— Вот это, — тычу пальцем в самое закрытое, с рядом перламутровых пуговиц от горла до самого края подола.
— Но… — начинает Мина. Под строгим взглядом захлопывает рот и помогает одеться.
Подает такие же темные туфельки из очень прочной и в то же время мягкой кожи. Никаких украшений, кроме пуговиц и белого воротника.
— Что сделать с волосами? — уточняет служанка.
А я откуда знаю, что у них тут в ходу?
— На твое усмотрение, — машу рукой и усаживаюсь в маленькое кресло возле трюмо.
Смотрю на отражение и тут же отворачиваюсь. Неприятно и как-то стыдно разглядывать Тамани. Пусть тело ее принадлежит мне, все равно остается чужим. Ощущение, будто смотрю передачу «Окна» (которую, к слову, никогда не любила).
— Зачешем назад, уложим локоны в корону и украсим цветами, — щебечет Мина. — Например, гонтезиями — они как раз подойдут к кружевам.
Пожимаю плечами и поспешно соглашаюсь. Сама предложить ничего не могу, так как всю сознательную жизнь носила короткие стрижки. Удобно, практично, стильно.
— Скоро?.. — спрашиваю у служанки спустя полчаса.
Всегда знала, что с длинными волосами много мороки, но чтоб настолько? Шея затекла, а Мина все сооружает, накручивает, вкалывает шпильки.
— Еще три удара барабана, — замечает девушка с улыбкой.
То, что служанка назвала «простенькой укладкой», на деле оказывается настоящим шедевром. Тамани удивительно идет. Гонтезии подчеркивают белизну кожи, выпущенные с боков и завитые пряди добавляют очарования строгому образу.
— Мина, а где находится та скала? — спрашиваю не вовремя.
У служанки из рук выпадает щетка. Глаза становятся размером с чайные блюдца.
— Ваш дядя не разрешит вам отправиться туда, — замечает поспешно.
Кто бы сомневался. И все же мне очень нужно попасть туда. Возможно, в том месте, где настоящая Тамани потеряла связь с телом, можно обратить процесс вспять.
Так и не разговорив служанку, спускаюсь в гостиную особняка. Делаю вид, что помню, где она находится.
— Заблудилась? — кричит в спину противный женский голосок.
Оборачиваюсь: Алия, «любимая» двоюродная сестренка. Разряженная в бордовый шелк, расшитые бисером туфельки и драгоценности. Ожерелье сверкает так, что слепит глаза.
— Мечешься из крайности в крайность? — фыркает она. — Не сработало покорить голышом, так решила выставить себя монашкой?
Смотрю недоуменно. Приподнимаю бровь и ехидно уточняю:
— Какое красивое платье, как оно идет к твоим красным глазам. Скажи, ты вырядилась в это, чтобы Хэл не пропустил мимо? Боишься, что цветом лица сольешься с серыми каменными стенами?
На щеках Алии алеют пятна гнева, теперь ее глаза еще больше подходят к платью.
— Как ты смеешь?! — верещит она, переходя на ультразвук. — Все расскажу папе!
Кажется, прежняя Тамани никогда не отвечала на ругань сестренки. Надеюсь, перемены спишут на магическую сонливость. И не решат изгонять из родственницы дьявола.
Хотя… Может ли обряд экзорцизма изгнать меня из чуждого тела?
— Куда это ты направляешься? — шипит Алия.
— К гостям, а ты разве не идешь? Или не пригласили?
Открываю дверь — точно помню, мы с доктором проходили через нее. Или та была похожей? Особняк у дядюшки приличный, а карту мне выдать позабыли.
— Вот и сиди там! — объявляет Алия. Толкает в спину и закрывает снаружи.
Оказываюсь в кромешной темени, протягиваю руку и наталкиваюсь на какой-то стеллаж, потом еще один. Кладовка, что ли? Почему за такой красивой дверью?
— А тут что?
Ого, да это книги. Кажется, сюда редко заглядывали. Чувствую под пальцами пыль и, сдается, паутину.
— Зачем покупать столько книг, если не собираешься их читать? — задаюсь вопросом.
Разворачиваюсь к двери, ощупываю. Толкаю плечом. Бесполезно! При прежней комплекции, может быть, и получилось бы. Но хрупкая Тамани мне не помощница.
— Так, ты же дочь механика и магички. Сделай что-нибудь! — приказываю себе.
