Это оказалось куда сложнее чем думал лорд Ринвальд. Элберт был абсолютно подавлен и растерян, случившимся. Кто бы мог подумать, что на беззаботного гуляку окажет такое действие неудача со скипетром. За прошедшие недели он каждый день бывал в сокровищнице, где хранился скипетр и пытался пробудить янтарь. С неутешительным результатом. Он отказывался встречаться с придворными по любому вопросу. Когда ему представляли сводки с востока, он мрачнел и растерянно оглядывался по сторонам, будто рассчитывая получить чей-то совет. Последние три дня, как точно знал Бойл Элберт практически не спал, утратив и сон, и аппетит.
А уж идея, пригласить в Бестигвальд Ночную Роту, вызвала у Его Величества самый настоящий страх. Тео давно был со своим королем и всегда чувствовал в нем какую-то слабинку, заполняя которую окружение могло подвигнуть государя на любое решение. Но даже он удивился, увидев каким стал король без поддержки своих «друзей». Метающийся, подавленный мальчишка, который столкнувшись с трудностями ничего не хотел о них знать. Да уж, убедить его в необходимости воспользоваться помощью наемников, было отнюдь не просто.
И все же Тео Бойл сделал это. Нашлась причина для такого старания.
Оттого и улыбался он своей неразличимой улыбкой лорду Ринвальду со товарищи, подтверждая, что их правда сейчас восторжествует.
Король остановился возле престола. Тео встал по левую руку от него, ожидая пока монарх сядет, чтобы обратится к подданным. Однако Элберт остался стоять. Бледный, с красными от бессонных ночей глазами и болезненно проступившими скулами, он выглядел каким-то трогательно беззащитным.
— Мой народ, — аристократы притихали с любопытством глядя на повелителя: — Наше королевство переживает темный час. Наше сердце скорбит об утерянных жизнях и всех тех кто нас покинул, — он говорил через силу, заставляя поверить всех в искренность своих слов: — Иногда очень важно принимать на себя ответственность за свои поступки. Когда враг уже близок… когда опасность оказывается вовсе не шуткой… когда… — очевидно заготовленная речь сорвалась и король сбился, некоторое время подыскивая слова, и путаясь еще сильнее. Но вдруг весь умолк, сжался, собирая волю в кулак и глядя перед собой четко проговорил: — Я не могу сделать этого. И ухожу. Я, Элберт из дома Марвиэль официально отрекаюсь от престола.
ЭПИЛОГ
Тори вынырнул из забытья, словно выпавший из гнезда птенец. Удар, вернувший сознание в тело, был ощутим физически — как стучащая по черепу головная боль, как обжигающие сквозь закрытые веки глаза, раскаленные монеты.
Сначала вернулось зрение, медленно привыкающее к полутьме сырых каменных стен. Затем и слух. Шипение плюющегося искрами факела, горящего где-то в коридоре. Он видел лишь несколько косых лучей падающих сквозь оставленное открытым зарешеченное окошко на голый, неровный пол. Где-то за стеной поблизости голосил мужчина. Он кричал неразборчиво, сплошь нечленораздельно, прерываясь на протяжные стоны. Но страшно и убедительно.
«Где я? Что со мной произошло?» — обычно такими бывают мысли пришедшего в себя, после неожиданной потери сознания человека. Память пестрила прорехами, словно разбитая кувалдой мозаика, но сохранившиеся детали имели поразительно яркий вид. Он ехал к Фолкеном, с Коррисом и отрядом в сотню Вольных. Посольство мира. Его первая серьезная работа. Поездка обещала быть долгой — не меньше недели пути на Юг, а после, еще три дня по реке. По королевству сотрясаемому судорогами отцовского вторжения. Под свистящими на полях боя топорами и между огнями пожаров. И что же?
Четвертый день оказался роковым. Что за дьявол, дернул их заехать в Ольдарн — захудалый городишко, славный лишь своей близостью к торговым путям?
Мужчина застонал с новой силой. Тори не сумел сдержать всхлипывание. От боли и стыда. Подняв обмотанную бинтами руку он прикоснулся ко лбу, сбрасывая влажную тряпку.
Конечно же дьявол тщеславия и гордыни. Коррис был так убедителен. А он и послушал — дурак! Как можно поддаваться тому кто старше тебя всего на три года и не имеет в голове ничего кроме ветра?
Ториас всхлипнул громче. На сей раз от жалости к себе. Крики Вольных звучали в унисон с бредом мечущегося где-то за стеной человека. Поколебавшись сын Сотара заставил себя сесть на жестком каменном ложе. Ему хотелось знать где он, чтобы хоть как-то заглушить постыдные воспоминания.
Скупая комнатушка, без единого окна наружу, тонула в темноте и запахах человеческих испражнений. Их источник — небольшая сточная дыра в полу, на противоположной от входа стороне, была единственным украшением каменного мешка в который он угодил по собственной глупости.
Близорукий кретин! Тори ударил кулаком в стену, кривясь от боли. Так тебе и надо! Еще бы головой добавить!
Больше всего его, заботило сейчас, что подумает доверившийся ему отец. Которому он так гордо и опрометчиво обещал, что вернется. Обещал доставить письмо… Письмо! Он его уничтожил? Тори прижал ладони к вискам, пытаясь вспомнить. Но эта деталь, как назло, прочно выпала из памяти. Письмо не должно было попасть в чужие рука! Кретин! Кретин! Кретин!
В коридоре распахнулась сурово стукнув о стальной косяк входная дверь. Гулко зазвучал шум множества ног. Приближающихся к его камере — в этом, Тори не усомнился ни на миг. Он бросил взор на оставленное ложе. Притворится спящим? И тут же оборвал эту сладкую возможной отсрочкой мысль. Где бы он ни был, вряд ли здесь попадутся на столь ребяческую уловку. Темные силуэты остановились возле двери. Один из них, загородив собой свет забренчал тяжелыми ключами, пытаясь в попасть в замочную скважину. Вышло не сразу, но когда получилось, дверь отворилась с положенным ржавым скрипом. Несколько силуэтов молча посторонились, пропуская внутрь двоих. Один — несущий в руке факел, — явно не пренебрегавший жирной едой, был одет в грязную сорочку, расходящуюся на волосатой груди и кожаный фартук как у мясника. Сидящий на кровати и достающий босыми пальцами ног до пола Тори сощурился, с трудом перенося свет пламени.
— Где я? Кто вы такие? — спросил он, безошибочно угадывая главного из пришельцев. Бледный мужчина в черном плаще. Одна его рука оказалась на виду, обращая на себя внимание перстнями с крупными темными камнями. — Это тюрьма?
Мужчина внимательно осмотрел Ториаса, словно бы сравнивая его с кем-то и только после этого ответил, обращаясь в первую очередь к толстяку с факелом:
— Нет, я определенно прибыл сюда не зря, — он снова смотрел на Тори, переполненными мистической энергией фиолетовыми глазами. — Добро пожаловать в Орден Видящих, ученик.