Жан помолчал, внимательно рассматривая де Крепона.
— Я доложу. Сейчас придет прокурорский клерк, расскажешь ему все и подробно. Помни, это твой единственный шанс. Последний.
Кабинет графа Амьенского
— Итак, капитан, Вас можно, и даже нужно поздравить с удачей! Безусловно, Ваши заслуги оценены по достоинству и уже завтра о наградах будет объявлено на весь город.
— Благодарю Вас, Ваше сиятельство!
— Спасибо, — граф вежливо кивнул, — но сейчас я хотел поговорить о другом. Этот полицейский, что был с разведчиками, как проявил себя?
— Полицейский? — недоуменно произнес военный. — Ну да, был такой. Де Савьер рассказывал о нем какие-то совсем невероятные вещи — вроде этот парень — ему на самом деле лет двадцать, уже отставной унтер-офицер и, чего точно быть не могло, — командовал целым гарнизоном крепости. В общем, чепуха какая-то, хотя спорить с де Савьером никто не стал — маги на дуэль не вызывают. Да, помню того полицейского — командир разведки зачем-то привел его на совещание перед боем… Впрочем, это оказалось кстати — он сообщил о присутствии среди разбойников боевого мага — мы внесли необходимые коррективы.
— И как же он этого мага опознал? Как я понял из Вашего доклада, никакого зеленого плаща тот не носил.
— Полицейский видел, как маг создал иллюзию Вашего замка.
— Вот как? А Вас не заинтересовало, что за лагерем разбойников наблюдали еще и разведчики, а эту иллюзию увидел только он?
— Ну… наверное… то есть да, Вы правы. Но в тот момент мы думали только о предстоящем бое, поэтому такой вопрос и не возник. А действительно, почему?
— И еще, — проигнорировав вопрос, продолжил граф, — как он вел себя в бою?
— А вот этого, Ваше Сиятельство, я совершенно точно не знаю. Он был с разведчиками, которые непосредственно в схватку не вступали — их делом было обеспечение операции, перекрытие отдельных путей отхода противника. Я за ними и не наблюдал вовсе. Да, еще они прикрывали нашего мага в той жуткой дуэли! Но мы, в смысле пехота, находились от нее далеко, чему, честно сказать, были рады — никто не хочет находиться около сцепившихся магов — слишком мало шансов уцелеть.
— Да, капитан, никто не хочет, — задумчиво, словно самому себе, сказал граф, — кроме одного полицейского. Когда он вернулся, на нем вся одежда не то что прогорела, обуглилась. А он цел и здоров… Бывают же чудеса… Значит, не видели его в бою? Что же, еще раз спасибо за отличную службу, поздравляю с наградой, а с какой — пока промолчу. Готовьтесь к сюрпризу — уверяю, приятному!
Когда капитан ушел, граф крепко задумался. Полицейский Ажан все больше занимал его мысли, отвлекая от действительно важных и серьезных вещей. Каким-то образом он оказывался втянут в важнейшие процессы, происходящие в графстве. Не все, но многие, слишком многие. Не на первых ролях, всегда в тени, но его имя всплывало постоянно.
Попытки навести справки о нем не привели ни к чему — известная информация подтверждалась, но новая не добавлялась никогда. Даже применение эликсира принцев ничего не дало! Николь свое дело, несомненно, сделала — трактирщик видел, как она буквально на себе уносила клиента, да и приставленные люди проследили — все прошло по плану. И каков результат? Куча никому не нужных, а, главное, совершенно непроверяемых подробностей и ничего более. Старший сын направлял своих людей в его деревню, да что толку? Изуродованное лицо, седина, делают просто невозможным опознание. Попытка навести справки в Клиссоне даже не предпринималась: тайна академии — штука слишком суровая, чтобы с ней играться.
Можно было бы просто запереть его в подвале и поручить заботам тамошних костоломов, но такого не поняли бы слишком многие, и первой — собственная дочь! Кстати, она подтвердила сказку о командовании крепостью и унтер-офицерстве, полученном в двадцать лет.
Вот так вот, Ваше Сиятельство, — граф усмехнулся своим мыслям. Дожил, мол, всерьез размышляет о пытках человека, которому стольким обязан. Начиная с жизни собственной дочери и кончая недавним разгромом бандитов. Вот до чего любопытство доводит. Не зря, ой, не зря Господь его к грехам причислил.