Достаю шпильку, пытаюсь открыть замок. Не получается от слова совсем. Пыхчу и пробую снова. Так несколько раз
А время бесконечно отсчитывает секунды. Или как тут у них говорят: отбивает барабаны.
— Нет, надо действовать иначе.
Закрываю глаза. Пытаюсь максимально отстраниться от управления телом. Снова достаю шпильку. Чувствую, как она нагревается в пальцах.
Щелчок и — о чудо! — я на свободе.
— Тамани, где тебя черти носят?! — слышится грозный окрик Михо. — Гости уже прибыли!
Кое-как счищаю с прически паутину, обтираю пыль с пальцев о подол. Тихо проклинаю себя за потерю бдительности. И за нечистоплотность. Но переодеваться и умываться времени нет.
Лечу вниз по лестнице на голос дяди. Нахожу нужную дверь. Вбегаю в зал и застываю на пороге.
Хэл приехал не один, а с братьями. Уже сидят за столом и ведут светскую беседу. При виде меня затихают и удивленно рассматривают.
— Маэстро Михо, у вашей племянницы нет приличных нарядов? — недоумевает Хэл. — То она щеголяет по внутреннему дворику в одной сорочке. То является к столу в наряде послушницы. Она же вернулась из пансиона три месяца назад, неужели за это время вы не могли обновить ее гардероб?
Краснею с досады, опускаю голову. Все ему не так. То слишком открыто. Теперь чересчур строго. Ну откуда мне знать, что это за наряд? И почему, собственно, в нем нельзя выйти к столу?
— Сати Тамани… — слышу шепот Мины.
Служанка хочет что-то сказать, но сникает под взглядом Михо.
— Она у вас еще и не воспитана, — добавляет Хэл. — Разве в пансионе не учат приветствовать гостей?
Вот же дьявольщина! Как теперь быть? Незнание церемониала нельзя списать на магическую кому. Или можно?
Мина делает какие-то знаки. Ладонь к сердцу, другую к виску…
Точно! Запоздало делаю поклон — на этот раз получается. Прошу прощения за свой вид.
— Не отвыкла еще и взяла из шкафа первое попавшееся платье, — бормочу в оправдание. — По инерции.
— Видно, ты нас очень ждала, — хохочет Виллин. — Слышишь, Хэл, эта девушка на встречу со жрецами надевает первое попавшееся платье.
— Не смущайте ее еще больше, — снова вступается Бел. И я готова расцеловать его за это. — Разве то, что сати не кичится внешностью, не делает чести ее простодушию и неискушенности?
Снова кланяюсь — на этот раз не по наущению, а по собственной воле. Бэл нравится мне все больше. Единственный из всей компашки похож на настоящего мужчину.
— Вижу, ты собиралась вернуть Хэлу его накидку? — продолжает Бэл. — Подойди, не бойся. Он не воюет с сати.
Хэл недовольно хмурится, но не возражает. Принимает сверток, передает стоящему за спиной слуге. Только собираюсь отойти — хватает за руку:
— Не сбегай так быстро. Поднеси мне чай. Ведь в пансионе сати учат этому?
Глава 3
Понятия не имею, чему учат каких-то там сати в каком-то там пансионе при монастыре. Но чай заваривать я умею. Если бы Хэл не был таким противным, еще бы и кекс испекла. Или оладушки со сгущенкой.
— За обучение заплачено столько, что Тамани должна уметь все, — несмешно шутит «дядя».
— В накладе вы все равно не остались, — замечает Бэл. — Сати Тамани принесла вам гораздо больше, чем ваши заводы.
А вот это уже интересно! Надо будет расспросить об этом Мину или лекаря — если Анри приставлен ко мне с детства, то должен знать, что за странные намеки делает главный жрец.
— У Тамани хорошее приданое, — веселится Виллин. — Многим сати, явившимся на отбор, приходится жить в небольших домах вместе с дуэньями, другими кандидатками и слугами. А у вас целый особняк.
Не слишком ли важничают эти парни, с чего им такие почести? Понятно, хороши внешне и наверняка образованны по меркам этого мира. Но куда им столько девушек?
— Какой чай вам принести? — уточняю у Хэла. — С молоком, сахаром?
Кажется, опять что-то не так ляпнула. Бэл и Виллин переглядываются, дядя багровеет.
— Молоко — священный продукт, разве можно его добавлять в чай? — недоумевает Хэл.
