Вера взяла портфель под мышку, чтобы было удобнее, и побежала за подружками. Ася оглянулась, что-то сказала Рае и Наташе, и они свернули в переулок. Вера тоже свернула в переулок и увидела, что девочки спрятались от неё за большой куст бузины.
У Веры громко застучало сердце, слёзы горячо прихлынули к глазам.
— Девочки! — сказала она сквозь куст. — Почему вы убегаете от меня?
Девочки перестали шептаться, притаились. Вера заглянула за куст.
Девочкам было неловко. На Веру никто не смотрел. Ася чертила носком ботинка узоры на земле, Наташа и Рая деловито отряхивали юбочки.
— Мы с подлизами не дружим! — наконец сказала Ася.
— Да, конечно, как твоя мама приходила в школу… с тех пор учителя тебе только пятёрки ставят, — добавила Рая.
— В диктанте запятую пропустила, и всё равно Марья Петровна пять поставила. Идёмте, девочки! — Наташа схватила свой портфель и выбежала из-за куста.
— «Умница Верочка, как она хорошо нам всё рассказала!» — голосом учительницы передразнила Ася.
Подружки, смеясь и оглядываясь на растерянную Веру, побежали в школу.
Вере идти в школу совсем не хотелось. Она свернула на тропку и вышла в поле. И тут уж она дала волю слезам. Слёзы скатывались со щёк на фартук, и подсолнухи по краям тропки сочувственно заглядывали Вере в лицо, будто хотели вытереть ей слёзы своими шершавыми шляпами.
«Лучше бы мама и не приходила никогда в школу! — думала Вера. — А Рая ещё тогда поблагодарила её от всего класса… Попрошу маму, чтобы мы переехали куда-нибудь, и тогда уж ни за что не позволю приходить ей в школу. Просто буду Вера, и всё, и никто не скажет, что пятёрки я получаю потому, что моя мама ходит в школу. Вот скажу маме… Нет, не скажу. Ей будет обидно. Ведь она очень волновалась и готовилась несколько вечеров, хоть и главный инженер. А рассказывала она так интересно! Как на заводе из газа получается нить, потом из неё делают много красивых вещей — кофточки и даже шубы… Назло девчонкам буду учиться ещё лучше. Конечно, в пятом классе стало труднее, а ведь ещё хочется и книжки читать. Мама говорит, читай, книжки уже в большую очередь к тебе выстроились. Вот „Хижина дяди Тома“ сначала неинтересной показалась, а потом оторваться не могла, даже слёзы проливала».
Вера вытерла лицо, поправила галстук. Ей стало легче. Что такое её огорчения по сравнению с бедой старого негра Тома? А подружек можно других найти… Вера побежала к школе.
Как нарочно, Веру снова вызвали на первом же уроке ботаники. Учительница была строгая, неулыбчивая. Когда Вера закончила, она спросила у класса:
— Кто дополнит?
У Веры похолодело в груди: разве она что-нибудь забыла? Она видела, что Ася даже подпрыгнула на парте. Лицо её стало напряжённым, глаза она подняла в потолок. Наверное, в уме перебирала всё, надеясь, что Вера что-нибудь пропустила.
— Да, дополнить трудно, — сказала учительница. — Вера рассказала о ядовитых растениях даже то, чего нет в учебниках. Ты, наверное, книжку читала?
— Да, — смущённо ответила Вера.
— Умница. Ставлю тебе пятёрку.
Ася, Наташа и Рая подавленно молчали. Тут уж придраться было не к чему — Вере действительно можно поставить пятёрку, даже с плюсом. Им ведь тоже было интересно, как она про эти ядовитые растения рассказывала. Оказывается, нежный лесной ландыш очень ядовитый. Хорошо, что Вера рассказала, а то и отравиться недолго…
После уроков три подружки возвращались из школы позже всех. Повеселевшая Вера ушла с другими девочками далеко вперёд.
— Вот что, — сказала Ася Рае и Наташе, — у меня есть предложение. Давайте теперь, как только Веру вызовут, следить, что она пропустила, и потом дополнять.
— Трудно! Верка всегда всё знает! — вздохнула Рая.
— А мы тоже всё будем знать, — возразила Ася. — Что мы, не можем выучить, что ли?
Дома Ася аккуратно разложила на столе учебники и принялась за уроки. Надо же, три письменных и три устных. Ничего! Ася упрямо тряхнула головой: не маленькая, выучу.
