьбы.
— Мне Головко, очень жаль, что вы едите в такую глушь. Вам бы попасть служить за границу, вот где можно проявить себя. В прошлой беседе вы говорили, что не любите столичные балы и светское общество. Но вы не забывайте, что весь генералитет государства, посещает эти балы. Иногда, сказанное почтительное слово, или оказанная услуга, помогает в повышении чина. Но я знаю, вы из тех, кто годами будет питаться с солдатами из одного котла, жить, где придётся, подвергать себя и своих солдат смертельной опасности, но следующий чин не будете выпрашивать, а получите по заслугам. Очень тяжело вам будет. Бывает, наш Господь, призывает к себе молодых и лучших, помните об этом.
— Вот я и тренируюсь для того, чтобы, пришедшему за моей жизнью, пришлось очень постараться, чтобы её отнять. Я, в свою очередь, постараюсь, лишить жизни своего противника.
— Тогда прощайте, мой юный друг, пусть вас бережёт Господь и сторожит шпага. Мне было приятно вас обучать.
Браверманн обнял меня, и затем быстро удалился.
Глава 3
Уже который день трясусь в почтовой карете. Еду к месту службы.
В положенные сроки выдали мне предписание-назначение, небольшую сумму подъёмных средств, а также деньги на пошив обмундирования и закупку оружия. Прогонных денег, на наем транспорта, выделили вообще мизер. Сами понимаете, на дорогие, стреляющие вещицы, у меня финансов было недостаточно. Плюс ко всему, я решил сделать своим родным скромные подарки, как ни как в самой столице учился. Купил матери большой клетчатый платок из английского сукна, сестрёнке большой отрез цветастого шелка на платье, а отцу кинжал из дамасской стали. Старался потратиться по минимуму, но денег ушло изрядно.
Мундир себе купил готовый, пехотный. Не стал заказывать, потому что ждать нужно неделю пока сошьют, а лишних денег на съем жилья у меня нет. Долго копался в оружейной лавке, пока подобрал хорошую пару пистолетов. Внешний вид меня не особо заботил, главное чтобы ствол был хорошим и ударно-спусковой механизм. Прикупил запас пороха и пуль. С 1798 года все офицеры и генералы российских пехотных войск, вооружались пехотной шпагой с однолезвийным прямым клинком. Мне шпагу покупать не надо, уже есть такая красавица, досталась в качестве приза, как лучшему фехтовальщику корпуса.
Упаковал все свои пожитки и подарки, в подобие туристического рюкзака из моего времени, сшитого мной лично из крашенной в зелёный цвет парусины. Только вместо алюминиевой рамы, я приспособил тонкие бамбуковые палки. Практично и удобно. Распределил рационально средства на весь путь следования, чтобы было, на что покушать. Денег на прокорм не выделяли, не положено. Вот и следую. А ещё, мысленно подвожу итог прожитым, в этом времени годам.
Шесть лет, проведённые в теле подростка, а потом юноши, были не самыми простыми. Да, мой интеллектуальный уровень значительно выше, нежели у здесь живущих людей. Я этот уровень вынужден был тщательно скрывать. Ну не может двенадцатилетний мальчишка с окраин империи, быть всесторонне развитым.
Вначале маскировался, посещая библиотеку. Много читал, и знаете, увлекло меня сие пристрастие. Историю в школе, и в училище я не очень жаловал. Знал, конечно, в рамках учебных программ, а теперь, можно сказать, сам творю её.
На занятиях, по артиллерийской подготовке, поначалу планировал валять дурака. Мне артиллеристу, будут рассказывать, как и куда стрелять. Ха-ха-ха, три раза, я все знаю. А оказалось, что ничего я толком и не знаю об артиллерииXVIIIвека. Это в моем времени, все вычисления были автоматизированы и компьютеризированы. Каждый бугорок и здание, привязан к определённым координатам. Думать не надо, ввёл данные и пали, с высокой точностью. А здесь вся надежда на глазомер и на личный опыт, так как, ни биноклей с угломерной шкалой, ни лазерных дальномеров нет и в помине. Артиллерия и её техническое оснащение, примитивно. Пришлось, засучив рукава трудиться. Благо преподаватель баллистики Браверманн, оказался настоящим профессионалом. Вытряс я из этого почтенного мужа все полезные мне знания, потому и стал первым по всем предметам. К окончанию корпуса я свободного говорил и писал на французском и немецком языке, хотя в первые дни учёбы, чуть ли не до слез было обидно, не давались они мне.
Ещё я себя приучил, раз в месяц, повторять всю информацию, накопившуюся в моей памяти, за период жизни в двадцать первом веке. Не хотелось, знаете ли, деградировать. Своим друзьям Калачу и Костецкому, рассказывал анекдоты из моего времени, адаптированные кXVIIIвеку. Пересказывал прочитанные книги, опять же с привязкой к текущему времени. Короче старался вживаться в действительность, не теряя знаний полученных ранее.
