Всепланетный конкурс выявил немногих счастливчиков, коих зачислили в экипаж и начали готовить к полету. Гудзи и Линда оказались в их числе. И не в последнюю очередь потому, что Гудзи назубок знал почти все главные ошибки, просчеты и главные достижения чуть ли не всех земных космических экспедиций — от первой высадки человека на Луне до последних полетов к центрам шаровых звездных скоплений. Никто из его ровесников подобной эрудиции не обнаружил. Все остальные пытались добыть нужную информацию из компьютерной сети.
7.
Серый снег все валил и валил. Надежды Гудзи, что снегопад прекратится, давно растаяли. Приходилось часто выбираться из «Гнома» и расчищать завалы вокруг. Планета словно хотела навечно захоронить кораблик, укутывая его в мягкую могилу, «В начало местной зимы попали, что ли?» — думал Гудзи. И все не решался включать наружный обогрев корпуса — берег энергию. Тут ведь только начни — конца не будет…
Однажды, когда в очередной раз Гудзи собрался на расчистку, внешняя крышка тамбур-шлюза начала сдвигаться медленнее обычного. «Неужели все-таки замело?» — подумал астронавт.
За сдвинувшейся крышкой серой стеной стояла пока еще рыхлая масса снега. Первое же прикосновение к ней нарушило равновесие, и снег посылался в тамбур-шлюз. Произошло то, чего давно боялся Гудзи, — вычищать снег пришлось уже из самого корабля.
Гудзи выдул его из шлюза повышенным давлением воздуха, тут же задраил люк и все-таки включил наружный обогреватель.
Примерно за час снег должен был отступить. Но если бы в это время кто-то вздумал визуально искать «Гном»… Только высокая телескопическая радиомачта, выдвинутая из корпуса, и выдавала место его временной могилы.
По сути Эпсилон послал первое серьезное предупреждение о том, что временная могила астронавтов может стать их постоянной могилой.
А Бета все не отвечала, густой космический радиофон оставался прежним, и Гудзи все меньше верил в возможность скорого спасения из снежного плена. Он понимал, что со временем иссякнут и физические и нравственные силы. Понимал это и Малыш. Он замкнулся в себе, и во взгляде его чувствовалась безысходность.
Странная, никогда прежде неведомая сонливость начала одолевать Гудзи. Он еще пытался через силу занимать себя чем-нибудь полезным: возился с растениями в крошечной оранжерее, коротенько вел дневник, безответно вызывал Бету.
Но все чаще липкой паутиной охватывало его равнодушие. Уставший мозг с трудом реально оценивал обстановку. Малыш большую часть времени спал, ел мало и неохотно, ничего уже не читал и не искал в памяти компьютера. Гудзи очень серьезно опасался, что все более длительный их сон однажды не оборвется — станет вечным.
Впрочем, допустить этого он не имел права. Как и признаться в таких опасениях Малышу? И постоянно напоминал себе, что еще есть возможность вырваться. Хоть и со страшным риском.
Однако на всякий случай радиомаяк включил на постоянную работу.
8.
— А ведь мы медленно умираем, папа, — печально, тихо произнес однажды Малыш. — Ты хоть понимаешь это?
— Когда-то наш классик Марк Твен сказал: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». — Гудзи улыбнулся и потрепал сына по голове. — Надеюсь, и ты скоро скажешь это. Мы, конечно, влипли капитально. Но умереть нам просто не дадут. Или сами себе не дадим. Ты забыл, что мы можем взлететь в любой момент? Просто я не хочу рисковать. Эти проклятые метеориты все еще могут тянуться милю Эпсилона. Но уж если нечего станет терять!.. Подпрыгнем, подберем свой контейнер и побежим к Бете. Авось, проскочим! Если у тебя есть выбор между верной смертью и риском, — что ты выберешь?
— Конечно, риск, пап! — с неожиданной радостью ответил Малыш. — Вообще, я рисковый парень! Значит, мы не умрем?
— Ни за что! — твердо пообещал Гудзи. — Отсыпайся, пока, можно… Как еще придется в рискованное в полете рискованному — то парню…
— Папа, — задумчиво произнес Малыш, — а зачем люди вообще так упорно рвутся в космос, рискуют, погибают? Чем плоха Земля? Почему с нее обязательно надо куда-то улетать? Тесно на ней, что ли?
