В комнате снова повисла тишина — Альта, утратив запал, порожденный скорее растерянностью, нежели действительной злостью, молча смотрела под ноги, теребя рукав рубашки, а Фридрих, похоже, по-прежнему пытался найти и никак не мог отыскать нужные слова. Впрочем, какие слова тут могут быть нужными, Курт с трудом представлял и сам…
— Давно? — спросил он коротко, и Фридрих вздохнул:
— Пятый год.
— И насколько далеко все зашло?
— У меня нет тайно рожденных детей, если ты об этом, — буркнула Альта, и он кивнул:
— Уже неплохо… Мать знает?
— Я не говорила, но… Думаю, догадывается.
— Мартин?
— Нет, — четко и куда более уверенно выговорила Альта. — Я ему не говорила, и тайн от тебя у него нет.
— А Бруно?
— Так, вот отца Бруно не трогай! — снова повысила голос она. — Смирись уже с тем, что он не только твой духовник, и перед другими у него тоже есть обязательства!
— К примеру, покрывать прелюбодеяние, — с усталой желчностью согласился Курт. — Каковое, к тому же, пробивает немалую брешь в безопасности второго лица государства. Хороши обязательства, ничего не скажешь.
— Никакой опасности нет, — уверенно возразила Альта. — Я знаю, что у тебя на этот счет иное мнение…
— Да, знаешь ли, здоровяк со стрелой бога у твоего горла был весьма убедителен.
— Но все же обошлось, — нарочито бодро улыбнулась она и, встретившись с Куртом взглядом, вздохнула: — Да брось, пап, неужто ты всерьез считаешь, что я сама об этом не подумала?
— Когда прыгнула в постель к титулованному любовнику в восемнадцать лет? — холодно уточнил он. — Разумеется, я всерьез считаю, что ты не думала вообще ни о чем.
— Ну, хорошо, — нехотя согласилась Альта, — тогда не подумала. Но подумала позже. Во-первых, брешь и так имеется: у него есть сын, тоже будущий наследник, причем опять единственный. Во-вторых, а что, в конце концов, такого страшного может случиться? Меня похитят, будут его запугивать смертью любовницы, требовать каких-то действий, уступок, решений? Да не примет он их условия, и всего-то проблем. Меня убьют, они ничего не получат…
— …зато мы получим подавленного апатичного наследника Империи…
— …который пострадает немного и уймется, — докончила Альта уверенно. — В конце концов, злее будет.
— Дочь своего отца, — тихо пробормотал Фридрих и осекся, когда к нему разом обратились два хмурых взгляда.
— Как я понимаю, — подытожил Курт, — если я повелю вам обоим все это прекратить, вы кивнете, дадите обещание и нарушите его при следующей же встрече.
— Не могу поклясться, что так не случится, — подтвердил Фридрих сдержанно.
— Я надеюсь, вы оба понимаете, что попросту с хрустом сломали жизни друг друга через колено?
— Боюсь, да, — тихо согласился наследник, и он лишь молча кивнул, с усилием опершись о стол и неспешно поднявшись.
— Пап… — начала Альта и запнулась, не договорив — аргументы у нее явно иссякли, а то, что давить на эмоции в отношениях с отцом есть затея напрасная, она усвоила быстро и давно.
Курт обвел взглядом притихшую парочку, снова зачем-то обернулся на темное окно и, вздохнув, молча направился к выходу.
— Все будет хорошо, — с принужденной, фальшивой убежденностью произнесла Альта вслед, и он остановился, задержав ладонь на ручке двери.
— Нет. Все будет плохо, — отозвался Курт ровно, не оборачиваясь, и вышел, аккуратно прикрыв створку за собой.
Глава 2
Мимо комнаты Мартина Курт прошел, не останавливаясь, свернул в соседний рукав коридора и, уверенно преодолев десяток шагов темного узкого пространства, без стука распахнул первую от поворота дверь.
— Опять не запираешься, — хмуро констатировал он, войдя, и фон Вегерхоф, отложив на стол небольшую потрепанную книжицу, коротко усмехнулся:
— В этом лагере? Pourquoi faire? [7]
— Когда ты это узнаешь, будет поздно, — ответил Курт, усевшись за стол напротив, и, помедлив спросил: — Выпить есть? Моя фляжка осталась в комнате.