Когда Ася выполнила письменные задания, к окну подбирались сумерки. Она вздохнула: ведь ещё история, география и по домоводству там что-то вышить. А когда же гулять? Вот почему Вера теперь редко выходит по вечерам во двор. А они считали, что она развоображалась.
Ася встала из-за стола, подошла к окну и ахнула: Наташа и Рая спокойно сидели на лавочке во дворе и обгрызали варёные кукурузные початки.
Ася выбежала на балкон.
— Девочки, что же вы, а уроки?
— Мы уже выучили, — поспешно сказала Наташа.
— И историю, и географию?
— Выучили, — неуверенно ответила Рая.
— А как же дополнять?
— Ну её, пусть себе получает пятёрки. Так и времени погулять не останется, — сказала Наташа.
— Выйдешь? — спросила Рая. — Смотри, я тебе кукурузу оставила.
— Нет! — сердито ответила Ася и ушла в комнату.
На следующий день по истории первой вызвали Асю. Она очень волновалась, но ответила хорошо. Учительница спросила, кто дополнит. Почему-то почти все учителя в пятом классе спрашивали дополнять, как сговорились.
Ася с тревогой посмотрела на Веру. Эта Верка, конечно, что-то вычитала и сейчас обязательно выскочит.
Вера сделала движение, будто хотела поднять руку. Учительница заметила.
— Ты, Вера, дополнишь?
Вера взглянула в тревожные глаза Аси.
— Нет, нет, — поспешно сказала она и спрятала руку под парту, — Она всё рассказала.
— Молодец, Ася, ставлю тебе пять…
Сияющая Ася подала учительнице дневник.
На переменке, счастливая и возбуждённая, Ася подошла к Вере, которая одна стояла у окна и ела яблоко.
— Вера, дай мне, пожалуйста, ту книжку, где ты про ядовитые растения читала…
Вера удивлённо и радостно взглянула на Асю, но ответить не успела. Наташа и Рая потянули Асю за руки в другой конец коридора и зашептали с двух сторон:
— Что, пятёрку получила и сразу к Верке подлизываться пошла, да?
— Эх, вы! — рассердилась Ася. — Ничего не понимаете, а ещё подружки!
КАК ПОДСКАЗЫВАЕТ СЕРДЦЕ…
Петя стоял на балконе, ему было скучно. Так всегда: когда нет мамы, не погуляешь. Бабушка боится за него и выпускает только на балкон — подышать воздухом.
На улице потеплело, с крыши капала вода, и за ночь на балконе намёрзло множество сосулек. По сосулькам перебегало солнце, балкон был очень красивый, но Пете не становилось от этого веселее. Он срывал сосульки и бросал вниз. Они втыкались в снег рядышком, замирая по стойке «смирно», как солдаты в строю.
На площадке дети лепили бабу — а Пете нельзя. В соседнем дворе играли в снежки — тоже нельзя…
Из подъезда на дорожку выбежала Катюшка, похожая на яблоко, одетое в шубу, — круглые красные щёки и пушистая красная шапка. Она разбежалась, проехала по ледяной дорожке, потом посмотрела вверх, увидела Петю.
— Ты что, заболел? — сочувственно спросила она.
Петя кивнул, ему не хотелось признаваться, что он вовсе не заболел, а просто бабушка считает его маленьким и пойдёт с ним гулять за ручку, когда сварит обед.
— А зачем же ты сосульку ешь?
Петя испуганно оглянулся — не услышала ли бабушка — и бросил сосульку вниз. Она разлетелась возле Катюшкиных ног, блестящие кусочки завертелись на льду.
— Не попадёшь! Не попадёшь! — дразнила Катюшка, скользя по дорожке туда-сюда.
Сосульки со звоном разбивались об лёд, но ни одна не попадала в юркую Катюшку. Сосульки кончились, а Петя так ни разу и не попал.
Он оглянулся, поискал, что бы бросить ещё, схватил небольшой осколок кафельной плитки и швырнул.
Катюшка крутанулась на одной ноге и вдруг застыла на месте, схватившись обеими руками за лицо.
Петя с ужасом увидел, как по Катюшкиным пальцам прямо в рукава шубы потекло что-то тёмно-красное. Кровь!
— Катюшка! Я нечаянно! — закричал Петя. — Правда же, нечаянно? Мы же играли… Ну что стоишь? Иди скорее домой!