— Не так уж и тесно… — Гудзи улыбнулся. — На Земле и сейчас еще гуляют высокие барханы по громадным пустыням. И рыскают львы по просторным саваннам. И колышет ветер ковыль в неоглядных и незасеянных прериях. Есть еще место для сотен миллионов людей. Земля прекрасна, мой мальчик! Лучшей для себя планеты мы никогда не найдем в космосе. Но искать все-таки надо! Хотя бы и не лучшую, а просто подходящую. Это не блажь, сынок. Это суровая, жестокая необходимость.
— Но почему? В чем эта необходимость?
— В том, что Земля не вечна. А человечество ищет вечности. Земля умрет, точнее — сгорит. А человечество не хочет сгорать вместе со своей колыбелью. Оно готово куда-нибудь умчаться с этого обреченного корабля. Вот ищет — куда?
— И когда же Земля исчезнет?
— Когда в нашем Солнце выгорит весь водород и начнет выжигаться гелий. Тогда Солнце разбухнет, выйдет за орбиту Марса, поглотит все ближние планеты и станет таким же красным гигантом, каким совсем недавно был пан Бетельгейзе. Был еще тогда, когда мы вылетали с Земли… Или просто нам так казалось… Все-таки свет от Бетельгейзе идет до Земли почти пятьсот лет… Видеть мы могли одно, а на самом деле было уже другое.
— А потом Солнце так же взорвется, как Бетельгейзе?
— Ну, не совсем так… Бетельгейзе в молодости был крупнее Солнца. Потому и в стадии гиганта он крупнее. И взрыв у него грандиознее. У Солнца все будет поскромнее. Но итог — такой же. Это обычная биография обычных звезд. Водород горит в них девять миллиардов лет. Половина этого срока у Солнца уже прошла. Даже чуть больше половины.
— А у Марлен?
— Она примерно на полтора миллиарда лет моложе Солнца. Полтора миллиарда — большой срок. По этому поводу до нас дошел древний анекдот. Ты нигде не встречал такое имя — Ходжа Насреддин?
— Не встречал, папа.
— Жил в средние века в Средней Азии легендарный странник. Хотя, по преданию, родился он в Турции. Но бродил почему-то по Средней Азии. И вот однажды взялся он за двадцать лет научить грамоте ханского ишака. При этом ему был обещан высокий заработок и сытная, бесплатная жизнь при дворе хана. Но, если вдруг ишак не научится читать за двадцать лет, — голова с плеч! Друзья говорили: «Ходжа! Зачем ты взялся за такое безнадежное дело? Ведь никогда ишак не станет грамотным! А голову ты потеряешь…» — «Ничего! — отвечал Ходжа Насреддин. — Двадцать лет — большой срок. Или ишак умрет, или хан, или я…» Ты все понял, сынок?
— Вроде, понял… — Малыш посмеялся и покачал головой. — Я токе хочу ответить тебе одной древностью, папа. Встречал я такое выражение — «ездить на перекладных». Это значит менять лошадей по дороге. Еще когда люди ездили на лошадях… выходит, к планетам люди начинают относиться так же? Пожили на одной, потом перебрались на другую, а когда и у этой срок вышел, — переберутся на третью… Так?
— А что же делать, мальчик мой? Куда деваться от безжалостности космоса? Он жмет на людей со всех сторон! Его жестокость даже не позволит человеку дожить на Земле весь отпущенный ей срок. Космос уже уменьшил этот срок на целый миллиард лет. Земля еще будет целенькой, а человечеству на ней уже не жить.
— Почему?!
— Потому что через три с половиной миллиарда лет ультрафиолетовой облучение станет на Земле невыносимым. Растения-то вряд ли выживут. Ну, может, еще насекомые… А животных наверняка не останется. Все погибнут! И человек, понятно…
— Откуда же возьмется такое облучение? От Солнца?
— Нет, от окрестных звезд, К тому времени Солнечная система войдет в рукав нашей Галактики, который называется «Рукав Персея». Он виден с Земли в созвездии Персея… А там образуется много молодых звезд. Они голубые, горячие и будут близко от Солнца. Их ультрафиолет и уничтожит земную жизнь. Когда-то Солнце родилось в таком же скоплении горячих молодых звезд — в рукаве Стрельца, И было одной их тех звезд… А потом пошло к рукаву Персея. Длина пути — семь миллиардов лет. И полпути пройдено, сынок. Никуда от этого не денешься. Это не фантастика, а наука. Так же, как типичная биография желтых звезд.
