— Спасибо, — я улыбнулась в ответ, стараясь смотреть прямо и уверенно.
— Но не думаю, что в этом будет необходимость.
Аки кивнул.
— Ты храбрая девочка, маленькая жена. Я говорил с Айни, и она не против помочь тебе, пока не освоишься. Мы придем. Для нас ты и твоя пташка
— часть Стаи, к какому бы роду вы ни принадлежали.
Курх с дочкой на руках подошел к нам, собственнически положил руку мне на плечо. Аки осклабился, но, поймав мой предостерегающий взгляд, оставил жест духа-Ворона без внимания.
Мгновение — и я вновь оказалась в верхнем мире.
Дом встретил нас теплом натопленной печи, свежестью и чистотой.
Ничего здесь не напоминало о том запустении, что привиделось мне перед родами, когда я каким-то чудесным образом сумела позвать Курха, дать знак, что жива, что нуждаюсь в нем. Дощатый пол был чист, стол накрыт льняной скатертью, найденной мужем в одном из моих сундуков, шкуры на постели лоснились, добавилось несколько новых. Рядом с постелью Курх устроил место для малышки, перенеся вещи Литы из дома Хранительницы. Я увидела вырезанные отцом фигурки, выстроенные в изголовье кроватки, и не смогла сдержать улыбки.
Уложив задремавшую девочку — ее знакомство с новым домом откладывалось до пробуждения — я обняла Курха.
— Спасибо, — сказала я растроганно.
— Рад, что ты вернулась, — ответил муж.
Я села на скамью, и Курх опустился рядом. Впервые за долгое время мы действительно были одни, в нашем собственном доме, и многое стоило обсудить, о многом рассказать, но я не находила слов. Курх, верно, тоже не знал, с чего начать разговор, и лишь задумчиво снимал с рукава невидимые пылинки.
Я заметила выглядывающий из-под плаща знакомый узор цветной вышивки. Увидев мой интерес, Курх скинул плащ. На нем действительно была та самая рубаха, что я закончила незадолго до нашей размолвки, но так и не успела подарить. Сейчас она казалась чем-то из совершенно иной жизни.
— Я нашел ее здесь, — пояснил Курх. — Подумал, тебе будет приятно, если я ее надену.
— Тебе нравится?
Курх почему-то отвел глаза.
— Да, очень, — ответил он словно бы неохотно. — Необычный узор.
Я немного смутилась, вспоминая, как придумывала его.
— Твои крылья и волосы… мне всегда казалось, что они немного отливают синевой и зеленью.
Курх промолчал. Я почти физически почувствовала, как он словно бы отдаляется, отгораживается от меня. Но я больше не хотела позволять ему это. Я поймала его руку, согревая в своих ладонях.
— Ты не первая, кто мне это говорит.
— Да? — Я посмотрела на него, мягко, просительно. Прошлое мужа, его потаенные мысли и чувства вот-вот могли раскрыться передо мной. — А кто?..
Тишину разрезал громкий плач Литы, требующей внимания. Я вскочила со скамьи, позволяя Курху оставить мой вопрос без ответа.
*
Покидая дом Хранительницы, полный женщин, всегда готовых прийти мне на помощь, я наивно полагала, что готова сама справиться с хозяйством и ребёнком. Считала, что уже достаточно окрепла, что Лита тихая и беспроблемная девочка, что домашние дела всегда спорятся легко и не отнимают много сил.
Моей наивности хватило ровно на три дня.
Лита, казалось, капризничала без остановки. Отказывалась засыпать иначе, чем у меня на руках, не выпускала грудь и разражалась плачем, стоило мне выйти из поля её зрения. От постоянной, пусть и приятной, ноши вернулась боль во всем теле, вынуждая, как в последнюю луну перед родами, передвигаться медленно, а отдыхать часто. Некогда было готовить, смахивать пыль, стирать пеленки. От слабости и усталости шатало, и я начала всерьёз бояться однажды выронить Литу или случайно навалиться на неё во сне, когда удавалось ненадолго забыться.
На третий день моих мужественных попыток справляться со своими делами в одиночку Курх, до этого подолгу пропадавший в серединном мире, не вьдержал. Когда я, в очередной раз задремав, очнулась с отпечатком бортика кроватки на щеке и мышцами, затекшими от бесконечного раскачивания взад-вперед, я обнаружила, что заботливо укрыта шкурой, а из печи тянется дразнящий аромат жаркого. Увидев, что я пришла в себя, Курх подошёл, легко поцеловал в макушку.
