— Нравится? — коварно шепнул Дерек над постанывающей от удовольствия Уной. — Попробуем еще кое-что?
Она не успела ответить, тяжело дыша, уткнувшись влажным лбом в постель. Его пальцы покинули ее тело, перестали так мучительно и приятно толкаться внутри нее, и Уна ощутила, как на пульсирующую удовольствием дырочку надавливает жесткая головка его возбужденного члена, настойчиво и сильно.
— Негодяй, что ты делаешь, прекрати!
— Читай свое заклятье невест, — подсказал Дерек, усмехнувшись, нажав сильнее и чувствуя, как Уна стонет и сжимается от внезапно пришедшей боли. — Сейчас оно в самый раз.
Захлебываясь в потоке ощущений, Уна наспех бормотала слова заклятья, чувствуя, как его руки растягивают ее мягкие ягодицы, а член несильными толчками все глубже и глубже погружается в ее тело, и Дерек стонет, напрягается от чересчур сильных ощущений, которые ему доставляет ее жаркое и узкое тело.
— Еще, еще, — шепчет он, осторожно толкаясь, входя на всю длину, крепко прижимаясь к бедрам Уны, насаживая ее еще сильнее, еще плотнее, на миг замирая и срываясь в протяжный, почти такой же беспомощный стон, какие издает она под ним. — Как хорошо…
Уна часто дышит, на ее теле выступает тонкий пот, золотящий кожу в неярком свете. Вспыхнувшая было боль ушла, и движения члена Дерека в ее теле нравятся ей, но дикая жажда никуда не уходит, и Уна стонет, изнывая, ощущая себя всего лишь средством удовлетворения чужого желания. Ладони Дерека крепко сжимают ее бедра, он движется плавно и осторожно, чтобы не причинить ей боль, и Уна с удовольствием приникает каждый раз к его горячему телу, шлепки тел друг о друга заводят ее, она шире расставляет ноги и прогибается в пояснице, но все это не приносит ей облегчения. Лоно ее горит от желания, истекает прозрачной смазкой, и Уне кажется, что она сойдет с ума если сейчас не дотронуться до набухших губ, не провести по сочащейся смазкой дырочке. Но ее руки связаны; и девушка почти рыдает, стараясь освободиться, извиваясь в руках Дерека.
— Пожалуйста, — умоляет она, с каждым толчком ощущая лишь накатывающую на нее слабость и дикое, разрывающее на части все ее существо возбуждение. — Пожалуйста!
— Сейчас, — шепчет он, склоняясь к ее уху, жадно целуя ее подрагивающую влажную шею, покусывая в напряженное плечо, и его ладони подхватывают ее под колени. Еще миг — и он сидит в ее постели, а она сидит у него на коленях, нанизанная на его жесткий член. Он почти насильно разводит в разные стороны ее ноги, придерживая их под коленями, и Уна стонет от горячей смеси стыда и наслаждения, понимая, как бессовестно, развратно и беспомощно она выглядит со стороны.
Осторожно приподнимая ее, Дерек продолжает насаживать ее на свой возбужденный член, и Уна в полном изнеможении откидывается на его плечо, устав умолять, закрыв глаза и подчиняясь его ласке. Воздух звенит от стонов, от жарких вздохов и звуков соприкасающейся влажной кожи, кажется, весь он пропах возбуждением, ароматом розы и сладким потом.
— Какая ты красивая…
Из темноты выступает еще кто-то, И Уна вздрагивает, громко вскрикивает, забившись в руках Дерека, но тот держит ее крепко. От стыда она пытается сжать бессовестно раздвинутые ноги, но Дерек и этого ей не позволяется сделать и удерживает, заставляя остаться такой же беспомощной, беззащитной и раскрытой перед вторым абсолютно обнаженным юношей. Ночной свет играет бликами на его груди и животе и Уна видит, что он возбужден. От вида вставшего члена незнакомца ей становится стыдно и немного страшно, но он ступает ближе, и девушка видит знакомые серые глаза, черные волосы.
— Очень красивая… вот здесь.
Рука Демьена скользнула по ее животу, ласково провела по раскрытым бедрам, и Уна, изнывая от стыда, застонала, когда юноша коснулся ее горящего от желания лона.
— Пожалуйста, — простонала Уна, — не надо…
— Или надо?
