Пылаев взял со стола разграфленные листы бумаги. По его срочному требованию работники адресного стола гормилиции пять дней собирали все сведения о Владимирах с фамилиями на букву Т, жителях этого города, погибших или пропавших без вести в первый год войны. Сейчас Пылаев пробегал глазами фамилии: «Тихомиров… Тишкин… Томчин… Топлеников… Трахтенберг… Треногов…» Он пропускал эти фамилии, лихорадочно прочитывал страницу за страницей: «Третьяков… Троицкий… Трошин…» И вот, наконец, Трояновский.
Здесь было все, что в милиции могли узнать о Владимире Викторовиче Трояновском из бумаг, хранившихся в архиве. Год рождения 1911, по образованию — инженер-металлург, место жительства — улица Звезды, 18, квартира 3. По справкам из домоуправления, пропал без вести в 1941 году; официальных сведений нет.
Он задыхался. Пылаев, встревоженный, потянулся было к стоящему на столе графину, но Трояновский остановил его:
— Ничего, ничего… Это сейчас пройдет… Простите меня, пожалуйста… Сейчас, сейчас… Вот так, все и прошло. Да, это его портсигар.
Пылаев облегченно вздохнул, откидываясь на спинку кресла. Ему казалось, что его до сих пор тоже что-то душило, а теперь отлегло от сердца. Значит, именно сюда, к Трояновскому, шел шпион, убитый на границе. Что это? Удача? Счастливое стечение обстоятельств? Пылаев мельком подумал об этом. Нет, просто правильно избранный путь. В конце концов он рано или поздно пришел бы к Трояновскому, его имя значилось в том списке, который подготовили в милиции.
Оставалось последнее, но не главное: узнать, Владимир ли писал эту записку или нет. Уходя от Трояновского, Пылаев унес с собой несколько писем Владимира: опытные специалисты быстро определят, его ли это почерк.
Но прежде чем уйти от Трояновского, Пылаев долго еще разговаривал с ним о Владимире, и профессор уже охотно рассказывал о работе сына над новым твердым сплавом, о его дружбе с уральским металлургом — дай бог памяти, как его фамилия?.. Пылаев подсказал: «Дробышев», и профессор удивился:
— И это вы знаете? Но в чем же тогда дело?
Подполковник ответил уклончиво:
— Мало ли плохих людей еще живет на белом свете…
Трояновский проводил Пылаева до дверей и, пожимая на прощание руку, тихо сказал:
— Я никому, разумеется, ничего не скажу. Но после того как вы кончите следствие, я могу рассчитывать…
— Портсигар? — догадался Пылаев. — Ну, конечно, мы вернем его вам.
Вечером Пылаев позвонил генералу домой. К телефону подошел Тимошка и пискливым голоском сказал: «Алё! Тимоша слушает». Пылаев засмеялся:
— Здравствуй, Тимоша. Это дядя Пылаев говорит — узнаешь? Ну, тот самый, который тебе корабли из бумаги делал. А дедушка дома?
Тимошка что-то долго соображал, пыхтел и, наконец, снова пропищал:
— Дома. Сам телевизор смотрит, а мне не дает и спать прогоняет, а там… а там инте-ре-есно…
Но Черкашин уже отнял у Тимошки трубку, и Пылаев услышал его смех: «Ах ты болтунишка…»
— Я слушаю, — сказал Черкашин.
— Товарищ генерал, это подполковник Пылаев говорит.
— Да, да…
— Так вот… Начало удачное.
— Подтвердилось?
— Да.
Черкашин снова засмеялся, и Пылаев не понял: то ли Тимошка выкинул там какую-нибудь смешную штуку, то ли это был удовлетворенный смех оттого, что в следствии наступил перелом.
— Приезжай сейчас ко мне, — переходя на «ты», попросил Черкашин. — Посидим, побалакаем. А то тут мои женщины заставляют меня «Кармен» по телевизору слушать, а я не хочу. Карменсите годиков этак за шестьдесят, дамочка в три обхвата — не очаровывает…
6
Доклад Пылаева на «оперативке» генерал отложил до приезда Шилкова. И как ни рвался Пылаев «в бой», как ни хотелось ему продолжить следствие, ему приходилось сдерживаться и ждать Шилкова еще два дня. Приказ Черкашина был ясен: не спешить, обмозговать все получше, с тем чтобы выступить на «оперативке» со сложившимися — пусть и предварительными — выводами. Впрочем, Пылаев, подчинившись приказу, признался себе, что так разумнее, спешка здесь ни к чему. Он еще раз обозлился на свой характер, на это нет-нет, да и прорывавшееся нетерпение… Спешить сейчас действительно нельзя; можно спугнуть врага, если это он попал в орбиту следствия. Пылаеву оставалось одно — размышлять. За раздумьями не так медленно тянулось время. Пылаев досадливо морщился: ах, Шилков, Шилков, не может лететь в самолете — чекист, а не выносит высоты.
Весь выходной он просидел дома и был рад, что жена уехала с утра за город кататься на лыжах, а у матери нашлась обычная «сотня дел», и она тоже ушла, оставив подробную записку, в какой кастрюльке щи, где лежат котлеты и как сварить кисель из порошка. Пылаев попробовал было сварить кисель, но у него получилась какая-то странная жидкость, скорее напоминающая слабый раствор марганцовки. Он усмехнулся: «Нет, этой науки вовек не постичь. Пойду лучше работать…»
Все, что удалось узнать, он теперь последовательно перебирал, сопоставлял, сравнивал, искал связь между событиями. Мысленно он возвращался к той минуте, когда увидел на столе начальника погранзаставы паспорт, портсигар, пистолет, ампулы с ядом, записку. Потом он оказывался в комнате демобилизованного офицера, оглядывал неуютное холостяцкое жилье, книги, фотографию красивой женщины, сломанную электрическую бритву фирмы «PN и К°». Затем он снова вспоминал скучные сведения: «Владимир Викторович Трояновский, инженер-металлург, год рождения 1911. Официальных документов о гибели нет».