Стриг помедлил, пристально глядя в его сумрачное лицо, потом, не ответив, поднялся, подошел к стоящей на полу дорожной сумке и извлек из нее пузатую серебряную флягу. Протянутый ему сосуд Курт взял преувеличенно сдержанно, с удивлением отметив, как в душе начинает скрестись запоздалая злость — на самого себя за слепоту и на этих двоих за их безрассудство, и на Бруно, снова, уже не в первый раз, скрывшего от него то, что он должен, обязан был знать…
— Альта и Фридрих, — сказал он, глядя в глаза стригу. — Ты знал?
— Что? — растерянно нахмурился фон Вегерхоф, и Курт, удовлетворенно кивнув, молча откупорил флягу и сделал четыре больших жадных глотка. — Je demande pardon, повтори, будь любезен, что ты сказал, — дождавшись, пока он продышится, осторожно уточнил стриг. — Только на сей раз поясни, что под этим следует разуметь, а то ведь фантазии у меня сейчас возникли самые презабавные.
— Альта склеила Фридриха, — коротко пояснил Курт, со стуком водрузив флягу на стол. — И это не забавно.
— Oh, merde, — пробормотал фон Вегерхоф тихо, и он кивнул:
— Очень емкое описание ситуации, я бы сказал.
— Когда и как они успели?
— Видимо, когда Альта приезжала в замок заниматься лечением его супруги, а потом от случая к случаю, как сегодня, когда я застукал их почти в процессе. Подозреваю, что и сегодня я бы ничего не узнал, если б они не утратили осторожность и не повели себя настолько нагло; видимо, решили провести побольше времени друг с другом перед расставанием и потому даже не стали дожидаться, пока все уснут. Прежде они явно были куда осмотрительней, раз уж столько лет ухитрялись это скрывать, даже встречаясь здесь… А я-то, идиот, радовался тому, что она постоянно рвется в лагерь, и осыпал похвалами Фридриха за то, что он находит время на уроки Хауэра за государственными заботами… Но ты-то! Ты куда смотрел? Ты же видишь, чувствуешь, слышишь больше любого из нас, ты как не понял, не почуял, не раскусил?
— Вот что точно забавно, — мягко заметил стриг, — так это то, что отец задает такой вопрос постороннему… Нет-нет, — вскинул руку он, не дав Курту ответить, — я понимаю. Тебя почти никогда не было рядом, и в том не твоя вина — ты вечно на службе, вы и виделись-то раз в полгода, и я как член Совета отвечаю за вверенных Конгрегации подопечных, согласен… Однако я и сам, позволь напомнить, не так чтоб умирал от скуки и бездействия в последние годы. Да, в те дни, когда меня приглашали для тренировок Альты, я видел здесь и Его Высочество. Да, замечал, что они друг к другу неравнодушны. Да, подозревал, что дело не лишь только в том, что Альта знакома с ним с детских лет. Но — нет, я не думал, что у них зашло настолько далеко. Дурак? Дурак, согласен. Однако дело, ты прав, куда серьезней, нежели задетая родительская честь. Это теперь… многое меняет.
— Именно потому и любопытно, что Бруно не счел необходимым поставить тебя в известность как члена Совета: все-таки это информация, прямо влияющая на безопасность наследника.
— А Бруно откуда это известно?
— Альта призналась на исповеди, как я понимаю.
— Тогда ничего удивительного: тайна исповеди подразумевает…
— Хренов святоша.
— А ты верен себе, — укоризненно вздохнул фон Вегерхоф. — Но сейчас не время для наставлений… И должен заметить, многое из того, о чем я сегодня намеревался говорить с тобой, начинает выглядеть для меня самого иначе. И многое становится куда яснее.
Курт молча смерил собеседника взглядом, помедлил и, взяв со стола флягу, снова неторопливо, вдумчиво отпил три глотка. Стриг кивнул, словно одобряя столь верную подготовку к грядущему разговору, и придвинул табурет ближе к столу, утвердившись поудобнее.