Губы Демьена накрыли ее губы он поцеловал девушку жадно и страстно, так, как никто — даже Дерек, — ее не целовал, запустив свой язык в ее разгоряченный рот, лаская ее язык развратно и откровенно. Уна задохнулась от еще одной опьяняющей волны возбуждения, принимая его поцелуй, позволяя юноше посасывать ее язык и проникать в ее рот своими.
Он целует ее, осторожно прикасаясь губами к разгоряченной коже, оставляя влажные теплые следы, жадно сжимает губами сосок, грубо вылизывает его языком и чуть прихватывает зубами остренькую вершинку — так, что Уна вскрикивает, напугавшись боли, но Демьен не переступает эту грань. Делая ее ощущения максимально острыми, он не причиняет ей боли, продолжая жадно ласкать ее грудь.
Его рука вновь легла на ее разгоряченное лоно, и Уна заскулила, ощутив, как один его палец вкрадчиво проник в узкую мокрую дырочку, а затем коснулся бугорка — возбужденного и упругого, — и начал поглаживать его так, что все желание, вся острая жажда сосредоточились там, в этой крохотной точке, и Уна застонала, нетерпеливо двигая бедрами и сама насаживаясь на член Дерека, чтобы погасить невыносимое жжение.
— Перестань, не надо!
Но Демьен словно не слышал ее. Он будто обезумел, жадно прижимаясь лицом к ее влажной коже, вдыхая аромат ее возбуждения и лаская языком соски до такой степени, что они начинали гореть таким же нестерпимым удовольствием, как и та точка меж ног девушки, которую он не прекращал поглаживать. Уна не заметила, как ее голос перешел в громкие крики, а раскрытые бедра начали дрожать от каждого тонкого прикосновения. Ее пульсирующее лоно было совершенно мокрым и с каждым мигом удовольствие становилось все острее и острее, Уна извивалась, стараясь уйти, выскользнуть из-под ласкающей ее руки, но лишь сильнее насаживалась на член Дерека и чувствовала как его толчки наполняют ее тело тяжелым горячим удовольствием.
От накатившего острого оргазма Уна кричала и билась, содрогаясь, захлебываясь холодным воздухом и умоляя прекратить, потому что после удовольствие перешло в страдание, и она рычала и билась, уже не в состоянии смирно терпеть то, что творится с ее телом.
— Пожалуйста, пожалуйста, — твердила она, не понимая еще, что все уже закончилось и рука Демьена больше не ласкает ее.
— Красивая, — повторил Демьен, опускаясь на колени и прижимаясь лицом к ее подрагивающему животику. — Нежная…
Он покрыл мягкими влажными поцелуями весь животик Уны, насаждаясь ее мягкостью, ее ароматом, ее красотой и беспомощность, трогательной беззащитностью. Исцеловал ее раскрытые бедра, языком проводя сверху, почти от колена, вниз, до мокрых припухших губ, обласкал розовый нежный треугольничек меж разведенных ног, пощекотал языком атласные впадинки, и, наконец, почти с трепетом нежно поцеловал раскрывшееся перед ним лоно. Его ладони любовно скользнули под ее ягодицы, он большими пальцами поглаживал чуть припухшие розовые губы, любуясь сокровенной женской красотой, и Уна застонала, снова попытавшись стыдливо сжать ноги, ведь Демьен рассматривал ее там, беззастенчиво и жадно, и видел, как в ее теле движется член Дерека. Но Дерек снова удержал ее, не позволил этого сделать, и Демьен целовал и целовал ее тело, вздрагивающее от каждого прикосновения.
Когда Демьен поднялся и приставил член к ее возбужденному жаждущему входу, Уна смогла только жалобно застонать, чувствуя, как головка толкается в ее лоно. Он прижался к ее разведенным бедрам плотнее, пристраиваясь, его член входил в нее медленно, туго, и Уна невероятно широко раскрыла глаза, закричав, потому что ей показалось, что еще немного — и эти двое разорвут ее. За ее спиной Дерек замер, переживая слишком острые ощущения, и Демьен охнул и застонал тонко и совершенно откровенно, двигаясь очень осторожно, мелкими толчками, проникая поглубже в крепко сжавшее его тело.
— Какая ты сладкая… какая…
Он на миг замер, позволяя девушке прийти в себя и привыкнуть к ощущениям — и тут же резко и глубоко толкнулся в ее тело, сильно и безжалостно, так, что у нее дух захватило, и Уна вскрикнула.