Глава XVII
Через день в городе был праздник! Власти подарили добрым горожанам развлечение — казни! Правда, не как обычно — в воскресенье, но зато много и на любой вкус. С раннего утра главная площадь была заполнена народом — все стремились пробраться как можно ближе к эшафоту, чтобы сполна насладиться изысканным зрелищем. Юркие мальчишки продавали зевакам жареные соленые орешки, знатоки обсуждали детали и нюансы предстоящего действа, достоинства и манеру работы городских палачей до тех самых пор, пока, наконец, все участники шоу не заняли свои места.
Тогда осталось лишь слушать, смотреть и оценивать. А после, сидя за бутылочкой-другой вина, во всех подробностях вспоминать, обсуждать, смаковать.
Что сказал перед отсечением головы толстый Фонтегю, как долго билась в агонии повешенная племянница булочника Буланжера и как, об этом рассказывали те, кто стоял у самого эшафота, некий безвестный ремесленник, которого тащили к колесу, бормотал:
— Голуби, голубки мои родимые, как же вы теперь без меня…
Шевалье де Крепона, Крыса и Жюстин среди казненных не было.
Де Савьер смотреть на это зрелище не пошел. Он насмотрелся всяких смертей на войне — легких, как утренний сон, и страшных, хуже ночных кошмаров. Как всякий сын своего века, он знал, что казнь — необходимая составляющая правосудия, но любоваться этим не собирался, хотя и принимал как должное.
Утром, пока народ развлекался, он спустился в зал таверны и с удивлением обнаружил там уверенно надирающегося Ажана. Перед ним стояли две бутылки вина, пара пустых валялась на полу. И никакой еды на столе.
— Не понял? Ты почему здесь, а не на площади? Как ни крути, но там заканчивается пьеса, которую начал ты.
Жан тяжелым взглядом посмотрел на друга.
— Садись, выпьем. Может быть, в твоей компании я смогу опьянеть.
— Жан, что с тобой? Ты расклеился, как отвергнутая девица!
— Отвергнутые, и вообще прочие девицы, там, — Жан неопределенно махнул рукой, — а мы здесь. Девицы там получают удовольствие, а я здесь никак не могу напиться. Вон, третья бутылка, а я трезв, как новорожденный щенок. Это несправедливо!
— Слушай, что происходит? Это же ты их… Я точно знаю — впервые в Амьене виновные в разграблении караванов, да демон с ними, с караванами, виновные в гибели людей… ты помнишь, сколько их было, убитых, истерзанных, изуродованных… Помнишь? — де Савьер схватил друга за плечи, встряхнул… — Впервые их вина доказана полностью, безо всяких пыток!
— Все так, дружище, разумеется, все так. Но, понимаешь, это тогда они были врагами, преступниками и всем прочим, что ты хочешь сказать. А сейчас они люди, которым больно и страшно. Например, эта девчонка… Лили. Она сообщала о караванах, наводила разбойников… Она виновна, без сомненья. Только я помню ее смеющейся, с сияющими глазами, влюбленной, в конце концов! Это я отсюда, — Жан указал на сердце, — и отсюда, — указал на голову, — куда дену? Научи!
— Ты знаешь, мне кажется, ты ошибся в выборе работы.
— Мне тоже. Беда в том, что ничего другого я не умею. А еще хуже то, что и не хочу уметь. Помоги открыть следующую бутылку — что-то руки меня плохо слушаются.
Каррас (кастильская Фландрия). Конспиративная дача кастильской разведки
— Ну и как Вам, граф, понравилось быть бароном?
— Совсем не понравилось. Столько вина, столько шлюх, столько грязи. Словно из выгребной ямы выбрался. Наверное, надо было пройти через это, чтобы оценить добродетель собственной жены.
— Так и цените ее, благо в ближайшее время Вам придется поработать здесь. Слишком Вы засветиться умудрились.
— Я в чем-то виноват?
— Нет, вот как раз именно к Вам претензий нет. Мы все проверили — провал произошел по линии графа де Вилагросса. Только его агенты исчезли, но не были казнены, так что все ясно. А уж выйти на «Донну», «Свистуна» и прочих, кого казнили вчера — для галлийцев труда не составило. Впрочем, и самого графа вчера вместе с ними казнили. Так что Вам повезло.