— Вопросов, требующих обсуждения, — сообщил он неспешно, — имеется три. И тот, что я думал обсудить последним, я все же оговорю в начале нашей беседы.
— Вещай, — хмуро подбодрил Курт, закупорив и отставив флягу. — Предчувствую вечер изумительных открытий.
— Собор в Констанце подходит к самому пику, — продолжил фон Вегерхоф. — Косса уже начинает нервничать, и что может случиться — неведомо, посему Император находится под неусыпным надзором, под защитой лучших людей его самого и Конгрегации. Это — то, что тебе известно.
— И не вполне людей. Это — то, что мне известно быть не должно, но до чего на моем месте не догадался бы только дурак… Даже при том, что сегодня я имел все возможности усомниться в должной трезвости собственного ума.
— Да, — кивнул стриг, — но это не имеет отношения к делу; забудь на время об Альте, сосредоточься. Одно ты должен понять: Император защищен, защита собрана немалая, усиливать ее не имеет смысла. Далее — Его Высочество. Он направляется к своей армии у границ Австрии. Сведения подтверждаются, герцог не просто огородился из осторожности, а явно планирует активные действия; учитывая, что сам он отсутствует на Соборе в Констанце — какие это будут действия, можно только гадать…
— Будет война.
— Да, — вздохнул фон Вегерхоф. — Это практически не вызывает сомнений. Настоящая, полноценная война, вопрос лишь во времени, и время это — считаные недели, если не дни; наследник едет на бой, это бессомненно. Вокруг него также целое сонмище телохранителей, агентов, людей и не вполне, и его защита — задача едва ли не более важная, нежели оберегание Императора: не станет Рудольфа — это беда, но случись что с Фридрихом — это катастрофа…
— Все это я тоже знаю, — оборвал Курт устало, и фон Вегерхоф вздохнул:
— Я понимаю, но должен был напомнить об этом, дабы ты осознал: принятое Советом решение, о котором я сообщу, не родилось ex nihilo, а было продуманным, взвешенным и обоснованным. И еще одно: когда я говорю «решение» — на сей раз я не разумею нечто утвержденное и неизменное, на сей раз от тебя зависит, претворится ли оно в жизнь.
— Что надо сделать? Куда ехать, где жечь?
— Альте надо ехать, — негромко возразил фон Вегерхоф. — С наследником.
Курт мгновение сидел недвижимо и молча, потом скосился на стоящую перед собою флягу, снова перевел взгляд на собеседника и подчеркнуто спокойно уточнил:
— Чья была идея?
— Решение принимал Совет… — начал фон Вегерхоф, и он перебил, не повышая голоса:
— Чье было решение — я понял с первого раза, я спросил, чья это была идея.
— Ты пытаешься заставить меня признаться, что задумка принадлежит Бруно?
— А ему?
— А это имеет значение?
— А у меня есть привычка интересоваться тем, что не имеет значения?.. Стало быть, ему, — кивнул Курт, когда стриг замялся, не ответив, и коротко усмехнулся. — Quam belle [8]… Id est, у меня есть «veto» на это решение?
— Есть.
— И если я им воспользуюсь — какие указания на этот счет ты получил? Плюнешь и махнешь рукой, станешь уламывать, уговаривать, давить на совесть?
— Пытаться приводить разумные аргументы, — с заметным трудом сохраняя невозмутимость, ответил фон Вегерхоф. — У меня их в запасе несколько, я разместил их в порядке повышения важности и выложу, если услышу «нет». Если же это «нет» останется неизменным — как я и говорил, на сей раз за тобой сохраняется право на решение.
— Я мог бы услышать те самые аргументы? Так, любопытства ради.
— Eh, bien [9], — кивнул стриг с прежним наигранным спокойствием. — Самым важным, на мой взгляд, является аргумент самый очевидный: Альта — единственная, кто в себе сочетает разом и лекаря, лучшего в Конгрегации, и боевого expertus’а, и второго такого человека у нас просто нет. Наследник — самое ценное наше имущество на данный момент, без него все планы идут прахом, а Конгрегация будет вынуждена начинать все сначала. Одною лишь Альтой мы заменяем двоих, и при том такая замена на эту «одну» качественней, нежели гипотетические «два». Второй аргумент идет довеском: она женщина, и от нее никто не ждет угрозы, что дает ей определенную фору.