— Дома никого нет! — не разжимая рук, сказала Катюшка и заплакала тоненько и жалобно.
— Катюшка, подожди, я сейчас! — Петя ринулся в комнату и наткнулся на бабушку.
— Никуда я тебя не пущу! — сказала бабушка. — Придёт мама, тогда разберёмся.
— А Катюшка? У неё же кровь! — Петя подбежал к окну: Катюшки не было.
— Доигрался! Лучше бы я тебя и на балкон не выпускала. Что теперь будет? — Бабушка закрыла дверь и положила ключ в карман фартука.
Петя в отчаянье махнул рукой, снял пальто и пошёл в ванную. Бабушку не переспоришь… Что же делать? Петя открыл кран, вода зашумела в раковине.
— Бабушка, иди-ка сюда.
Бабушка появилась на пороге, держа на весу испачканные в муке руки.
— Иди ближе, посмотри, что там плавает…
Бабушка наклонилась над раковиной, Петя выскочил из ванной и закрыл дверь на задвижку.
— Бабушка, — сказал он в щёлку, — не волнуйся. Вымой руки и посиди на табуреточке. Я только взгляну…
— Отопри сейчас же! — сказала бабушка. — Всё равно ты никуда не пойдёшь, ключ-то у меня!
Петя бросился на балкон. Прыгнуть? Хоть и второй этаж, а высоко!
Петя вспомнил, как мальчишка из соседнего дома взобрался на четвёртый этаж по водосточной трубе. Сколько воплей тогда было во дворе!
Петина мама строго наказала Пете, чтобы он не вздумал брать пример, а папа сказал:
— Да наш мазунчик и не способен на такое!
И хоть папа успокаивал маму, в этих словах Пете почудилось что-то обидное. Нет, папа, ты ещё не знаешь своего сына!
Петя надел пальто, снял в кухне бельевую верёвку.
Бабушка стучала в дверь ванной:
— Петя, Петя, что ты придумал, сейчас же открой!
Но Петя больше не колебался. Он обвязался верёвкой, конец прикрепил к перилам и обхватил руками и ногами водосточную трубу. Он даже не успел испугаться, как оказался на земле. На пальто и рукавицах осталась широкая ржавая полоса.
Петя забарабанил в Катюшкину дверь. Открыла соседка.
— Ты к Катюше? Её нет. Мама повела в поликлинику. Какой-то хулиган чуть не выбил ей глаза. Ты не видел кто? Катюшка не говорит.
Петя мчался по тротуару, как паровоз по рельсам. Прохожие шарахались от него в разные стороны.
В поликлинике ему пришлось снять пальто. Нянечка посмотрела на ржавчину, покачала головой.
— Тебе к кому? — спросила она.
— К такому врачу, если глаз выбьют…
— Значит, к хирургу, на третьем этаже. Только сначала надо в регистратуру.
Но Петя уже летел, наверх через две ступеньки.
Возле кабинета с табличкой «Хирург» никого не было. Петя прислушался — в кабинете тихо. Но вот раздался тоненький Катюшкин плач и мужской голос:
— Не плачь, твоё счастье, что в глаз не попало. А эта царапина до свадьбы заживёт и жирком заплывёт.
— А люди-то какие! — Это голос Катюшкиной мамы. — Ударили девочку и бросили. Хорошо, что я сразу домой вернулась.
У Пети гулко забилось сердце. Он повернул ручку двери и почувствовал себя так, будто нырнул в воду с открытыми глазами и разинутым ртом.
— Что тебе, мальчик? — спросил врач в белой шапочке. Он писал, сидя за столом, а Катюшка возвышалась на белом, круглом, как у рояля, стуле, и медсестра перебинтовывала ей голову.
— Это я ударил её… — сказал Петя.
— Вот как! — Хирург отложил ручку, подошёл к Пете. — Зачем же ты пришёл?
— Я думал… может, надо… У Катюшки вытекла кровь… Возьмите мою! — Петя решительно завернул рукав. — Возьмите мою кровь!
— Ой, не надо! — заплакала Катюшка одним глазом. — Он же не нарочно! У меня вытекла одна капелька, просто синяк надулся.
— Ладно, идёмте! — сказала Катюшкина мама. — Герои…
И хоть ещё до лета было далеко, они зашли в кафе-мороженое и Катюшкина мама сказала, что они могут выбрать себе мороженое кто какое хочет.
