При одном только воспоминании по телу прошелся небольшой разряд желания и сконцентрировался где-то в животе, превращаясь в пресловутых бабочек.
А может ну ее эту женскую гордость? Что плохого в том, если я сама позвоню?
Весь последующий час пока жарила котлеты я так и ходила кругами вокруг телефона, изводя себя сомнениями, как самая последняя трусиха.
В конце концов, нервы не выдержали.
Тщательно помыв руки, взяла свой старенький смартик и, собравшись с духом, набрала Луганскому.
И что вы думаете?
У него оказался отключен телефон! Тетка на проводе механическим голосом сообщила: «абонент вне зоны действия сети».
Ну, и черт с тобой господин Лось! Не очень-то было надо!
Пока я сокрушалась, ощутимо запахло горелым.
Вот, блин! Котлеты сгорели…
Когда на улице стемнело, время уже перевалило за десять вечера. Уложив детей спасть, я критически посмотрела на гору постельного белья, которое я сменила, и подумала, что все же надо разориться и купить полуавтоматическую стиральную машину для дачи.
В основном я возила вещи стирать на квартиру, но ближайшую неделю я туда не собиралась, а гора белья сама не рассосется. Поэтому прихватив два тазика и часть кучи для первой партии, потопала к колонке.
Уличный водопровод был на территории участка баб Даши. За высоким бетонным забором.
Когда в домике поселились мы, старушка сначала настороженно отнеслась к новым соседям. Каждое утро, встречая женщину в магазине, я получала от нее только полный спеси взгляд и скупое «здравствуйте». На этом наше душевное соседство заканчивалось. Она не интересовалась нами, а мы соответственно ею.
Лед морозостойких отношений неожиданно растопила Настенька.
Идем вечером за молоком по улице, а на встречу баб Даша. Девочка пристала к женщине как репей и все тут. И звать ее стала «бабушка». Женщина честно и дальше пыталась прикидываться мраморной статуей, но под лучистым взглядом моего солнышка тает даже мрамор.
Настя очень хотела, чтобы у нас была бабушка. Самая настоящая, которая по воскресеньям пекла блины и варила клубничное варенье.
Очень жаль, что наша с сестрой мама не дожила.
У Романа мать умерла, когда он еще мальчишкой был. Отец — алкоголик и тунеядец живет в городе с какой-то отмороженной на всю голову бабой. Их я видела один единственный раз — на похоронах. Раза хватило на всю жизнь. К детям я этих людей точно не подпущу. Хотя Ромкин отец пытался наладить отношения. Ну, как наладить? Оказалось, что мой зять папке деньгами помогал. Видимо, надеялся, что я взвалю эту почетную миссию на себя. Не вышло. Я выгнала поганой метлой «дедушку» и «бабушку» и нового адреса после переезда не сообщила.
Поэтому за неимением родных бабушек Настя всей душой тянулась к соседке, а я и не возражала, прекрасно видя, что женщина, несмотря на свой тяжелый характер, вовсе не плохая. Просто очень одинокая. При двух-то сыновьях оболтусах, которых я, к слову, так ни разу и не видела. Потому что мать они навещают два раза в год: на день рожденье и на Пасху.
Баб Даша очень скоро полюбила и мальчишек, хоть и относилась к ним в разы строже, чем к Насте. Не было и дня, чтобы женщина не бывала в нашем доме. С ее легкой руки у меня появился огород, клубника самых разных сортов, а бетонный забор поредел на несколько пролетов как раз около колонки.
Я теперь ею пользовалась как своей личной, что было очень кстати. Хоть мне и довелось вырасти в деревне, ведерко и колодец — это слишком жестокое испытание для моего изнеженного городскими удобствами сознания.
Замочив в большом эмалированном тазу постельное белье, набрала во второй таз воды, покидала туда цветные детские вещички и, засыпав все порошком, стала усердно тереть самые загрязненные места, чтобы потом дать вещам как следует отмокнуть.
Все это я делала при свете неяркого фонаря, который повесила совсем недавно.
Ночь была безлунная, небо заволокло черными тучами, и пространство вне тусклого пятнышка света из-за контраста казалось непроглядным.
Увлеченно застирывая белье, я вздрогнула от неясного шороха за спиной. По спине мгновенно поползли противные мурашки и я, разогнувшись, обернулась.
