— А вот про платье ты верно заметила, — добавляю задумчиво. — У меня нет ничего приличного…
Либо монашеские одеяния, либо простенькие домашние платья. Все это не подходит для выхода в свет. Покупать, тем более, шить, попросту не остается времени.
— Тамани, пожа-а-алуйста!.. — Алия чуть ли не бросается в ноги. — Возьми меня с собой. Я еще никогда не была в главной пирамиде. Это же такая возможность…
Еще бы! Получить расположение верховного жреца до начала официальной части отбора. Такое дорогого стоит.
— Хочешь, бери любое мое платье!.. — добавляет Алия. — Хоть все. И украшения, и туфли, даже зонтики и шляпки. Только, пожалуйста, не лишай меня этой возможности. Папа, ну скажи же ей!
Михо не торопится вступаться за дочку. Видать, помнит о моих планах избавиться от неугодного опекуна.
А «сестренка», оказывается, умеет быть вежливой. Просить и говорить волшебное слово «пожалуйста». Когда это ей выгодно.
— Ладно, идем в твою комнату, — благосклонно киваю. — Посмотрим, стоят ли твои наряды приглашения в главную пирамиду.
Как лучшую подружку, Алия хватает меня за руку и тянет в коридор. Обещает на ходу золотые горы. Мина, посмеиваясь, семенит сзади.
Ничего себе, «комната» у сестренки! Размером с три мои, в сине-серебряных тонах. С огромными окнами, выходящими во внутренний дворик. А сколько тут различных механизмов. Чего стоят только люстра с вентилятором и свечи, вспыхивающие от щелчка пальцев.
— Вот, эти платья как раз подойдут для обеда, — хвастает Алия.
Распахивает одну из створок шкафа, занимающего чуть не треть комнаты. Трудно представить, сколько Михо вложил в приданое дочки. Тамани, поди, такая роскошь и не снилась. А ведь это все за ее счет.
— Думаю, вот это подойдет.
Выбираю наряд цвета топленых сливок — не слишком открытый и элегантный. Добавляю к нему перчатки и воротник из тончайшего кружева.
— Не слишком ли строга эта комната для одной сати? — замечаю вслух. — И цвета слишком… не знаю, мужские, что ли.
— Прежде эта комната принадлежала вашему отцу, — поспешно произносит Мина и отходит на шаг от Алии.
Правильно делает. Сестренка приходит в бешенство, хотя пытается скрыть это.
— Значит, так! — объявляю с довольным видом. — Комнату отца я тоже забираю по праву. Наряды и личные вещи оставь при себе. Хотя, постой… Мина, что еще присвоила Алия?
У служанки бегают глаза. А ведь я всего лишь взяла ее на понт, как говорят мои ученики.
— Украшения вашей бабушки… — пищит Мина и прячется за меня.
Алия бледнеет и одновременно покрывается алыми пятнами ярости. Ни дать ни взять — мухомор местного разлива.
Хотя, назвать ее так ― обидеть вполне безобидный гриб. Алия куда ядовитее.
— Украшения тоже оставишь, — заявляю я. — Вообще следовало бы тебя лишить приема у верховного жреца. Но я добрая. К тому же, привыкла выполнять данные обещания. Так что собирайся.
Сестренка не выглядит довольной. Мечет в Мину недобрый взгляд.
— Тронешь ее хоть пальцем, вылетишь из дома, — предупреждаю я. И обращаюсь уже к Мине: — Передай мой приказ перенести вещи сати Алии в мою комнату. А я пока пойду на кухню обсужу с поваром подарок для Инке.
У себя дома могла приготовить вкуснейший десерт буквально из того, что завалялось в холодильнике. Здесь же могут возникнуть трудности с продуктами. К примеру, что за тишня, из которой Михо собирался готовить желе?..
Да, лучше заняться продуктами, чем смотреть на недовольную физиономию Алии. Надеюсь, к тому моменту, как закончу с поваром, смогу впервые в жизни поспать в номере люкс. Иначе спальню Ильери охарактеризовать сложно.
Глава 8
Идею испечь торт для верховного жреца повар Льюн принимает с восторгом. Предлагает ингредиенты и, разумеется, помощь.
— Как на счет тишни? — интересуюсь я.
Искренне надеюсь, что не ошиблась с произношением. Все местные названия кажутся какой-то «абракадаброй» — не то просишь ягоду, не то нецензурно выражаешься.