Перед окончанием корпуса, таить приобретённые навыки и знания уже не было смысла. Я стал лучшим по всем предметам, меня ставили в пример. Правда, от этого мне ни холодно, ни жарко, как был я выходцем из окраин, таковым и остался.
О друзьях могу сказать только хорошее, они настоящие. Мы, выходцы из небогатых семей, с самого начала держались вместе. Если я и Калач, фигурами и статью не мелкие, то Костецкий, щуплый и сухопарый. Вот кому-кому, а Владимиру, точно нужно было искать место в столице. Мёрзнуть и голодать в походах, точно не его призвание, ему нужно находиться в окружении прекрасных дам, и быть завсегдатаем светских вечеринок. Не высокий, голубоглазый блондин, пусть пока только прапорщик, не будет обойдён вниманием. Отправился Костецкий начинать службу на границе с землями Финляндскими, а Калач в полк, который размещался в пригороде Москвы.
Не доезжая вёрст двадцать до Екатеринослава, носящего сейчас по велению Павла название — Новороссийск, я вышел из почтовой кареты. Если ничего не изменилось, и мне не изменяет память, то примерно, всего в пяти вёрстах от тракта, двигаясь, на юго-восток, находится мой родной хутор — Дубрава. Пардон, теперь село.
Шагалось легко. Воздух чистый, напоенный запахом разнотравья. Птицы поют, не умолкая, их покой никто не нарушает. Одинокий путник им не помеха.
То справа, то слева попадались большие возделанные поля, засеянные, начавшие уже созревать, рожью и пшеницей.
Преодолев очередной невысокий холм, я вышел к окраине Дубравы. О, вот она моя родина! Поискал глазами дом отца, он должен находиться в центре села на небольшой возвышенности. Там он и был, но за эти годы преобразился, до неузнаваемости. Нет и в помине, того саманного дома с пристройками из потемневших брёвен А стоит большой, каменный домина с крышей, покрытой красной черепицей, обнесённый невысоким каменным забором. Постарался отец, не пожалел видно денег. А что, все правильно. Он владеет приличным по площади куском плодородной земли, а значит, и доход должен быть.
— Мама, папа, Степан приехал, — прокричала девушка, выглянувшая из окна, услышав скрип, открываемой мною калитки.
Отец с матерью, а за ними Христя, через несколько секунд оказались у крыльца дома. Все вместе, и каждый в отдельности, пообнимали меня, и расцеловали. Мама и Христя уронили, положенную в таком случае радостную слезу.
— Заходи сын в дом, — пригласил отец. — Давно ты не был под крышей отцовского дома. Удивлен?
— Это все Одарка, — отец показал пальцем в сторону мамы. — Она захотела чтобы у нас был большой дом. Говорит, чтобы внукам тесно не было.
— Здравствуйте мои родные, — поклонился я отцу с матерью. — И тебе мои приветствия дорогая сестра. Выросла то как.
Христя усмехнулась, и опустила глаза.
— Ты посмотри на нее, — удивился отец, — глаза опустила и молчит. — Она, рот не закрывается, а сейчас словно воды в рот набрала.
— Не нападай Иване на дочь, — вступилась за сестру мама, — Христя у нас хорошая девушка. А разговаривает она только дома. На улице от неё лишнего слова не услышишь.
— Конечно не услышишь, она ведь ржет там, как кобыла.
— Отец, не обижай мене, — отозвалась Христя.
— Все-все хорошо, не буду, — замахал руками отец. — Как доехал сын? Надолго к нам?
- Ехал долго, почтовыми каретами. Гостить буду три дня, а потом уеду в Александровскую крепость. Там буду службу нести.
— Так это же совсем рядом!. От хорошо, что ты не далеко будешь.
— Одарка, — обратился отец к матери, — беги собирай на стол, сын с дороги проголодался, а мы его разговорами кормим. — Не забудь с погреба принести ото маленький бочонок с вином заморским.
— Дался тебе тот бочонок, — возмутилась мама. — Что без него поужинать никак нельзя?
Мама и Христя убежали накрывать на стол, а я с отцом, следом за женщинами, зашёл в дом. Внутренне убранство дома, не удивило. Скромно все и практично. Наверное, родители ещё не прониклись тягой к роскошной жизни.
— Что сын, не так богато как в том Санкт-Петербурге, — спросил отец, заметив моё некоторое удивление. — Так нет у нас лишней копейки, все своими руками делаем. За первый год я обменял зерно на камни с прибылью. За весну и лето строители построили фундамент, сам дом, сарай, конюшню. Осенью еле успели крышу покрыть черепицей, долго ее ждал. Зимой немного померзли, печник допустил ошибку. На следующий год, выкопал колодец, обложили изнутри речным камнем. Вода вкусная. Постепенно копил деньги покупал самое необходимое. Теперь есть на чем спать, и из чего кушать. Ты извини мне сын, что не посылал тебе денег, все тратил на дом и хозяйство. Понимаешь, Христю надо скоро замуж отдавать. А где гостей принимать? Я ей на приданное еще немного земли прикупил.