— Но это уже наконец все антиземные козни космоса? Или еще есть?
— Есть и еще, Малыш! — Гудзи рассмеялся. — Космос неисчерпаем. По крайней мере, на пакости… Но нам бежать некуда, В нем родились, в нем и помрем, И мы с тобою, и все человечество. И вот тебе еще одна космическая пакость, В самом конце двадцатого века астрономы обнаружили, что Солнечная система приближается к газопылевому облаку. Почти такому же плотному, как «Конская голова». Или то, из-за которого выскочила наша ненаглядная Марлен… До конца двадцатого века это облако с Земли не видели. Пока не вывели в космос мощные телескопы. Лишь они все разглядели… До этого облака — пятьдесят тысяч лет пути. По космическим понятиям — рядышком. А потом начнутся крупные неприятности. Как минимум, по всей Земле резко похолодает. Потому что межзвездная пыль поглотит солнечное тепло. Да и свет тоже… Льды двинутся с полюсов к экватору. Сократится площадь посевов, и начнется голод. Возможно, изменится состав атмосферы, и люди начнут задыхаться.
Наверняка нарушится радиосвязь — вот как у нас с тобой… В общем, Земля окажется в зоне катастрофы. На много тысячелетий! И это тоже не фантастика, а наука. Как ты сам, зная все эти угрозы своему дому, — реальные угрозы! — стал бы искать другой дом?
— Конечно, стал бы, папа! Жить-то хочется!
— Вот человечество и ищет! — подытожил весь разговор Гудзи. — Просто вынужденно искать. Деваться некуда? А искать всегда трудно, опасно. То в шторм попадешь, то в зону катастрофы — да не будущей, а прямо сегодняшней! — то еще куда вляпаешься. Помнишь, знаменитый капитан Кук искал новые земли, а попал к людоедам, и они его съели.
— Про Кука я читал, папа. Но ведь случалось и наоборот.
— Приезжие ели местных?
— Не ели, но убивали. Хотя, вроде бы, и не дикари…
— Это, увы, случалось часто. Особенно на бедном моем американском континенте. От самого его севера до самого его юга… Миллионы индейцев были убиты.
— Неужели, папа, сильный всегда будет притеснять слабого? Вот мы на Бете преследуем трясунов…
— Точнее — не преследуем, а пытаемся изучать.
— Но ведь трясуны этого никогда не поймут! Как не поняли испанцев убитые инки и ацтеки, а англичан — убитые могикане…
9.
Долгий разговор утомил обоих, и сон накатил почти мгновенно — глубокий и без сновидений. А из этого сна их вывел непрерывно нарастающий гул, который переходил в мощный грохот. Он падал откуда-то сверху и, казалось, подчинял себе все снежное безмолвие вокруг. Он впивался в мозг, заставлял дрожать каждую клеточку организма у разбуженных, ошарашенных людей.
Еще долго после того, как грохот начал ослабевать, Гудзи и Малыш сидели в оцепенении, зажав уши руками.
Очнувшись, Гудзи оглядел сына, сжавшегося в дрожащий комочек, и приказал себе немедленно включить внешний обзор корабля. И на фоне блеклой, однотонной серой мути, окутавшей, казалось, весь Эпсилон, сразу же увидел нечто потрясающе яркое. Вдали, у чернеющей кромки гор, садился на столп огня громадный звездолет. Иссиня-черный корпус его периодически обвивали красные и желтые полосы. Он многим напоминал тот корабль, на котором прилетела в систему Марлен экспедиция Кравца и который имел название «Марлен-З». И в то же время значительно отличался от него — казался как бы менее совершенным, более грубым, примитивным. Словно с высоты современной конструкции изящного транспортного биолета глядишь на его далекого-предалекого предка — электромобиль на воздушной подушке. Вроде, и принцип тот же, а явный «дедушка»…
Малыш тоже не отрывал взгляда от необычного зрелища.
— Чей это звездолет, папа? — спросил он.
— Выясним, — Гудзи вздохнул. — Не исключено, в гости пожаловала другая цивилизация.
— Что же нам делать?
— Подойдем поближе. Посигналим ракетами.
— А сами они нас не отыщут?
— Зачем это им? Наверняка не для того они сюда прилетели.
— Тогда зачем они нам? Хуже не будет?