Льюн счастливо улыбается, командует поварятам, и те притаскиваю корзину, доверху заполненную плодами размером с помидоры на моих грядках. На вкус тишня оказывается чем-то средним между земной вишней и черносливом.
— Сюда бы еще шоколад и амаретто… — мечтаю вслух.
— Гениально! — заявляет Льюн. — Сати Тамани, не знал, что вы искусны в кондитерском деле.
— После падения со скалы во мне открылись скрытые таланты, — смеюсь я. — А как обстоят дела со сливками, яйцами и мукой?
К счастью, все необходимое отыскивается легко. Мне даже предлагают воспользоваться магическим прибором, удивительно похожим на миксер. А вот печи в Аланте не те, что в Костроме. Первый корж едва не подгорел, но я вовремя приспосабливаюсь.
— Сколько добавить сахара в крем? — интересуется повар.
— Я обычно сыплю на глаз, — признаюсь с улыбкой.
Повар дергает головой и смотрит так, точно у меня отросли рога. Открывает рот и тут же захлопывает обратно, точно не решаясь сказать или спросить нечто важное.
— Что?! — не выдерживаю я.
— Зачем вы сыплете сахар себе на глаза? — ужасается он. — Это что, новое средство для красоты?
М-да, с чувством юмора у Льюна порядок. Это ж надо мне было такое ляпнуть…
— Это древняя китайская поговорка, — заливаю я. — Сыпать на глаз, значит, приблизительно определить нужное количество.
— Надо запомнить, — кивает повар. И перестает задавать глупые вопросы, сосредоточившись на работе.
Лишь когда видит готовый торт, забывает о молчании. Двухъярусный, украшенный ягодами и сливочным кремом, он так и просится в рот.
— Это шедевр! — нескромно объявляет Льюн. — Инке умрет от восторга!..
— Надеюсь, что нет, — шучу я в ответ. — Пусть Инке сначала выберет наследника, а уж потом отправляется к Великой Матери.
Довольная собой, позволяю поварятам припрятать тортик в замагиченный ледник и отправляюсь в свою новую комнату.
Алия к тому времени успевает переехать, а Мина ― сменить постельное белье, убраться и проветрить помещение.
— Знаешь, мне хочется внести еще одну маленькую коррективу, — замечаю служанке.
— Какую? — Мина обводит придирчивым взглядом комнату, ища, что упустила из виду. — Хотите сменить интерьер?
Указываю на стену напротив кровати и замечаю:
— Тут как-то пусто. Тебе так не кажется?
Мина лишь пожимает плечами. Смотрит на меня и ждет приказа.
— Попроси принести сюда изображение семьи Великой Матери, — не разочаровываю я. — Не знаю почему, но эта картина меня вдохновляет.
Через пятнадцать минут приказ исполнен, и я начинаю готовиться ко сну. Завтра предстоит трудный день. Мина расчесывать мои волосы и тихо мурлычет под нос незатейливую колыбельную. Я клюю носом, дожидаясь окончания процесса.
Стук в дверь выводит из дремоты. Дверь приоткрывается, и в образовавшийся проем просовывается голова Михо
— Еще не спишь? — интересуется дядюшка. — Хочу поговорить о завтрашней поездке. Эта встреча может стать решающей, нам многое нужно обсудить.
Не дожидаясь приглашения войти, Михо подбегает ко мне. И будто бы не замечает, что на племяннице уже ночная сорочка и бархатный халат.
— Что именно нам нужно обсудить? — недоумеваю я.
Хмурюсь — нет никакого желания тратить вечер на нравоучения дядюшки. А ведь он наверняка за этим пришел.
— Ты могла забыть о правилах этикета и… — начинает дядя им тут же замирает, точно онемел.
Неверяще таращится на портрет на стене и потирает глаза кулаками.
— Наконец-то ты облагоразумилась! — радостно хлопает в ладоши. — Теперь все вернулось на свои места….
— Это вы о чем?.. — я мгновенно забываю о сонливости.
А дядя, похоже, забывает, зачем вообще пришел.
— После падения тебя перестали посещать дурные мысли и бредовые затеи, — произносит он тем же торжественным тоном. — Ложись отдыхать, завтра обсудим дела.
Говорит это и покидает спальню. А я никак не пойму: что это сейчас такое было? Какие дурные мысли посещали голову Тамани?..