Петя старался не думать, как он объяснится с бабушкой и мамой. Если они ничего не поймут, то папа непременно должен понять! Ведь бывают в жизни такие моменты, когда, чтобы быть честным и мужественным, надо поступать так, как подсказывает сердце.
ВСЕГО ЛИШЬ БАРБОС!
Незабудки — живые капельки — росли на скалах. Большие, на длинных стеблях, они крепко держались за холодные камни. Внизу раскачивалось море и через равные промежутки времени ударяло волнами о скалу, осыпая её брызгами.
— Ди-им! А как это здесь выросли незабудки? — спросил Боря.
— Не знаю…
— А может, это море их набрызгало?
— Нет, море же солёное. Брызги высохнут — останется соль.
Они лежали на скале, свесив головы вниз, и смотрели, как тужится море, чтобы достать и слизнуть незабудки, но только обдаёт брызгами и отступает.
Две стриженые головы торчали над скалой, а между ними выглядывала третья, остроносая, ушастая — Рэм.
Ещё осенью папин знакомый подарил Бобу и Диму щенка и обнадёжил, что из него вырастет настоящая овчарка. Щенок сразу оставил в коридоре следы, мама разворчалась, но Боб и Дим накрепко пообещали маме, что кормить, убирать за щенком и водить его на прогулку они будут сами. Назвали щенка Рэмом. К лету Рэм вырос, но уши у него висели, а хвост завёртывался вверх. Отец смеялся и говорил, что напрасно его назвали так высокопарно — Рэмом: ведь это всего лишь барбос.
Боб погладил Рэма по шее. Рэм благодарно лизнул его в щёку и тут же, чтобы не обидеть, лизнул и Дима. Боб потрогал вялые уши собаки, поднял их торчком, но когда отпустил, уши снова повисли. Боб вздохнул.
— Они уже не будут у него стоять, да, Дим?
— Какая разница? — сказал Дим. — Мы же не пограничники, это им нужны чистокровные овчарки, а наш Рэм всё равно всё понимает. — Дим вскочил.
Рэм радостно подпрыгнул, готовый ринуться за ним, но Дим строго прикрикнул:
— Тубо! Нельзя! Лежать!
Рэм виновато вильнул своим непородистым хвостом, лёг возле Боба, тревожно повизгивая.
— Молодец! — похвалил Дим. — Теперь за мной!
Он помчался с сопки, хватаясь руками за лиственницы, которые осыпали мчавшихся следом Рэма и Боба мягкими, уже пожелтевшими хвоинками…
Это было первое дальнее путешествие Рэма. За день он набегался, его неокрепшие лапы устали, и на обратном пути он начал хитрить: спрячется в густых кустах стланика или за большим пнём и отдыхает, пока его ищут. Сначала все смеялись, потом отец начал сердиться: надо спешить к автобусу, а Рэм задерживает.
Спускаясь с сопки, они увидели невесёлое зрелище: на стоянке автобуса собралось сотни полторы людей. Почему-то на эту окраину города с самыми грибными и рыбными местами автобусы ходили совсем редко.
Пришёл автобус. Люди облепили его, но дверь не открылась. Кондуктор что-то показывала руками через окошко, будто играла на гармошке. Губы её быстро двигались. Хотя слов не было слышно, все поняли, что сказала сердитая кондукторша: автобус не резиновый, наведите порядок, потом открою дверь.
— Товарищи! — сказал отец Боба и Дима, и все сразу затихли, потому что голос у отца был сильный и красивый, да и сам он, высокий, загорелый, вызывал к себе симпатию. — В автобус должны сесть женщины и дети. Этот автобус последний. Мужчинам придётся идти пешком.
— Мы не дети, — торопливо сказал Боб, — мы тоже пойдём пешком.
— И Рэм пойдёт с нами, — добавил Дим.
— Нет, — возразил отец. — Вы сядете с мамой в автобус, хотя вы уже и не дети, а с Рэмом пойду я.
Когда женщины и дети вошли в автобус, оказалось, что туда ещё поместится десятка полтора людей. Начался настоящий штурм. Мужчины лезли по принципу — кто ловчее. И вдруг Боб и Дим увидели, что их отец тоже оказался в автобусе.
— А как же Рэм? — закричали они вместе и попытались протиснуться к выходу, но бесполезно. Автобус с открытыми дверями, из которых, как сосиски, болтались руки и ноги, медленно пополз по дороге.
Рэм с жалобным скулением немножко потрусил следом, а потом вернулся на остановку.