Алия мерзко хихикает за моей спиной. Ей никто не разрешил приблизиться к почетным гостям, вот и пользуется моментом.
Мысленно желаю ей провалиться. Быстро спохватываюсь — а ну, как тело Тамани помнит нужный финт руками и действительно избавится от Алии. Так лучше не рисковать. Найдется другой способ проучить «сестренку».
— Вы же главные жрецы, — иду ва-банк, обозначаю поклон перед гостями, — вам все можно.
Хэл, как большой кот, довольно щурится и откидывается на спинку кресла. Злость испаряется, сменяясь самодовольством.
Эх, знала бы, как ему понравится замечание, молчала в тряпочку.
— Принеси с молоком, попробую, — разрешает Хэл. — Хотя и не очень представляю, как оно будет сочетаться с чаем.
— И мне, и мне! — клянчит Виллин. — Это будет интересно.
— Мне тоже, будь добра, — улыбается Бэл. — Знаешь, магический сон пошел тебе на пользу. У тебя появились интересные и необычные идеи.
Вот, вроде бы, хвалят, а я напрягаюсь. Кому вообще поклоняются жрецы, кому служат? Вдруг непрошенные гостьи у них не в почете. Еще на жертвенный алтарь отправят.
Быстренько удаляюсь из зала. На ходу киваю Мине, чтоб помогла справиться с заданием. Пусть хоть кухню покажет — сама я опять заблужусь в этом гигантском особняке.
— Если удивите жрецов, вам это зачтется при отборе, — замечает служанка. — Как ловко вы придумали, сати Тамани!
Нашла, чему радоваться. Вот если бы я нашла способ вернуться в свое тело — другое дело. А то, что польстила каким-то жрецам, мало трогает.
На широкий серебряный поднос устанавливаю чайник, чашки, сахарницу и молочник. Мина добавляет засахаренные фрукты и крошечные галеты.
— Тогда и варенье тащи, — предлагаю я.
— Что это? — удивляется служанка. — Если один из рецептов вашей матушки, то лучше забудьте. Магические продукты, неодобренные жрецами, нельзя вносить в дом механиков.
Задумчиво кусаю нижнюю губу. Смотрю на Мину с сомнением.
— Когда мать погибла, сколько мне было? — все же задаю этот вопрос.
— Три полных чаши Великой Матери, — улыбается Мина. — Меня к вам приставили, когда наполнилось двенадцать.
С шумом пропускаю воздух через плотно сжатые губы. Мне бы сюда переводчика. Или хоть толкователь неизвестных выражений.
— Спасибо, Мина, ты мне очень помогла, — улыбаюсь служанке.
Она же не виновата, что я ничего не поняла из ее тарабарщины. Сколько это — полная чаша? Тринадцать месяцев или больше?
От недостатка информации едет крыша. Но узнать все и сразу — значит, выдать себя. Правда, и затягивать не стоит — через много ударов барабана уже не спишешь забывчивость на магический сон.
Подхожу к гостиной, распахиваю двери.
— Вот и наш чай! — довольно потирает ладоши Бэл.
Прохожу мимо Алии — та пытается поставить под ножку. Вовремя замечаю и отхожу подальше.
— Надеюсь, вам понравится, — замечаю искренне.
Разливаю чай по трем чашкам. Замираю, не зная, кому подать первому. Хэл, Бэл и Виллин тоже напряглись, ждут.
— Простите, у меня руки дрожат, — произношу растерянно и пододвигаю поднос в центр стола. Пусть сами берут, не маленькие.
— Никогда прежде не принимала высоких гостей, а, сати Тамани? — ехидничает Виллин.
Первым берет чашку, прихлебывает. На лице его отображается удовольствие.
Бэл и Хэл берут чашки одновременно. Пробуют. Засыпают меня похвалами.
— Надо будет предложить попробовать верховному жрецу, — замечает Бэл. — Инке сумеет оценить напиток по достоинству.
— Может быть, пригласим сати Тамани к нам в пирамиду? — играет бровями Виллин. — Пусть сама подаст изобретение к столу.
Михо напрягается. Кажется, даже дышать перестает. Алия забывает, что нужно моргать.
Бэл и Хэл переглядываются. Первый кивает, соглашаясь. Второй раздумывает.
— Не думаю, что это хорошая идея, — вступаю я. Вижу, как обиженно вытягивается лицо Виллина. — Нет, я очень признательна, сочту за честь. Но магический сон… Иногда мне трудно вспомнить самые простые вещи. Не хотелось бы упасть в грязь лицом перед верховным жрецом.