— Отец, перестань волноваться. Учился я за казенные деньги. А что не шиковал, так это хорошо, я не успел набраться плохих привычек.
Нашу беседу прервала мама, пригласив к столу. Постарались мои родные женщины. Естественно не было там блюд заморских, но все вкусности присутствовали, особенно моё любимое сало с прорезью и чесноком. Откровенно говоря, поперах в корпусе, мне сало часто снилось.
Отец, на правах полноправного хозяина, разлил всем в глиняные кружки, из бочонка вино. Подняли, первый тост, за мой приезд. Отец заметил, что я не пью вино, а только пригубил. Поинтересовался причиной. Пришлось объяснять. Одобрительно покивав, отец подчеркнул, что у казака всегда должна быть светлая голова, не затуманенная вином.
Пока мама занималась водружением на стол очередной порции блюд, я решил раздать подарки. Сделав это, я пожалел, что не отложил это мероприятие на более поздний срок. Христя, обмотавшись шёлковым отрезом, счастливая и улыбающаяся, крутилась перед зеркалом. Мама поглаживала руками свой огромный платок, дивилась качеству шерсти. Отец, рассматривал кинжал под разными углами. Как вы понимаете, об ужине все забыли на некоторое время.
До самого позднего вечера, мне пришлось отвечать на множество вопросом родственников. Очень их интересовала жизнь в столице. Как мог, отвечал, пользуясь личными наблюдениями, и информацией полученной от друзей.
Утром, как обычно встал рано. Натянул, приготовленные с вечера, новые шаровары и рубаху отца. Физзарядка для меня святое, не взирая, на время года и погоду, я всегда выделял на неё, не менее часа. Решил пробежаться, по известному с детства маршруту. Ага, не тут-то было. Не зря отец говорил, что Дубрава село. Разрослось село вширь. Пришлось накинуть крюк. Теперь и одного круга вокруг села, для разогрева мышц достаточно.
Выбежал на берег Самары. Здесь ничего не изменилось. Оглядевшись по сторонам, и не увидев посторонних, избавился полностью от одежды, прыгнул в реку. Вынырнув, примерно на середине реки, быстро поплыл против течения, стараясь поддерживать высокий темп, нагружая все мышцы тела. Обратно меня принесло течением. Подплыл к берегу, нащупал ногами песчаное дно, начал выходить из воды.
О-па, дежавю, из далёкого детства. Я вновь голый, и на берегу, стоит Мотря. За эти годы. она превратилась в очень симпатичную девушку. Тёмно-русые волосы, заплетены в косу, перехвачены красной лентой. Карие глаза Мотри, внимательно изучали меня. Платье, сшитое из простого полотна, с оригинальной цветочной вышивкой по вороту и на рукавах, словно обтекало фигуру девушки, подчёркивая её стройность. Улыбка девушке к лицу.
— Чего стоишь? — спросил Мотрю. — Раздевайся, и прыгай в воду, вспомним детство.
— Нет Степан, я лучше постою, на тебя посмотрю. Вчера люди говорили, что к Головкам во двор какой-то офицер заходил. Не узнали тебя односельчане. Решила проверить правду говорят люди или врут. Ты всегда любил бегать на речку. Сейчас вижу, неудивительно, что тебя не узнали. Изменился ты сильно. Таким красавчиком стал.
— Да, ладно. Лучше иди домой, а я тем временем из речки выберусь.
— Ой извини, — Мотря отвернулась, и как в детстве, быстро побежала домой.
На всякий случай, огляделся, вдруг ещё у кого-то я интерес вызвал. Повезло, в сей ранний час, на реку никто больше не пришёл Оделся и направился к дому.
— Не замерз в речке? — услышал весёлый голос отца. — Так и продолжаешь бегать? Зачем это тебе? Ты офицер, должен соответствовать положению в обществе.
— Бег и упражнения отец, укрепляют мышцы тела.
— А саблю как держишь? Побьешь отца?
— Я помню, что отца бить не хорошо. А саблю я держу крепко, в корпусе говорили, что управляюсь с ней неплохо.
— Вот сейчас и увидим.
Отец бросил мне учебную саблю. Поймал я её на лету, сделал несколько маховых движений, привыкая к весу. Атаковал меня Иван Головко, как обычно, быстро и напористо. Закрутились мы в танце поединка, высекая раз за разом искры из наших сабель. Было видно, что отец хочет доказать своё превосходство надо мной. Не тут-то было, я уже далеко не тот, двенадцатилетний мальчик. У меня наработаны свои, особенные связки ударов и уходов с линии атаки противника. Несколько раз, отец озадачено крякал, произведя мощный рубящий удар, по пустому месту, где я находился мгновение назад. Стал замечать, что отец понемногу снижает темп и силу ударов, наверное, все же годы сказались, далеко не мальчик. Может он бы и прекратил поединок, но казацкая гордость не позволяет. Я несколько раз уже мог коснуться отца своей саблей, обозначить место серьёзного ранения, но не сделал этого, не хотелось расстраивать родителя. Прекратил поединок отец сам.