Так и не найдя ответов на многочисленные вопросы, заваливаюсь спать. А уже утром начинаю готовиться к обеду. Легкий завтрак из фруктов и вареных яиц, короткая прогулка для поддержания цвета лица. И долгие, утомительные сборы.
— Вы будете выглядеть ослепительно! — обещает Мина.
И накручивает из моих прядей нечто объемное и грандиозное. Даже не верится, что эта «Пизанская башня» сооружена из волос. Еще и украшена цветами из сада и жемчугом.
— Главное, не рухнуть, когда буду кланяться, — ворчу я. — Прическа перетянет ― и прощай, репутация добропорядочной сати.
За семьдесят ударов барабана до назначенной встречи к парадной двери подкатывает самоходная карета. Судя по черным блестящим бокам — гордость хозяина.
— Надеюсь, у этой громадины все в порядке с тормозами, — замечаю я, но все же забираюсь внутрь.
Усаживаюсь рядом с Алией. За весь прошлый вечер и сегодняшнее утро она не произнесла при мне ни слова. Либо сильно обиделась из-за комнаты, либо вынашивает коварный план мести. Я все же больше склоняюсь ко второму.
— Неужели я дожил до этого дня! — смахивает слезу дядя, когда мы въезжаем во внутренний двор владений жрецов.
Выглядываю в окно и замираю от восхищения: либо пирамида действительно сделана из чистого золота, либо это великолепная подделка. Монументальное здание блестит на солнце, поражая и восхищая своим величием. Почти во все окна вставлены витражи, переливающиеся всеми цветами радуги.
— У меня даже колени трясутся… — замечает Мина.
Служанка напросилась сопровождать меня в путешествии. И пусть ей не позволительно войти в пирамиду, все равно довольна увиденным.
— Пожелай мне удачи! — прошу я и аккуратно забираю у служанки торт.
Выбираюсь из кареты и направляюсь к подножию лестницы вслед за дядей. Улыбаюсь, хотя испытываю то же, что и Мина. Как ни готовилась к этой встрече, оказалась поражена великолепием пирамиды. А ведь мы еще даже не вошли в нее.
— Добро пожаловать в обитель Великой Матери! — произносит Бэл.
Он и его братья встречают гостей у подножия лестницы. Обмениваются приветствиями с дядей. Вежливо кланяются нам с Алией. Бэл и Виллин рады встрече — это видно по их искренним улыбкам и довольным выражениям лиц.
И только Хэл похож не на живого человека, а монумент, вытесанный из темного мрамора у подножия пирамиды. Ни тени улыбки, ни доброго взгляда. Холоден, важен и безразличен к происходящему.
Передаю торт слугам, по мраморной лестнице поднимаюсь на тринадцатый, верхний этаж. С особым трепетом касаюсь строгих и фантастичных стальных перил, подчеркнутых тонкими золотыми элементами, похожими на листики и цветки вьюна. Сморю на развешанные по стенам картины, высокие вазы с роскошными цветами.
Замечаю сбоку что-то вроде шахты лифта, скрытой за резными решетками.
Бэл перехватывает мой взгляд и поясняет:
— Мы могли бы подняться наверх так, но восхождение по лестнице главной пирамиды очень символично.
— И утомительно, — зевает в кулак Виллин.
Хэл отделывается угрюмым молчанием. Не смотрит в мою сторону, зато затевает разговор о картинах с Алией. Сестренка краснеет и запинается, явно польщенная вниманием главного жреца.
— Я впечатлена, — произношу с улыбкой. Стараюсь не смотреть в сторону Хэла. — Лестница очень красивая, и вся обстановка тоже. А на лифте смогу проехаться и в другой раз.
— Искренне верю: вы, сати Тамани станете частым гостем Инке, — подмечает Бэл.
— А, возможно, и женой следующего верховного жреца, — добавляет Виллин и многозначительно поигрывает бровями.
Делаю вид, что не понимаю намека. Продолжаю подъем и с удивлением отмечаю, как легко и ровно бьется сердце Тамани. Вот что значит молодость — ни одышки, ни зашкаливающего пульса. И это несмотря на крутые ступени.
Достигаем вершины лестницы. Ждем, пока отдышится Михо.
— Сюда, пожалуйста, — Бэл приглашает следовать за ним.