— Для этого у тебя есть дядя, — елейным голоском замечает Михо. — Мы с Алией проводим тебя и присмотрим, чтобы не натворила глупостей.
— Придерживайте ее, чтоб никуда не падала, — на полном серьезе замечает Бэл. — Особенно в грязь.
Два брата, вроде бы, пригласили. Осталось дело за Хэлом. Тот пьет чай и усердно делает вид, будто не замечает взглядов.
— Что скажешь, Хэл? — интересуется Бэл. — Можем мы пригласить семейство Ферино на прием к Инке?
Замираю. Как ни крути, но не готова я к таким похождениям. Мне бы домой вернуться. А тут…
— Мы пришлем приглашение! — объявляет Хэл. Отставляет чашку, промакивает губы кружевной салфеткой. Поднимается из-за стола. — Провожать нас не надо. Во владениях Великой Матери мы не гости.
Мне показалось, или он так намекнул, что все здесь принадлежит им?
— Иди в свою комнату, немедленно! — приказывает Михо, когда гости уходят.
Не понимаю: я племянница или узница? Сначала пансион, потом домашний арест.
Ухожу и сижу тихо, как мышка, до самого утра. За завтраком решаюсь на эксперимент.
— Могу я прогуляться? — задаю вопрос дяде и прикладываю ладонь ко лбу. Делаю вид, что подкашиваются ноги. — Здесь слишком душно, нечем дышать.
Где же этот лекарь, когда он так нужен? Мог бы подтвердить, что пациентке нужен свежий воздух. А больше того — свобода.
— Мина, проводи сати Тамани во двор! — распоряжается Михо.
Служанка подбегает, подает локоток и произносит участливо:
— Обопритесь на меня, сати Тамани. Я выведу вас в сад. Захватить ваше рукоделие?
Пожимаю плечами: откуда мне знать, чем там на досуге занимается Тамани. Вышивает, плетет макраме или собирает цветные бусы?
— Возьми, — соглашаюсь, хотя совсем не хочу рукодельничать. Вот сделать ноги — это можно. Желательно в сторону скалы.
Рукоделием оказывается коробочка с металлическими деталями: винтиками, шурупами, проволочками из различных металлов. Что со всем этим делать, я понятия не имею.
— Вот, ваше любимое место, — Мина указывает на беседку, увитую плющом. — Помните?
Киваю, присаживаюсь на скамеечку. Вдыхаю свежий воздух, пропитанный запахом садовых цветов. Где-то наверху поет птичка с голосом, удивительно похожим на соловьиный. Аж взгрустнулось.
— Напомни, что с этим делать? — указываю на «рукоделие»
— Вы только начните, руки сами вспомнят, — советует Мина. — У меня нет способностей…
А она, пожалуй, права. Тело Тамани должно помнить любимое занятие. Расслабляюсь, открываю сундучок. В прямом смысле даю волю рукам.
— Получается! — объявляю спустя десяток минут.
Не верх мастерства, но все же. Созданная фигурка похожа на маленького человечка. Почти робот с глазками из красных камушков.
Ставлю его на пол, зачем-то подталкиваю ладошкой. Человечек делает первый неверный шаг. Падает.
— Осторожнее, — предупреждает Мина. — Если маэстро Ферино заметит, что вы используете магию, рассердится.
Да помню я об упрямстве дядюшки, помню. Одного не могу понять — если механики так любят оживлять свои изделия, то почему не любят магов? Ведь именно они вдыхают жизнь в их творения.
И Михо — чаецвет от Хэла он принял, а родной племяннице использовать нельзя? Бред сивой кобылы!
— Мина, а как часто оживает наяда? — припоминаю недавний случай. — Как чаецвет, в любое удобное время или что?
— Наяду смогли оживить только вы, — смеется служанка. — Потому рейн Хэл и ваш дядюшка так рассердились. А чаецвет заряжен другими магами, его хватит внукам ваших внуков.
Ага, выходит, маги создают нечто вроде батареек, что питают механизмы. Забавно.
— Опять магичишь, дрянь?! — раздается злобный женский вопль.
Поднимаю глаза: «сестренка» явилась. Интересно, она случайно в сад вышла или шпионит?
— Нет такого слова «магичить», — привычно поправляю, как плохую ученицу. — Можно использовать магию, создавать заклинания и колдовать.