— Спи. Я разбужу, как закончу.
— Спасибо, — пробормотала я и снова провалилась в забытье.
Мы разделили обязанности. На мне была Лита, на Курхе — хозяйство.
Брать ребёнка на руки муж все ещё отказывался, и когда у него не оставалось иного выбора, выглядел смущенным и неуверенным, словно раньше ему, отцу стольких детей, нечасто доводилось это делать. Зато необходимость ежедневно возиться с перепачканными пеленками дух воспринял с обреченным спокойствием, за что я была ему бесконечно благодарна.
Теперь на исходе дня мы оба валились без сил, и Курх баюкал меня в своих объятиях, пока требовательная Лита не заявляла громким криком свои права на мать.
Вдвоём мы продержались ещё половину луны.
Когда Айни впервые посетила наш дом, даже Курх обрадовался ей как родной.
С помощью волчицы и её бесподобного чутья причины недовольства Литы стали более понятны и легко устраняемы. Малышка повеселела, и вместе с ней ожила и я.
Стоило Айни засобираться обратно в стаю, я бросилась к ней и чуть ли не умоляла её задержаться. Курх скрипнул зубами, но возражать не стал.
Боли и слабость все ещё регулярно укладывали меня в постель. И когда первоначальный запас укрепляющих трав иссяк, заниматься отварами пришлось мужу. В своей привычной манере Айни раздавала ему указания и гоняла по всему дому.
— Привыкай, — фыркнула она, заметив его недовольно поджатые губы. — Когда Сирим не может, все это придётся делать тебе. Поэтому шевелись, пока не закипело, если не хочешь, чтобы твоя маленькая жена мучилась от боли.
Курх, видя мое несчастное лицо, молчал. За все понукания волчицы я пылко благодарила его, когда он подносил к моим губам свежий отвар.
— Скоро станет легче, малышка, — ободряла меня Айни.
Еще через две луны, благодаря совместным усилиям Курха и волчицы, я, наконец, готова была с ней согласиться.
*
С тех самых пор, как Лита научилась держать головку, взгляд ее при всяком возможном случае был прикован к Курху. Она наблюдала за ним из кроватки или вертелась у меня в руках, стараясь не упустить отца из виду. Если Курх уходил работать во двор, Лита тут же начинала проситься на прогулку. Подолгу носить потяжелевшую дочку на руках я не могла, поэтому нашим излюбленным местом стало крыльцо и удобная широкая лавка, с которой открывался вид на двор, хозяйственные пристройки и стойло оленей.
Последние несколько дней стояла довольно приятная, пусть и холодная погода. Закутавшись в шаль, я расположилась на лавке, Лита, которая лишь недавно начала самостоятельно сидеть, устроилась на моих коленях, а Айни лежала в ногах, лениво поглядывая на нас и улыбаясь широкой волчьей улыбкой. Курх во дворе колол дрова.
Лита глядела на отца во все глаза, словно никогда не видела ничего интереснее мерных взмахов топора и разлетающихся поленьев. Сказать по правде, я разделяла ее чувства. Невозможно было не любоваться скупыми, отточенными движениями мужчины, мускулами на сильных руках, черными волосами, отросшими почти до плеч. Я раздумывала, стоит ли предложить Курху помощь и постричь их, но всякий раз откладывала это, вспоминая, как приятно пропускать меж пальцев темные пряди, вдыхать их тонкий травяной запах, когда он нависает надо мной, разгоряченный, утыкается в плечо, целует нежную шею…
Из забытья меня вывел смешок Айни. Я часто заморгала, возвращаясь мыслями во двор к волчице и Лите.
— Ох, малышка, — морда у Айни была донельзя хитрая. — Если уложишь свою птичку в корзину, могу сбегать с ней прогуляться. Не обещаю, что надолго, но…
— Что ты! — я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Я поспешно отвернулась от столь увлекшего меня зрелища и с преувеличенным вниманием начала устраивать Литу поудобнее. Девочка недовольно завозилась, запыхтела: мать, силящаяся скрыть свое смущение, мешала ей наблюдать за двором.
Волчица только фыркнула.