Он сделал это нарочно, не для того, чтобы приласкать ее и доставить удовольствие — нет. Он желал, чтобы она как следует почувствовала его. Его напряжение; его желание. Его власть над ее беспомощным телом. Глядя в ее затуманенные глаза, он толкнулся еще и еще раз, жестко, сильно, насаживая ее на свой член, и голос Уны рассыпался на громкие частые стоны, почти на вопли, она выгибалась, прижимаясь к его паху, сходя с ума от ощущений, наполняющих ее тело. Двое юношей ласкали ее тело, и ей казалось, что она сходит с ума.
Демьен перехватил Уну под колени, продолжая двигаться, прижимаясь к ее раскрытым перед ней бедрам, и девушка, всхлипывая в изнеможении, откинулась на плечо Дерека. Он покрывал поцелуями ее шею, его руки, жадно ласкающие ее грудь, тискающие острые соски, дрожали, и Демьен склонившись над нею, снова поцеловал ее — так же развратно, бессовестно и страстно проникнув языком в ее рот, как проникал снизу в ее тело.
И Уна, чувствуя, как оргазм снова разгорается в ее теле, кричала, стонала и плакала, извиваясь в сжимающих ее руках…
* * *
— Черт!!!
Запутавшись в одеяле, Уна с грохотом свалилась с кровати.
С трудом понимая, что происходит и где она, она сжала колени, кончая. Трусики на ней были совершенно мокрые, ночная рубашка сбилась, неудобно сковывая движения. Ночной сон уходил, растворялись в памяти бесстыдные образы и ощущения движущихся в ее теле членов, но вот оргазм был самый настоящий.
Лежа на полу, переживая последние сладкие спазмы, содрогаясь всем телом, Уна отчетливо поняла, чьих рук это дело.
«Демьен, — продумала она. Если бы она попыталась произнести его имя вслух, то у нее не вышло бы — или голос был бы измученным и слабым. — Это он навел этот сон… нарочно… Дерек же с него снял печать, черт, он мог колдовать, извращенец подлый!»
Словно наяву она услышала тихий мешок Демьена и его прощальные слова — «спокойных снов, Уна, спокойных снов!»
Глава 7. Серебряные крылья
Академия наполнилась шепотками. Поговаривали, пантера Аргента порвала самого настоящего некромага — при нем якобы были обнаружены и какие-то письма от таинственного Повелителя, и тот самый украденный нож. Говорили, что Аргенту здорово повезло, что нож остался в академии — пантера притащила все артефакты, найденные при теле незадачливого некромага, к своему хозяину.
Однако Дама Игрейна бесследно исчезла. Хитрая женщина ускользнула прочь, скрылась в катакомбах, как только увидела сверкание знакомой печати из черного алмаза, которую Дерек снял с Демьена. Но это вовсе не означало, что она не могла вернуться; могла. И поэтому всем экстерн-агентам и мастер-агентам в виде исключения было разрешено носить техноброню, плащи, чтобы в любой момент они могли защитить академию и студентов от ее нападения. И Дерека Уна встретила в его золотом плаще с небольшой платиновой заплаткой — той самой частью, которую он оторвал с плаща Виктора.
Он-то и поведал ей все последние новости, отчего-то пряча глаза и запинаясь на каждом слове, и Уна едва не топнула ногой от злости, поняв природу его застенчивости. Наверняка, он видал тот же самый сон, что и она, и Демьен тоже его видел…
— Так что осторожнее броди по саду, — закончил свою речь Дерек, все так же избегая смотреть Уне в глаза. — Кто знает, что задумала эта Игрейна. Аргент говорит, что она сильна. Очень сильна. Эта легкость, с какой он ее победил — она кажущаяся. Он говорил, что это очень больно и страшно — сражаться с ней, она словно настоящую молнию с небес сорвала и бьет ею… Поэтому он разрешил всем агентам надеть защитную броню.
— Ты говорил с Аргентом? — Удивилась Уна.
— Конечно, — подтвердил Дерек. — С утра я был вызван в его кабинет. Он же понял, чья печать приманила его пантеру. Он подробно расспрашивал, что говорила Игрейна, и кто вообще придумал призвать пантеру в катакомбы, — по губам Дерека скользнула тонкая улыбка. Он сказал, что у тебя острый ум, и, несмотря на то, что истинные маги относятся с пренебрежением к техномагии, от тебя этим высокомерием не веет. Так что ты имеешь все шансы стать хорошим техномагом, благодаря своему врожденному любопытству — ведь откуда-то же ты узнала, как действует техноброня?