— Третий есть?
— Есть. И мне он стал очевиден лишь сейчас, после принесенной тобою новости… Учитывая их отношения, мы можем быть уверены в том, что наследник не станет упрямствовать и, pardon, кочевряжиться, пытаясь избавиться от докучливого телохранителя, споря с его указаниями, и уж точно не станет давить титульным авторитетом, если случится конфликт. Равно как и сам телохранитель (и лекарь, что тоже имеет значение) будет более обычного заинтересован в том, чтобы сохранить подопечного в целости.
— Нельзя не согласиться, — кивнул Курт безучастно. — И должен заметить, что Бруно на месте ректора делает успехи. Надеюсь, он еще не завел привычку после каждого подобного решения спускаться в подвал и предаваться там самобичеванию.
— Бруно…
— …клятый праведник, — оборвал он, не дав стригу договорить. — И да, спустя столько лет я все еще жду, когда он лопухнется. И да, это его решение меня радует: если он так обошелся со старым другом и собственной воспитанницей — в прочих ситуациях тем паче поступит верно… Да, я согласен. Пусть едет.
Фон Вегерхоф замер, даже не пытаясь скрыть растерянности, и осторожно переспросил:
— Est-il si facile? [10]
— Аргументы у тебя были серьезные, — перечислил Курт сдержанно, — доказательства необходимости — весомые; впрочем, и без них я разумею, что Совет решил послать Альту в пекло не шутки ради или от скуки. Считай, что убедить меня тебе удалось, и давай перейдем к обсуждению оставшихся двух вопросов.
— Ты можешь сказать, что тебе страшно, — мягко заметил стриг. — Здесь никого больше нет, никто не услышит, не увидит и не узнает, что у Молота Ведьм тоже есть душа, а я никому не раскрою этой страшной тайны. Не обязательно делать вид, что тебе все равно, Гессе; в запертой комнате в далеком монастыре, наедине с тем, кто знает тебя вдоль и поперек, ты вполне можешь сказать то, что думаешь.
— Могу, — отозвался Курт сухо. — А смысл?
— Да хотя бы чтоб не околеть прежде времени, — с легким раздражением сказал фон Вегерхоф. — Когда под этой приросшей к мясу маской ты просто перегоришь от того, что кипит внутри, не находя выхода — в один совсем не прекрасный день отдашь Богу душу от остановки сердца.
— Согласно последним сводкам с мест, такого органа в моем теле не имеется, посему жить я буду вечно, — криво улыбнулся Курт и, помедлив, неохотно спросил: — Знаешь, что выдала Альта сегодня, пытаясь себя оправдать? Что я должен радоваться нынешнему положению вещей, ибо Конгрегация в ее лице имеет своего агента в ближнем круге Фридриха, и тем самым пресекается попытка внедрения оного агента со стороны.
— Нельзя сказать, что она неправа, — осторожно согласился фон Вегерхоф и решительно, четко, словно боясь вдруг передумать, добавил: — Это и будет темой второго вопроса, который нам надлежит обсудить сегодня. А если точнее, это не вопрос, а новость, каковую ректор академии и твой духовник настоятельно рекомендует тебе принять как факт и подлежащее исполнению указание.
— Мне велено не лезть и предоставить Альте окучивать Фридриха ко всеобщей пользе?.. Боюсь, я не смог бы этому помешать, даже если б Бруно приказал положить живот свой на исполнение такой миссии.
— Речь не совсем об этом, но близко, — кивнул фон Вегерхоф. — Прежде, чем передать тебе решение ректора лично и Совета в целом, хочу уточнить один важный момент. Ты ведь понимаешь, что связь наследника престола с незаконнорожденной дочерью простолюдинки сильно ударит по его репутации, если (а точнее, когда) об этом станет известно?.. Не отвечай, вопрос риторический. Отчасти ситуацию спасает то, что она при том дочь знаменитейшего в Европе инквизитора, а также имперского рыцаря и барона… Но всего лишь барона. И внебрачная. Для любовницы будущего Императора, согласись, набор регалий не слишком солидный.