На тринадцатом этаже роскоши больше, чем на остальных. Словно погружаешься в мерцающее тепло: всюду золото, охра, бронза и другие, неподдающиеся определению материалы. Вдоль коридоров стоят горшки с живыми цветами желто-белых оттенков и скульптуры. Последние ― сплошь замагиченные. Русалки лениво помахивают хвостами и игриво подмигивают. Воины встают по стойке смирно, когда мимо проходят главные жрецы.
— Верховный ждет вас в Радужном зале! — объявляет Бэл.
Трижды стучит в золоченые двери. Дожидаются, пока слуги откроют, и приглашает нас внутрь.
Инке встречает нас, сидя в глубоком, обитом бархатом, кресле возле камина. Белым одеянием, напоминающим мантию королей, седыми, собранными в высокий хвост волосами, длиной бородой, скульптурным лицом и живыми серыми глазами он напоминает доброго волшебника из детских сказок. Не хватает только посоха и широкополой шляпы.
На шее верховного жреца болтается ключ размером с ладонь. На вид тяжелый и блестящий. По форме он напоминает крест с петлей наверху. Всю поверхность покрывают непонятные надрезы и загогулины, каждому символу соответствует картинка — маленькая, едва различимая.
— Приветствуем тебя, верховный жрец, — произносит Михо и кланяется.
Мы с Алией следуем его примеру. Я одновременно пытаюсь поправить очки, которых Тамани никогда не носила. Ее зрение и без того идеально.
Чертова привычка, до добра меня не доведет.
— Добро пожаловать, — сдержанно кивает Инке. — Двери главной пирамиды всегда распахнуты для рода Ферино.
Дядюшка довольно краснеет. Заученными фразами выражает радость и величайшую покорность верховному жрецу Великой Матери.
Когда с условностями покончено, Инке распоряжается накрывать стол к обеду.
— Кстати, сати Тамани, мне уже доложили о приготовленном вами торте. Не терпится его попробовать.
Кланяюсь жрецу и благодарю за комплимент. Усаживаюсь за стол на предложенное место. К несчастью, рядом с Хэлом.
— Сын, поухаживай за дорогой гостьей, — просит его Инке.
Хочет Хэл или нет, но ему приходится проявить ко мне вынимание. Приказ верховного жреца не нарушает даже сын.
— Белое вино или красное? — уточняет Хэл вежливо, но все еще не смотрит в глаза.
Кажется, так и не простил мне заплыва.
Ну, что поделать, это его трудности. Меня же больше волнует ключ на шее Инке. Наверняка, это тот самый — от всех дверей.
— Красное, если можно, — киваю без тени улыбки.
Разговор за столом заходит о политике. Молчу, пока обсуждают мятежи и поимку зачинщиков. Слушаю, с каким жаром Хэл внедряет новые идеи по подавлению бунтов. Не могу не восхититься его храбростью и упорством.
— Как бы мне хотелось положить конец этой вражде, — замечает Инке. — Но я верю: когда-нибудь настанут спокойные времена.
— И маги и механики смогут в открытую заключать союзы, — не могу удержаться я. — И заводить желанных детей.
Дядя роняет вилку. Главные жрецы замолкают. Все смотрят то на меня, то на Инке. На лице верховного отражается недовольство. Но оно быстро сменяется сочувствием.
— Твои родители, Ильери и Мирра, родились не в то время и не в тот час, — произносит Инке с тягостным вздохом. — Они ни в чем не виноваты. Так же, как и ты.
После легких закусок слуги вносят тушки запеченных птиц, кабанов и зайцев. Печеные овощи, рыбу под сливочным соусом, мидии, зелень. Стол буквально ломится от еды.
Интересно, жрецы всегда так обедают, или только по праздникам?
Мужчины на время отвлекаются от разговоров. Все, кажется, забывают о моем вмешательстве в разговор и наслаждаются обедом. Хэл, каким бы холодным ни казался, продолжает ухаживать. Выбирает лучшие куски дичи, подкладывает на мою тарелку.
— Больше не могу съесть ни крошки, — я прошу пощады.
— А как же торт? — хитро прищуривается Хэл. На долю секунды с него спадает маска равнодушия, и он становится почти милым. — Или он только с виду такой вкусный?
— Неправда!.. — охаю я. — Моя выпечка хороша и на вид, и на вкус. Вот увидите, рейн Хэл.
— Что ж, тогда я тоже приберегу место для десерта, — заверяет Хэл и хлопает себя по накачанному прессу.