— Перестань, — веско сказала она, и я замерла, прижимая к себе дочь. — То, что ты испытываешь, совершенно нормально для молодой женщины. Тебе нечего стесняться.
Я вздохнула. Как объяснить, что мои робкие попытки сблизиться в те дни, когда я чувствовала себя чуть менее усталой, а Лита сладко посапывала в колыбельке, не находили отклика у мужа. Нет, Курх был неизменно заботлив и нежен, а руки, обнимающие меня, теплыми. Но не более. А большего иногда хотелось.
— Думаю, мне все же стоит оставить вас наедине, — решила за меня Айни. — Я найду возможность.
*
Айни выполнила свое обещание несколько дней спустя. Подхватила корзину со спящей Литой и скрылась из виду, направившись, верно, в сторону полей. Я впервые за несколько лун осталась одна.
Сердце гулко стучало, жар обжигал щеки.
Хлопнула дверь. Курх замер на пороге, увидев меня, растерянно стоящую посреди дома. Я не успела подготовиться, не знала, что сказать.
— Где Лита? — спросил он, оглядывая комнату.
— С Айни. Она унесла ее погулять. Знаешь, нас в детстве пугали, что непослушных детей серенький волчок заберет и утащит в лес. Думаю, нашей Лите это будет только в радость, — я нервно хихикнула, сама не понимая, зачем это сказала.
Курх улыбнулся.
— Это хорошо. Сможешь отдохнуть.
Он повернулся, собираясь вернуться к своим делам, словно не имел никакого желания оставаться со мной наедине. Я не дала ему открыть дверь. Прижалась к спине, обхватила руками.
— Пожалуйста, останься, — попросила я.
Курх послушно остановился.
Сердце отсчитывало удары: бум, бум, бум. Как же все это было непривычно, полузабыто. Я медленно развернула его к себе лицом, скользнула ладонями под рубашку. Пальцы изучали его тело, едва касаясь кожи. Я чувствовала, как изнутри меня охватывает жар, растекается жидким огнем.
Руки Курха сомкнулись у меня за спиной, притягивая к себе. Широкая ладонь провела по спине, ниже, ниже.
И остановилась, не дойдя до поясницы.
Курх взял меня за плечи и мягко отстранил от себя.
В первое мгновение я даже не поняла, что произошло. Подняла на мужа непонимающий, затуманенный взгляд. Лицо Курха казалось спокойным и до обидного бесстрастным. Он покачал головой.
— Не надо.
— Почему? — вырвалось у меня. Голос предательски дрогнул.
Курх усадил меня на скамью, опустился рядом. Желание, неутоленное, волнами расходилось по телу, затухало, оставляя после себя холод, пустоту и глухое раздражение.
— Сирим, девочка моя, — Курх говорил медленно, словно подбирая слова.
— После родов прошло не так уж много лун. Ты еще не до конца оправилась. Не стоит сейчас… быть столь беспечными. Еще слишком рано.
Я поджала губы. Откуда ему знать, что для меня рано, а что нет? Разве не я, не мое тело способно решить лучше?
— Но я…
Курх оборвал меня, мягко накрыв мою руку своей большой горячей ладонью.
— Поверь мне, девочка моя, так будет лучше. По крайней мере, пока.
Я отвернулась.
Курх поцеловал, легко, почти невесомо, и тут же вышел, оставляя меня медленно остывать и восстанавливать душевное равновесие. Умом я понимала, что он, скорее всего, прав, что действительно стоит отложить близость. Но как же сложно это принять, оставленного уходом Курха.
Не знаю, как долго я просидела так. Айни, с корзинкой в зубах, прошмыгнула в полуоткрытую дверь, подошла ко мне. Она, верно, все поняла еще по моей сгорбленной спине, поэтому не сказала ни слова.
*
У Литы резались зубки. Она капризничала, почти не слезала с рук и засыпала с трудом. При виде несчастного личика дочки, мои собственные переживания отходили на второй план. Курх без единого возражения перебрался спать на скамью, освободив нам кровать. Я подозревала, что в глубине души он радовался, что наш разговор откладывается.
Но согласиться с решением Курха все равно было выше моих сил.
Лита заснула поперек кровати, умильно раскинув руки. Спала она крепко, чуть улыбаясь во сне — видимо, зубки не беспокоили. Я поцеловала ее и тихо выскользнула из постели.
