— Нет, не все! — крикнул ей Белов.
— Как «не все»?
— А документы?
— A-а… Ну, вот еще что: когда я решила уйти и больше уж не возвращаться, я пошла в гардероб, где они оставляли свои шинели. Там я все повытаскивала у них из карманов — на всякий случай. Конечно, могло оказаться, что ничего ценного бы не нашлось. Но один дурак оставил в кармане шифр радиопередач и список тайных осведомителей. Все это очень пригодилось партизанам. Только, по-моему, это не моя заслуга, а глупость врага… Ну, а теперь уж окончательно все. — И Фрося вздохнула с облегчением.
В этот вечер долго не смолкали разговоры о Фросе. Она уже давно ушла отдыхать, а мы все толковали о ней.
— Помните, — сказал кто-то, — мы решили, что она пришла к нам в столовую подавальщицей наниматься?
— Да-а… А кто это сказал, что с таким штурманом улетишь и домой не вернешься?
— Это я сказал, — отозвался Белов.
На этот раз пришла его очередь покраснеть.
— Нет, — добавил он, — теперь я вижу, что с ней-то как раз откуда угодно домой попадешь.
Николай Панов
«С ТОРПЕДАМИ НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ!..»
Рис. Г. Калиновского
Корабль вернулся из похода недавно, и вновь ему было приказано идти на поиск врага.
Старшина Павел Дронов натянул меховой комбинезон, едва просохший, жесткий от морской соли. Выбежал на стенку, к бурой воде, где торпедные катера жались друг к другу бортами. После внезапно прерванной короткой дремоты голова была тяжелой, смыкались глаза, но он ступил на борт своего корабля всегдашней четкой походкой.
Застреляли моторы, завибрировала тесная палуба: сняты обледенелые, жесткие, как железо, чехлы с пулеметов, темнеют промасленной сталью длинные стволы.
Старшина спрыгнул в люк кормовой турели, привычным движением сжал рубчатый каучук пулеметных ручек.
Нежданно и резко, как это часто бывает в Заполярье, изменилась погода. Только что над студеной водой залива густо летели хлопья мокрого снега, и вдруг горизонт просветлел, из желтовато-алых облаков сверкнуло темно-красное солнце.
Рокоча моторами, маленький корабль отходил от стенки.
Командир катера старший лейтенант Шатилов стоял на обычном своем месте: высунувшись по грудь из люка над боевой рубкой, слегка пригнувшись к штурвалу.
— С торпедами не возвращаться! — крикнул со стенки комдив.
Шатилов держал руку у козырька фуражки, побелевшей от морской воды. Из-под сдвинутого на светлые брови козырька строго глядело курносое, почти мальчишеское лицо. Торпедист Демин вытянулся у рубки, руки по швам.
«Волнуется, чудак! — подумал Павел. — А ведь ничего хуже смерти не будет».
Вслед за катером Шатилова прочерчивал залив белым следом буруна второй катер звена. Старшина глянул через плечо в сторону моря, где, разбиваясь об острый гранитный мыс, взлетали пенные фонтаны.
Привычно опробовал свой крупнокалиберный пулемет. Бледная трасса прочертила небо. Вторая трасса взлетела из-за рубки, от носового пулемета Мишукова.
Все как обычно. Неустанный свист ветра в ушах, от холода немеют щеки и лоб. Павел поглубже натянул ушанку, поднял воротник куртки, дернул ремешок «молнии», меховой капюшон мягко обхватил лицо.
На выходе из залива закачало сильнее. Глянцевые сизые волны вздымались все выше и выше. Того гляди, снова пойдет снег и все кругом вновь затянется промозглой мутью. И точно: плотная темная пелена заволокла горизонт. Снег покрыл мокрой коркой и брови, и кончик носа.
Дронов надавил спиной подвижное кольцо турели. Открылся новый сектор обзора. За кормой, за длинными округлостями приподнятых над палубой торпед в светлой кильватерной струе то взлетал на гребне, то почти исчезал между волнами второй катер.
По данным воздушной разведки, где-то у берегов Северной Норвегии пробирается вражеский транспорт. Нужно обнаружить его и пустить ко дну.