— Причем здесь везение? Обложили, как кабана в загоне. Если бы не «Маршал», меня бы тоже вчера…
— Кстати, о «Маршале». Как считаете, куда его — в дело, или… — собеседник провел ребром ладони по горлу.
— Грамотен, обучен, прекрасная реакция. Был ценен, свою преданность доказал, когда меня спасал. Да и сейчас бы работал — это же я его сорвал с места. А главное — ему деваться некуда. В Галлии его не просто казнят — кожу с живого сдерут. Такое никаким новым предательством не искупить. Так что спокойно можно его в дело брать. Не подведет, уверен.
Через два дня Энрико прогуливался по улочкам Карраса. Проходя мимо неприметного дома, споткнулся, оперся правой рукой на стену и пошел дальше. В выбоине стены остался маленький камешек. На следующий день в Париж ушло донесение от человека, Энрико не знавшего и ему не знакомого: «Внедрение прошло успешно, «Сирота» приступил к работе».
Глава XVIII
Вечером, когда добрые горожане отмечали день казней, состоялся военный совет.
— Господа, сегодня прилетел голубь из Кале, — открыл его владетельный граф, — утром они увидели на горизонте двадцать четыре вымпела Островной империи. Это не менее четырех полков. Значит, как минимум два из них двинутся к нам, наверняка с ними будет и боевой маг, а то и не один. Наши силы вам известны — два мага, из которых только один боевой, пехотный батальон и лишь один взвод разведки. С такой разницей в численности о надежной обороне не может идти и речи. Я спрашиваю, сколько мы сможем продержаться? Господин майор?
— Боеспособность гарнизона высокая, — начал командир батальона, — запасы продовольствия, воды, пороха и зарядов не просто достаточны, можно сказать — избыточны. Сегодня же снесем, в крайнем случае, сожжем пару деревень, что построились вблизи городских стен, и можно спокойно защищаться. Одна проблема — численное превосходство противника. По обычным раскладам, нас хватит дней на пять, не больше. Пока островитяне расставят штурмовые орудия, нащупают слабости в обороне, пророют траншеи… да, дней пять на это у них уйдет. А потом — все. Два полка нам не сдержать.
— Так что Вы предлагаете? Капитуляцию или геройскую смерть?
— Это на Ваш выбор, — невесело пошутил капитан. — Война — наука точная, чудес она не предусматривает. Впрочем, чудеса — это не по моей части. Может быть, у господина лейтенанта, — он кивнул в сторону де Савьера, — найдется какой туз в рукаве?
— Пожалуй, найдется. Если позволите, господа, я хотел бы предложить опыт обороны Сен-Беа. Мне потребуется взвод разведчиков и очень много пороху.
— Как я понимаю, вдобавок Вы хотели бы получить в свое распоряжение и господина Ажана? — усмехнулся граф.
— С Вашего позволения, я хотел бы, чтобы он возглавил это мероприятие. Поверьте, это очень удачливый молодой человек.
Разговора господ офицеров Жан, разумеется, не слышал — кто бы пригласил полицейского сержанта на совещание по обороне города. Но этого и не требовалось — расклад сил был очевиден. Гарнизон города невелик, а островитяне наверняка прибудут сюда серьезной силой, противостоять которой в бою галлийцы не смогут. Значит, остается тактика, которой два года учили в Клиссоне и о которой рассказывали друзья в прошлой жизни. Те, кто прошли Афганистан и Чечню, Грузию и Югославию. Все это, сведенное вместе, давало шанс на удачу. Небольшой, но и выбора у защитников Амьена не было.
Поэтому еще перед совещанием лейтенант де Савьер был проинструктирован на тему где, когда и что говорить. Единственно, он должен был предложить командиром себя, а Ажана привлечь в качестве советника-консультанта, но все сложилось, как сложилось, времени на пустые разговоры не было и ранним утром обоз из пяти доверху груженых телег в сопровождении трех десятков неразговорчивых мужчин покинул город. Отъехав недалеко от города, свернул с дороги и растворился в густом амьенском лесу.