Курх стоял на крыльце, вглядываясь в моросящий дождь, ливший уже который день. Я подошла к нему, облокотилась на перила. Увидев, что я одета в одну лишь нижнюю рубашку, Курх тут же стянул с себя плащ, закутывая меня.
— Тебе не следовало выходить наружу, ночи сейчас холодные, — мягко укорил меня он.
Под плащом действительно было тепло и уютно, но я возразила из чистого упрямства:
— Я хорошо себя чувствую.
Курх только вздохнул.
— Сирим, еще недавно ты с трудом могла встать с постели. Я не хочу, чтобы ты снова заболела из-за того, что ведешь себя слишком беспечно.
Я замолчала, укоряя себя за глупость. Хотела поговорить, а выставила себя неразумным ребенком. Курх хмуро смотрел на меня, словно ожидая, что я продолжу упорствовать и возражать.
— Ты прав, — улыбнувшись ему смущенно и виновато, признала я. — Спасибо за плащ.
Курх привлек меня к себе. Его руки грели даже через толстую дубленую шкуру. Я прижалась к теплому плечу, наслаждаясь моментом близости.
— Сирим, я много думал о том, что произошло между нами, — голос Курха звучал спокойно и словно немного отстраненно. — Скажи, что подтолкнуло тебя к этому? Почему ты так торопишься вновь разделить со мной постель?
Ты действительно этого хочешь?
Я замерла. К такому повороту в нашей беседе я точно не была готова. Я ждала всего, чего угодно, даже упреков и осуждения, но вопрос Курха поставил меня в тупик.
— Я…
А что я, действительно? Слишком близко к сердцу приняла намеки хитрой волчицы? Ощутила полузабытое уже желание плоти? Или было что-то еще, что-то, в чем я не до конца признавалась и самой себе?
Почувствовав мое замешательство, Курх продолжил, так же мягко и успокаивающе:
— Есть кое-что, что я хотел бы сказать тебе, девочка моя. Если ты думаешь, что ублажать мужа — долг хорошей жены, то знай, я вовсе не хочу, чтобы ты принуждала себя к этому. Если тебе кажется, что соитие необходимо для процветания серединного мира, то, — Курх усмехнулся, — поверь, наш мир переживет без этого еще не одну луну. Пока что внизу все спокойно — не изобильно, но достаточно хорошо, чтобы мы могли позволить себе отдых. Я не хочу, чтобы ты шла ко мне по чьей-то указке, Сирим.
Я хотела возразить, что тогда мое собственное желание толкнуло меня в его объятия, но слишком явственно помнила чувство неловкости и неуверенности. Сейчас я уже не смогла бы твердо сказать, что в тот момент действительно хотела близости.
Курх смотрел на меня с легкой улыбкой.
Я помолчала, подбирая слова.
— Мне кажется… я хочу нашей близости. Действительно хочу. Но, возможно ты прав, и не стоит спешить. В тот раз точно не стоило, — я вновь вспомнила ехидную морду Айни, но не решилась признаться в ее невольном участии. Вряд ли Курху понравится, что мы с волчицей обсуждали столь личные темы, да и свободные нравы волчьей Стаи не были ему по душе.
— Я рад, что ты понимаешь меня. Просто я слишком хорошо знаю, насколько вы, люди, хрупкие создания. И я не хочу рисковать тобой. Но, — глаза Курха лукаво блеснули, — можешь не сомневаться, я разделяю твое желание.
Внезапно он наклонился, заключил мое лицо в ладони и поцеловал — крепко, долго. Это был настоящий поцелуй, вовсе не похожий на те легкие касания, которые чувствовала в полусне, засыпая, усталая, в его объятиях. Меня бросило в жар. Колени подкосились, и я вцепилась в рубаху Курха, чтобы удержаться.
Из приоткрытой двери я услышала плач проснувшейся Литы. Так невовремя!
Курх с видимым сожалением отстранился.
— Иди, — шепнул он мне на ухо. А потом добавил, и по голосу я готова была поклясться, что муж улыбается, хитро и заговорщически,
— Когда представится шанс, я сделаю для тебя кое-что, что тебе точно должно понравиться.
*
Окутанный ароматами душистых трав, Курх влетел в дом могучим черным вихрем. Присел рядом со мной, обнимая, и аккуратно забрал из рук незаконченную рубашку, которую я шила для Литы. Девочка спала, а рядом с колыбелькой свернулась клубочком Айни.