Никого.
Просто поднялся ветер — предвестник скорого дождя и теперь шевелил листья большого куста жасмина за спиной.
Я вернулась к своему нехитрому занятию, но ощущение, словно кто-то наблюдает за мной, не прошло. Мороз продолжал ползти по коже не взирая на издевательское покручивание пальцем у виска в исполнении здравого смысла.
Снова шум, подозрительно похожий на чьи-то тяжелые шаги. Внутренне подобравшись, я стараюсь себя успокоить.
Взрослая тетка и боится темноты! Позорище!
Чего бояться-то?
Калитка и ворота закрыты, участок огорожен…
Довести мысль до конца я не успела.
Чья-то увесистая ладонь легла мне не плечо и я, подпрыгнув не хуже дикой горной козы, с испуганным воплем обернулась.
А там большой и темный мужской силуэт!
— А-а-а! — невольно вырывается из стиснутых страхом легких.
Что нормальная девушка сделает в данной ситуации?
Убежит, конечно.
Но, поскольку, я давно уже ненормальная, то за пару секунд хватаю из тазика джинсы и бью здорового мужика, а по совместительству грабителя и насильника, прямо этими джинсами по морде.
Теперь настала очередь мужика испуганно вопить и выть от боли, закрываясь руками.
Била-то я той стороной, где железные заклепки. А ткань мокрая, тяжелая — удары смачные выходят.
— Зая! — продолжая закрываться руками, кричит это чудовище, — Зая, прекрати драться! Ты чего?
Я так и застыла с занесенными джинсами в руке. Вытаращенными глазами смотрю на темную фигуру и сипло выдыхаю:
— Вася?
— Ален, если бы я знал, что у тебя такая рука тяжелая в жизни бы подкрадываться не стал, — со смехом говорит этот придурочный Лось, а так же насильник и грабитель в одном лице.
— Ты чего тут делаешь? — чуть прищурившись, недобро спрашиваю я.
Луганский, наконец, сделал шаг вперед и попал под свет фонарика.
— Сюрприз хотел тебе сделать, — елейно говорит он, а у самого плечи трясутся от неконтролируемого смеха.
— Ах, смешно тебе! — не своим голосом рыкнула я и двинулась на мужчину, поудобнее перехватывая свое грозное оружие, — Я тут чуть от инфаркта не померла, а ему смешно! Обхохочешься просто!
— Зай, я не хотел! Четное пионерское! Случайно вышло, — отнекиваясь, попятился Лось.
Но меня уже было не остановить. Я замахнулась джинсами и…оступившись, глупо взмахнула руками, чтобы в следующее мгновение растянуться прямо на тротуарной плитке.
— Алена! — кинулся ко мне виновник всех бед, помогая подняться.
Я, кряхтя и потирая ушибленный копчик, кое-как поднялась на дрожащие ноги, хватаясь за Луганского, и тут же вскрикнула от неожиданности, когда мужчина просто подхватил меня на руки и понес в сторону дома.
— А белье? — неожиданно для себя тоненьким голоском пискнула я.
— Завтра постираем, — невозмутимо ответил мужчина и покрепче прижал меня к себе.
Удивительное дело, но у меня даже не возникло никаких возражений.
С глупейшей улыбкой ласково прильнула к Лосю, а после и вовсе положила голову на плечо. Стало на мгновение так уютно в этих сильных и теплых руках.
Жаль, что это самое мгновение продлилось не долго.
Сначала Вася, споткнувшись на тропинке о пластиковое ведро, протоптался по дорожке астр, которые я высадила на прошлой неделе, при этом, едва не уронив свою ценную ношу, то есть меня.
Затем он довольно неуклюже попытался открыть дверь на веранду и усердно пинал ее ногой, пока я не сжалилась:
— Она на себя открывается, — и помогла мужчине с этим нелегким делом, — Только не шуми. Дети с…
Договорить не успела, потому что этот Лось, который неуклюж как медведь, со всего размаху врезался в сервант со стеклянными дверцами. Нужно ли говорить, что шуму было много?
— Если Настя проснется — сам укладывать будешь, — злым шепотом предупредила Лося, который все же опустил меня на пол.
Мужчина понятливо покивал и осторожненько бочком, предварительно оглядываясь по сторонам, прошелся по веранде и примостился на табуретке, как раз рядом с котлетами.