— Да уж куда хуже?.. Особенно, если их тоже посадил метеоритный поток… И все же это встреча с другой цивилизацией.
Редчайшая удача! Хотя, конечно, не в праздничных обстоятельствах… Пойдем, сынок! Какой-нибудь информацией наверняка разживемся.
— А мы поймем друг друга?
— Как-нибудь. Если уж они построили звездолет, — значит, разумные существа. Жаль, не прихватили мы с Беты; приемники мыслей… Думал, не понадобятся… Ну да, может, у них есть какой-нибудь аналог? Для таких диких туземцев, как мы… Собирайся!
Малыш натягивал шерстяной костюм, потом комбинезончик на меху. Гудзи, одеваясь, сожалел о том, что мало выводил Малыша наружу. Выдержит ли он теперь путешествие до кромки гор?
Обследовав скафандр сына, Гудзи облачился и в свой, забросил кислородный баллон за спину. Баллон мягко осел на ремнях, как рюкзак, и защелка подключила его к дыхательной системе скафандра. Одновременно щелкнул и кислородный клапан на скафандре сына. К боку прилепили ракетницы.
«Может, оставить его и пойти одному? — мелькнула мысль. — Нет? Так можно навсегда потерять друг друга!»
Вскоре они вылезли из занесенного снегом корабля, а затем и из снежной ямы над люком и двинулись по рыхловатому снежному насту. С пояса Гудзи разматывался тоненький титановый тросик, закрепленный в кольце возле люка. Ракеты Гудзи собирался выстрелить где-нибудь в миле от звездолета.
К сожалению. Малыш быстро начал сдавать. Он все больше и больше отставал от неспешно двигающегося отца и не выпускал из перчатки скафандра почти невидимую ниточку тросика. Гудзи пришлось остановиться, отстегнуть с пояса карабинчик более плотного троса и пристегнуть его к поясу Малыша. Теперь он просто тянул Малыша на буксире.
Они двигались медленно, и телескопическая антенна «Гнома» все еще поблескивала сквозь снежную муть. Если бы кто-нибудь остался в корабле, он мог бы видеть их темные фигуры на экране внешнего обзора. Объективы антенны делали даже и полностью засыпанный «Гном» полностью зрячим. Как и полностью слышащим со всех сторон.
Однако еще несколько десятков шагов, — и снежная муть скрыла за собой блестящую иглу антенны, И теперь уже ничто вокруг не напоминало о первом космическом корабле, опустившемся на эту холодную планету.
Гудзи уже ощущал невыносимую усталость. Тревожила мысль: хватит ли кислорода? Ведь надо оставить еще и на обратный путь. Вдруг придется идти обратно? Рассчитывать на кислород пришельцев не приходилось. Может, они совсем другим составом дышат?
И в то же время два баллона он унести на себе явно не мог бы — не те силенки… Так что сознание сделанной ошибки не грызло.
Вдруг резко заметелило, завьюжило. Снежная пыль смерчем вознеслась над их головами, ветер неистово вцепился в две фигурки на снежном поле, и люди моментально потеряли зрительную ориентировку. Только титановый тросик угадывал, откуда они пришли. Да сигналы радиомаяка с антенны равномерно пикали в наушниках. Да еще подмигивал фиолетовый огонек на азимутном кольце компаса. Заблудиться — не заблудишься, но и не видать ничего…
Идти стало совсем невмоготу. Гудзи решил, что пережидать разгул бурана бессмысленно и пора высвечивать выстрелами пока еще не совсем заснеженную высь. Он выпустил не три, как поначалу собирался, а все пять ракет — красную, белую, зеленую, голубую и желтую. Разумные существа — да поймут!
И вот уже не то, чтобы двигаться, — стоять стало невозможно. Когда Малыш упал, — у Гудзи плыли перед глазами оранжевые круги. Но все же он поднял сына, поставил его рядом и попытался заслонить собою от стервенеющего ветра. Силы быстро таяли. И скоро уже ничего больше не оставалось, как сесть в снег и принять на руки Малыша, отдавая ему последнюю частичку своего тепла.
С каждым новым мгновением Гудзи все отчетливее осознавал полную безысходность их положения, Поторопился он, наверное, выскочить из «Гнома». Вернуться бы сейчас, пока еще есть кислород, туда, где светит хоть какая-то надежда!.. Но ведь в такую пургу не дойдешь. Даже и с тросиком. А если пережидать ее на месте, — кислород кончится.