Старшина наблюдал за морем и небом. Взлетавшая из-за борта волна покрывала палубу пузырчатой пленкой, смывала тающий снег. Тянулись часы за часами. На море пала влажная темнота.
Дронов поднес к глазам коченеющую руку. Из-под шерстяного зажима рукава тусклой зеленью мерцали стрелки часов.
«Три сорок, идем уже у норвежских берегов, а видимость — ноль. Мыслимо ли в такую темень обнаружить врага?..»
Впереди слева, над невидимым берегом, замерцали огоньки.
«Рыбачьи домики. Рано проснулись норвеги. И не затемняются. А что им затемняться? Знают: не с ними, с оккупантами воюем».
Край моря засеребрился. Выглянула луна и снова зарылась в тучи. Тьма, холод, качка, мирные огоньки вдали…
Дроков больно ударился лбом обо что-то жесткое. Вскинул голову. Еле проступал из тьмы замок пулемета, сонная истома растекалась по телу.
«Неужто заснул?..»
Старшина поднес часы к глазам. Ничего не проспал — прошло только две минуты. Встряхнулся, повел спиной, турель снова заскользила вокруг собственной оси.
На берегу желтели приблизившиеся огоньки поселка. И вдруг одно из окон погасло, словно кто-то вкрадчиво прикрыл его черным пальцем. Мгновение спустя погасло и второе окно.
Старшина весь напрягся, сонливость мгновенно пропала. Ясно: идет какое-то крупное судно, оно и заслонило окна домов.
— Под берегом большой корабль, слева семьдесят! — негромко доложил старшина, перегнувшись в сторону рубки.
Шатилов вскинул к глазам бинокль…
Край моря опять просветлел. Медный диск луны прорезал рваную тучу.
— Молодец, старшина! — сказал вполголоса командир.
Он с трудом сдерживал волнение — так охотник боится спугнуть выслеженную дичь.
— Передать мателоту [1]: обнаружили вражеский конвой. Сближаться с целью на подводном выхлопе!
Катер резко изменил курс. Как осветительный снаряд, летела луна в бездонном небе, ныряя между неподвижными облаками. Отчетливо стали видны скользящие вдоль берега силуэты.
Катер бесшумно шел на подводном выхлопе. Почти погасли «усы» — двойной пенный след за кормой.
На мокрой палубе четко чернела тень распылительной трубы аппарата дымовой завесы. Грозно темнели приподнятые над бортами торпеды.
«Подобраться бы незаметно кабельтова [2] на три, — волнуясь, думал Дронов. — Да, пожалуй, луна не допустит. Пришлась же не вовремя эта луна…»
Луна будто услышала и опять скрылась за тучей. И вновь полился над водой зыбкий полусвет.
Над бугром рубки вырисовывался неподвижный силуэт командира. Ухватившись за поручень, всматривался в караван торпедист Демин. Мелькнула в люке голова старшины мотористов Андреева. Со стороны берега надвигался гул многих корабельных винтов. «Видно, не маленький конвой», — прикинул в уме Дронов.
— Аппараты. Дым. Товсь! — вполголоса скомандовал Шатилов.
Старшина дал воздух в баллон дымоаппарата. Теперь остается повернуть вентиль — и из трубы ринется дым.
Демин пробежал от рубки к корме, склонился у тележек — держателей торпед, вынимая предохранительные чеки.
В это же мгновение почти у самой береговой черты вспыхнула над водой ослепительная звезда. Упругий белый луч лег на волны — один из фашистских кораблей включил боевой прожектор.
Почти тотчас рядом вспыхнул второй длинный луч, пересекся с первым. Они мчались над волнами, срезая пенные гребни. Не нащупав катеров, пронеслись мимо.
Но вот один прожекторный луч рванулся обратно, ослепляя, уперся прямо в лицо, ярко осветил палубу катера, бугорок рубки. Дронов невольно зажмурил глаза.
И тут же его оглушил рев моторов. Будто подпрыгнув, катер рванулся вперед. Крупные, тяжелые брызги ударили по плечам и спине. Как бешеные, вздыбились у бортов пенистые «усы» — командир дал надводный выхлоп, самый полный ход.
Нечего больше скрываться! Вперед, на караван!
Прожекторный луч опять поймал их и теперь уж неотступно следовал за ними. Солено-горькая пена перехлестывала через турель, с ног до головы обдавая старшину.