Двое последующих суток разведчики занимались делом, вовсе для них непривычным — днем сшивать из ткани, что шла на дорогущие непромокаемые плащи, мешки и трубы, набивать их порохом, а ночью копать ямы, укладывать фугасы в землю, присыпая привезенным на подводах гравием, вновь укрывая землей и дерном так, чтобы у проходящих вблизи людей и мысли не возникло о зарытой под ногами смерти.
По окончании праведных трудов де Савьер направился в крепость. В лесу остался лишь Ажан и отданный в его распоряжение взвод сержанта Тома.
Первый удар был подготовлен на дороге из Кале, в дубовой роще. В этом месте дорога проходила по глубокой, метра в три, ложбине. Поросшие густой травой склоны прекрасно замаскировали устроенный на одном из них схрон, в котором и укрылся Жан.
Идея была не нова — на противоположном склоне закопаны эдакие «колбасы» с порохом, поверх которых уложен слой гравия. Длина каждой около двадцати метров, если все рванет — считай, роты не будет. Одна проблема — никому не известно, что заряды сделают с самим диверсантом.
Таких закладок на пути доблестной островной армии еще две штуки, но там проще — в листве спрятан пропитанный горючей смолой шнур, который достаточно поджечь, и можно бежать без оглядки — само рванет, но неизвестно когда — скорость горения этого, с позволения сказать, ОШ неизвестна ни богу, ни черту и уж тем более бравым разведчикам, смастрячившим сей аксессуар на коленке.
А первый взрыв должен быть точечным, направленным на что-то крайне важное для агрессора. Потому и облизывал сухие от страха губы Жан, стараясь игнорировать волнение и не обращать внимания на предательски взмокшую спину.
Изначально идея была проста и, как казалось, надежна — специальным арбалетным болтом, превращенным де Савьером в боевой амулет, надлежало попасть в замаскированный под большой камень боевой проводник, от которого и должен был взорваться порох.
Все возможные меры предосторожности были приняты, но жизнь, она такая, всегда готова подбросить гадость в самый ответственный момент. Начать с того, что дальность прицельного арбалетного выстрела не более сорока метров, а сила взрыва заранее никому не известна. Так что предсказать, что после него будет со стрелком, — дело безнадежное.
Вот на дороге показался головной дозор, где-то сзади прошла первая группа бокового охранения. Все правильно, все по военной науке — командир островитян не собирался давать противнику шансов на сопротивление. Вот только противник попался ему неправильный — он шансов не ждал, он их сам создавал.
— Началось, — прошептал сам себе Жан. — Теперь только не спешить, ждем.
Показалась пехота. Длинной змеей шла она к поставленной цели. Размеренным шагом, привычно, уверенно.
Затем — обоз. Интересно, откуда? Не иначе окрестных крестьян обобрали… Множество телег, укрытых холстинами. Конечно, заманчиво было бы рвануть те, что с порохом, но поди отличи их от телег с тряпьем. Так что ждем.
О! Наконец-то! Показались в пух и прах разодетые кавалеристы, а за ними… ну, такие кони, такие кавалеры… Если это не командиры, то в Клиссоне нас учили чему-то не тому. Ну, Господи, помоги и пронеси! Выстрел!!!
Рвануло! Ударная волна, запертая в лощине, смяла, скрутила людей и лошадей, а насыпанный сверху гравий прошивал тела, лишь изредка отражаясь от легких кирас, тех, что призваны защищать лишь от шпаг и кинжалов.
Но и Жану досталось — всю маскировку смело начисто, самого приложило, словно наехавшей стеной. Последним усилием воли он попытался встать, но дорога, лес и небо закружились, перевернулись, ноги еще смогли сделать несколько шагов и наступила темнота.
Очнулся. Над головой голубое небо, вокруг крики, команды на языке Островной империи, похожем на английский, который неплохо знал в прошлой жизни. Так, лежим, не дергаемся, пытаемся понять обстановку. Руки-ноги не связаны, что уже есть гуд. Рядом… так, лежат тоже всякие… Раненые? Наверное, да — слышны стоны, вопли боли… а сосед справа, похоже, уже того… отмучился. Так это лазарет?! Вот это повезло! Считай, родился третий раз. Интересно, насколько еще хватит такого везения?