Верхний свет зажигать не стала, только щелкнула старым советским торшером в углу комнаты, который достался мне от прежних владельцев. Я долго не могла найти применения ему, а выбросить рука не поднялась.
А пригодился торшерчик-то!
Его приглушенный свет создал домашнюю, почти интимную атмосферу и мне сразу стали в голову мысли лезть всякие неприличные и все с участием одного конкретного мужчины, который вместо того, чтобы глядеть на мою красоту неземную то и дело посматривает на кастрюлю с котлетами и водит носом, улавливая вкусный аромат.
— Голодный? — спрашиваю я.
Луганский, казалось только и ждет этого вопроса.
— Очень голодный, — и бросает жаркий взгляд сначала на котлеты, а за тем уже на меня.
Мне конечно обидно, что котлеты первые в списке его приоритетов, но, боюсь, что этого мужчину одним красивым бюстом не завоюешь. Это видно невооруженным глазом по отсутствующим кубикам пресса.
Молчаливо ставлю сковородку на плиту и выкладываю на нее картофельное пюре и котлеты, чтобы все сразу разогреть.
Мои движение немного неловки и скованны, а все потому, что спиной и затылком я чувствую пристальный взгляд мужчины, от которого по всему телу бегут приятные мурашки.
— Не суетись, — тихо говорит он, когда я быстро накрываю на стол, и ловит меня за талию своими ручищами.
Мгновение и я уже сижу на коленях у Луганского, а он осторожно забрав у меня из рук хлеб и нож, сжимает крепче и водит носом по виску, едва касаясь губами щеки.
Сидеть у него на коленях немного неловко. Отвыкла я от таких нежностей и поэтому, немного ерзаю, поглядывая на сковородку, как повод сбежать. А мужчина между тем в наглую уже целует мои губы нежными, легкими поцелуями, поглаживая шею, затылок, зарываясь в волосы, собранные на затылке заколкой.
Легкое движение руки и заколка уже на столе, а волосы волнами струятся по плечам, по лицу и Вася осторожными движением убирает их и смотрит мне в глаза. Не заигрывает, не улыбается. Просто глядит очень серьезно и сосредоточенно так, что я невольно ежусь от этого взгляда. Водит пальцем по нижней губе, чуть проскальзывая внутрь и дотрагиваясь до кромки зубов.
Провоцирует, змей искуситель.
Стрельнув глазами, прихватываю палец зубами, едва касаясь языком и, не без удовольствия наблюдаю, как мужчина мгновенно теряет всю свою хладнокровность. Дыхание учащается, глаза лихорадочно блестят.
Осознание своей маленькой женской власти накрывает волной, и я невольно трусь грудью о Луганского, у которого вмиг срывает все тормоза.
Нам больше не нужно осторожное познание друг друга, намеки и ожидание. Я чувствую, что он хочет меня здесь и сейчас и самое прекрасное в том, что я хочу этого не меньше. Исступленно отвечать на откровенные поцелуи, выгибаться под нескромными прикосновениями, прижимать голову, с взъерошенными моими руками волосами к груди и дышать так часто, что кажется, легкие вот-вот разорвет. Чувствовать руки, неустанно гладящие спину плечи, грудь, бедра.
Сейчас. Под покровом темноты.
На мгновение почувствовать себя свободной, любимой, желанной.
Откидываю голову назад, дерзко подставляясь под поцелуи, и тут нос улавливает запах гари.
— Блин, котлеты!
Да что ж это такое, второй раз за день у меня все сгорает.
Как ошпаренная подскакиваю с колен Луганского и бегу к плите, на ходу поправляя волосы и халат.
газ и понимаю, что картошку и котлеты теперь придется отдать котам. Сокрушенно качаю головой и с укоризной смотрю на Васю.
— Все ты со своими поцелуями виноват!
Лось на мгновение из растерянного и расстроенного, преображается в игривого и самодовольного. Какой он Лось?! Как есть котяра!
— Теперь опять разогревать, — продолжаю сокрушаться я и лезу за второй сковородкой.
— Не надо, — останавливает меня мужчина, — Я холодное поем. Иди сюда.
И хлопает по коленке, намекая, чтобы немедленно вернулась на исходную позицию, но у меня совсем другие планы.