— Как торпеды? — донесло ветром голос командира.
— Как торпеды? — повторил старшина, нагибаясь к Демину.
Полулежа между держателями торпед, Демин поднял вверх предохранительные чеки. Торпеды готовы к залпу!
Силуэты вражеских кораблей вырастали с каждой секундой. В центре высился огромный транспорт. Корабли охраны шныряли вокруг. По бортам их вспыхивали огни орудийных залпов.
Разноцветные линии трасс, снаряды и пули — стремительно летели над черной водой. На пути катера встала стена пронизанных пламенем всплесков. Прямо в эту огневую, ревущую завесу разрывов мчались советские катера.
«Пожалуй, тут нам и конец, — подумал Дронов, еще крепче сжимая пальцами борт турели. Он не боялся смерти, да кому же охота погибать? — Прорвем завесу или вот сейчас же, через какую-то секунду, нас разнесет прямым попаданием».
Катер шатнуло. Почти отвесно встало перед глазами вздыбленное снарядами море. Но огненный вихрь внезапно отдалился, стал убегать вбок.
«Что за чертовщина! — удивился старшина. — Не отказался же командир от атаки? Нет, не мог отказаться, не таков он, наш командир!» Взглянул на старшего лейтенанта. Тот по-прежнему склонился над штурвалом, приподняв плечи, надвинув фуражку на брови. «Не таков наш командир!» — мысленно повторил Дронов.
Катер мчался в темноту. Но вот он круто повернул, срезал бортом волну и ринулся обратно, словно прыгающий по волнам снаряд.
Сделав крутую петлю, затерявшись во мраке, Шатилов возвращался к каравану с другой стороны. Враг не успел еще перенести огневое заграждение, и старший лейтенант вел свой юркий кораблик прямо на транспорт.
Вдруг раздался треск, грохот, палубу подбросило. Попадание?.. Запахло бензином. Однако корабль не сбавил хода, мчась на цель, как оперенная пеной стрела.
На мгновение командир обернулся.
— Дым! — донесся сквозь ветер приказ.
Дронов рванулся из турели и повернул вентиль. Дым вырвался из жерла трубы, взвихрился за кормой мраморно-белым облаком и стал растекаться над морем.
— Залп! — крикнул Шатилов.
Повторяя приказ, старшина высоко вскинул над головой обе руки.
Метнулась в воду одна торпеда. Огромной рыбиной прыгнула за борт вторая — и катер повернул на обратный курс.
Совсем близко перед собой старшина увидел отчаянно дымящий высокими трубами, медленно меняющий курс транспорт; молнии залпов с его бортов, маленькие фигурки мечущихся на палубе вражеских матросов.
Торпеды настигли цель. Оглушительный взрыв, столб огня, и транспорт стал разламываться.
— Есть! — крикнул в восторге Дронов.
И тут же закашлялся, зачихал. Удушливый белый дым заволок все вокруг, забивал нос, горло, жег глаза. Дронов зажмурился, затаил дыхание. Не в первый раз входил он в собственную дымовую завесу…
Они прошли сквозь дым, полным ходом уносились от кровавого зарева на горизонте. Впереди — рассветный, редеющий полумрак. Ветер пронзительно свистел в ушах, над кормой хлопал и нагибался краснозвездный победный флаг.
Победа! Промокший до нитки старшина дышал полкой грудью, как бы новыми глазами глядя на мир. Прекрасны были и это море — зеленые гребешки с белыми барашками пены, и облака, и полоса снежных сопок, и даже зловещий, прорезанный багровыми отблесками горизонт.
— Поздравляю с удачей! — оглянувшись, торжествующе крикнул Шатилов и осекся. — Что с Деминым, старшина?
Демин лежал ничком между пустыми держателями торпед. Рука его вцепилась в кронштейн, шапку унесло за борт.
Старшина приподнял товарища. Глаза Демина были закрыты, струйка крови змеилась в коротко остриженных волосах. Но он был жив. Дронов осторожно перенес раненого в рубку. И тут же увидел: что-то случилось и с командиром.
Старший лейтенант по-прежнему сжимал руками штурвал, но стоял он, опершись всей тяжестью на одну правую ногу. Сквозь лохмотья меховой штанины на левой ноге часто капала кровь.