— Что? Аргент не наказал нас, хотя ты признался, что мы там были!? — изумилась Уна. Похвалу от Аргента она нарочно игнорировала. Пристальное внимание к ней со стороны ректора отчего-то смущало ее, а при воспоминании о его обещании научить любить Алого Короля как следует у нее во рту пересыхало, и сердце заходилось от смеси страха, тревоги и волнения.
— Нет, конечно, — беспечно ответил Дерек. — Мы же не попались. Точнее, — поправился он, — его пантере было намного важнее то, что она нашла при некромаге, чем то, что мы прячемся рядом. Так что никакого наказания не последует, хотя магистр Аргент и выразил беспокойство, что Его Высочество, кажется, нашел себе еще более отчаянную и неуемную свиту.
Так-так. Значит, Аргент в курсе их похождений.
— А что с прежней его свитой? — поинтересовалась Уна.
— Да ничего, — ответил Дерек. — Виктор и Родерик были допрошены королевскими Нюхачами. С пристрастием. Причастности к некромагии не выявлено, но на будущее — на всякий случай, — им рекомендовали подальше от Его Высочества держаться.
* * *
Несмотря на то, что лоб ее все еще украшала печать Аргента, Уна посещала занятия. Особенно по основам техномагии. Разумеется, она не могла повторить всех этих трюков, но занятия были увлекательные и зрелищные, и Уна с интересом листала учебники, на которых подробно описывались приемы техномагов. Это было все равно что узнавать как фокусник творит свои чудеса.
Одно из занятий проводил сам Аргент лично, подменяя постоянного преподавателя. Пантера его смирно сидела в углу, практически превратившись в обсидиановую статую, сверкающую сапфировыми глазами.
— Что такое огонь, — произнес Аргент, поджигая лучину. Она разгорелась в его руках ярким пламенем, он повернул ее так, чтобы огонь охватил как можно больше поверхности дерева. — Пламя — это окислившиеся частицы, отрывающиеся от целого… от того целого, каким еще недавно были. Опытный техномаг силен настолько, — Аргент провел над пламенем ладонью, — что сможет вернуть эти раскаленные частицы на место и вновь заставить их быть единым целым.
На глазах изумленных студентов пламя погасло, а лучина, только что обгоревшая и укоротившаяся едва не треть, вновь восстановилась. Ее конец, только что пылавший ярким пламенем, теперь состоял из алых раскаленных частиц. Аргент постучал по столу алым раскаленным кончиком — лучинка в его руках была вполне материальна и тверда.
— Но огненный маг, — подала со своего места голос Уна, — тоже может так…
Аргент перевел на нее взгляд синих глаз, и его пантера ожила, вздрогнула, сбрасывая оцепенение. Неспешно она прошла до того места, где сидела девушка, замершая от страха, и ласково ткнулась лбом в ногу Уны, ласкаясь, как кошка. Класс засмеялся, слыша, как механическое, слишком громкое мурлыкание наполняет комнату, а печать со лба Уны звонко шлепнулась о стол.
Дерек, сидящий через проход, беспокойно задвигался, обернулся, внимательно рассматривая класс. Уна вспомнила: печать Аргента не только обозначала наказание, но еще и защищала ее от некромагов, а значит, лишившись ее, она стала уязвима для их чар. От этого стало тревожно и тоскливо, девушке вспомнился нож, сверкающий над нею мертвенно-синим лезвием. Но Аргент не проявлял признаков беспокойства, и Уна изо всех сил постаралась успокоиться и унять дрожь в коленях.
— Прошу, мисс Вайтроуз, — Аргент обвел мягким жестом пространство у доски, — покажите нам, как это делают истинные маги.
Пантера смотрела на Уну совершенно подлыми глазами, пакостливо прижав уши, словно провинилась или что-то натворила. Блеснувшим языком она слизнула со стола печать, все так же хитро глядя на Уну, и та почувствовала, как к ней возвращаются краски мира, чувства, понимание вещей, запахов, явлений проникает в ее мозг.
О, какое это неземное наслаждение — вновь пользоваться своим даром! Уна едва смогла удержаться на ногах от нахлынувших на нее чувств и ощущений. Ей казалось, что она из темного подвала вышла на яркий свет, и теперь еле ориентировалась в пространстве, ослепленная и оглушенная, подавляя приступы головокружения, делая эти несколько шагов по направлению к Аргенту.
— Ну, мисс Вайтроуз, — его голос над головой слышался каким-то странным колеблющимся звуком. — Покажите нам.