Кто-то не отчитался за отсутствие в целую неделю?
Не порядок!
Что это за поведение? Хочу хожу, хочу не хожу, когда вздумается!
Игнорируя Васин призывный взгляд, ставлю перед ним еду холодной и, демонстративно усевшись напротив, спрашиваю:
— Ты так не рассказал, как тут оказался. По-моему, я не говорила, что у меня есть дача?
Лось чуть разочарованно вздыхает, но не настаивает и переключает свои загребущие руки на хлеб и котлеты.
— Зайчонок, — в ответ ухмыляется мужчина, — Я про тебя и так все-все знаю. Неужели ты сомневалась в моих телепатических способностях?
— Ну, да, — фыркаю я, — Как-то не подумала об этом.
Он же глава района. Небось, уже всю подноготную мою пробил. Вот ведь Лосятина вреднющая!
— Только не говори, что ты замок на калитке взломал? Чинить сам будешь.
Луганский лукаво блеснул глазами и, прожевав котлету, огорошил:
— Зачем же ломать, если просто можно от мамки зайти. Хорошо, что забор разгородили.
Я оторопело уставилась на мужчину, а он ухмыльнулся, явно довольный моей реакцией.
Это что же получается. Вот этот здоровый Лось и есть старший оболтус нашей баб Даши! Вот это новости! Как оказывается тесен мир.
И как я раньше не догадалась? Баб Даша же рассказывала, что старший сын у нее какая-то важная шишка на районе. А я значения как-то не придавала. Фамилию соседки даже не знала.
И тут мне в мозг выстрелила другая мысль. Значит, Лось не ко мне приехал, а к матери…
А я тут его котлетами закармливаю.
Разом стало как-то тоскливо на душе, что отвернулась к окну пытаясь справиться вмиг захлестнувшей обидой. И когда я успела стать такой чувствительной?
Пора посмотреть правде в лицо и уже признать: запала ты Зайка этого мужика конкретно. Как девчонка сопливая. И ладно бы дельный был, а то оболтус оболтусом. И фиг ты его перевоспитаешь. Возраст не тот.
Луганский словно уловив перемену настроения, перестал есть и в упор посмотрев на меня, виновато произнес:
— Зай, ты прости меня дурака за встречу нашу последнюю. Приревновал тебя. Но ты сама виновата, — и в ответ на негодующий взгляд покивал головой, — Да-да. Вся такая красивая, умная, самостоятельная. Как тут не ревновать?
Если он думал, что я поведусь на лесть, то глубоко ошибался.
— Именно потому, что я вся такая хорошая ты всю неделю мне не звонил? — вопросительно изогнула бровь, вызывающе складывая руки на груди.
Лось потупился и отвел глаза.
— Да, умотался я с этой проверкой, Зай.
Ага, и даже минутки не нашел для звонка. Свежо предание…
— Можешь не оправдываться, — не смогла скрыть проскользнувшей в голосе обиды.
поднялась — поставить чайник на плиту. Не потому что мне так хотелось чая. Просто нужно было чем-то занять руки, чтобы не чувствовать пристальный взгляд мужчины, который лихорадочно придумывал как ему отмазаться.
К чести Луганского ничего выдумывать он не стал. Просто встал, подошел и обнял со спины, уткнувшись носом в распущенные волосы. Шумно вдохнул и признался:
— Психовал я, Зай. Всю душу ты с меня вытрясла.
Я замерла на мгновение, не зная, как реагировать на такое неоднозначное признание, а потом, плюнув на все, повернулась в горячих объятиях и, обхватив Васю за шею, чуть откинувшись, попросила:
— Поцелуй меня.
Глаза Луганского довольно блеснули, и он начал с того момента на котором и остановился, а именно с развязывания моего халата.
Чайник так и остался стоять нетронутый на столе, надкусанная котлета — одиноко лежать на тарелке.
Луганский подтолкнул меня к софе в углу комнаты и, усевшись сам, притянул к себе за бедра, сбрасывая уже распахнутый халат и покрывая быстрыми поцелуями открывшееся тело, жадно сжимая ладонями все до чего мог дотянуться.
— Тихо…только тихо, — задыхаясь от ощущений, сбивчиво шептала я, — Не дай бог…ох…дети услышат.