— Товарищ старший лейтенант! — вскрикнул Дронов. — Разрешите сменить вас у штурвала.
Стиснув губы, Шатилов глядел куда-то вдаль. Светлые брови его сошлись в одну черту, он грузно опирался на локти.
Вскрывая на ходу индивидуальный пакет, из моторного отсека выскочил моторист Андреев.
— На боевой пост, старшина! — глухо сказал Шатилов. — К пулемету! Сделай все, что можешь, и еще в два раза больше.
Снаружи что-то загрохотало, затрещало, и всем корпусом вздрогнул корабль.
Дронов выскочил из рубки. Он сразу понял, чего требует командир.
Позади, из-за мраморной дымовой завесы, вылетел темный силуэт.
«Морской охотник — фашист!»
Павел припал к прицелу, повел спиной. Пулемет легко заскользил по кругу турели.
— Бронебойно-зажигательных не желаешь? — пробормотал Павел, ловя в прицел стреляющего из пушки и из пулемета врага.
Вести огонь сейчас можно было только из пулемета Дронова. Носовой пулемет Мишукова молчал. Мишуков не мог стрелять, пока противник был за кормой. Старшина вел огонь, совсем почти не чувствуя пальцев. Перетаскивая раненого торпедиста, он обронил рукавицы, и руки окостенели от леденящего ветра. А ведь теперь только от одного него зависело спасение родного корабля. Однако все сильнее немели пальцы, и обычная меткость изменила ему. Он бил длинными очередями, чтобы вернее накрыть треугольный, отороченный пеной форштевень врага, а пулеметные трассы ложились в стороне.
— Целиться нужно, а не играть! — раздался голос командира. — Все отдай, старшина. В рубку ему врежь!
Дронов вздрогнул. Ярость, горький упрек звучали в голосе старшего лейтенанта. Как же оживить мертвеющие пальцы? Прижал их к губам, ударил кулаком по борту турели.
— Дым! — скомандовал Шатилов.
На миг оторвавшись от пулемета, Дронов отвернул вентиль. Дымовую струю растрепало ветром, бросило встречь фашистскому кораблю и закрыло его…
Уже совсем рассвело.
Справа отчетливо вырисовываются отвесные заснеженные сопки. Но это еще не наш берег. А катер идет медленно — барахлит мотор.
Бледное пламя полыхнуло вдруг из пробоины рядом с бортом. Выскочив с огнетушителем, Андреев сбил огонь, вытер ладонью скуластое лицо.
— Как моторы?
— Один тянет хорошо, — сообщил Андреев, — второй скис. И рация вышла из строя. Где же наш мателот?..
— Руки, старшина, отогрели? — донесся из рубки спокойный голос командира. — Скорость мы сбавили, сближаемся с противником, есть шанс отличиться. Как только выскочит из дыма — резаните его покрепче. Не оплошайте на сей раз.
— Есть не оплошать!
И в самом деле, вражеский «охотник» вскоре вынырнул из завесы. Теперь он был намного ближе.
Дронов тотчас поймал в прицел пестрый треугольник высокого носа. Грохоча, пулемет рвался из рук. Огненная трасса скрестилась с целью, и фашист стал быстро уменьшаться в размерах.
— Ура! — выглянул из рубки Андреев.
Шатилов лишь одобрительно кивнул и опять пригнулся к штурвалу.
Между тем из дыма появился новый вражеский корабль. Переваливаясь с борта на борт, он шел на полной скорости.
Старшина вновь прицелился, но тут что-то оглушительно лязгнуло, холодные ручки пулемета вырвались из пальцев. Острая выбоина от вражеской бронебойной пули наискосок прорезала вороненую сталь ствола.
— Почему не стреляете? — не оборачиваясь, спросил Шатилов.
— Прямое попадание, пулемет выведен из строя! — сухо, почти равнодушно доложил старшина.
Он знал, что дело подходит к концу. Один мотор подбит, пулемет тоже, рация не работает, и нет никакой возможности вызвать подмогу. Остается одно: в ахтерпике [3] среди ящиков с боезапасом лежат подрывные шашки и бикфордов шнур, припасенные на тот случай, если наступит безвыходный, критический час. Такой час наступил.