Судя по выражению лица Рингилла, он уже мысленно подготовил длинную, развернутую и обличающую скудную умственность людской расы речь, но его перебила Р'Нат. Хаджитка дернула кончиком уха и вполголоса доложила:
— Кто-то сюда идет. Ящер.
Аргонианин не стал утруждать себя стуком в дверь. Просто вошел, слегка покачиваясь из стороны в сторону и мягко шаркая широкими лапами. Плоские когти при каждом шаге с неприятным звуком скребли каменный пол.
— Николетта очень недовольна давешним разговором с вами, — ящер уселся на длинную кушетку, аккуратно подвернув под себя чешуйчатый хвост и бережно уложив рядом сверток черной ткани.
— Вот досада, — в тон ящеру поддакнул Тони. Незаметный повернул плоскую голову, наградив человека сумрачным взглядом выпуклых глаз, и закончил фразу:
— Николетта не доверяет вам. Она встревожена. Слишком часто в последнее время ее замыслы терпели поражение. На доске великой игры против Катарии фигуры Клинков повержены. Нам больше нечего поставить на кон. Кроме вас, но вы… вы сами по себе. Николетта и ее друзья не в силах заставить вас делать то, чего вы не пожелаете. Незаметный полагает, вы правы. Только безумец, желая пересечь реку, очертя голову кидается в незнакомые бурные воды. Разумное существо для начала попытается отыскать брод. Срубит дерево и смастерит крепкий посох, дабы иметь надежную опору…
— Прекрасные метафоры, но хотелось бы перейти к сути, — оборвал витиеватые речи Незаметного альтмер. Ящер судорожно мазнул языком по нервно раздувшимся ноздрям, издав отрывистый булькающий звук.
— Хорошо, — после краткого размышления кивнул он. – Будь по вашему. В нашем обширном хозяйстве завалялось кое-что, способное изрядно подпортить настроение любому демону. Вещица из наследия покойного Ховарда Старка, вернее, родича его жены. Вот она.
Незаметный водрузил посреди стола принесенный с собой сверток. Быстрыми, ловкими движениями откинул полотнища тканей, распеленав кованую шкатулку двемерской работы, покрытую чеканкой в виде часто переплетенных овалов и треугольников. Надавил пальцами на определенные выпуклости в узоре – и с тихим щелчком крышка распалась на две половинки, откинувшиеся в стороны и явившие обтянутое темно-лиловым бархатом нутро.
Тони сунулся поближе. Р'Нат шустро выметнулась из кресла и едва не столкнулась лбом с человеком. Альтмер высокомерно пренебрег участием в состязании за право первым заглянуть в шкатулку.
Внутри покоился короткий жезл, отлитый из позеленевшей со временем бронзы и похожий на стебель с узловатыми перемычками. Навершие представляло собой округлое плотное соцветие из множества заостренных лепестков, в точности готовая вот-вот распуститься кисть горноцвета. Выточенный из крупного кристалла, цветок призрачно мерцал отраженным светом, заточенным внутри множества тонких пластинок и переливавшимся от бледно-розового до густого фиолетового цвета. Кончики лепестков покрывала едва различимая глазом золотая пыль. Тони диковинный артефакт показался древним и хрупким, способным рассыпаться в мелкую пыль от неосторожного прикосновения или сильного дуновения воздуха.
— Роза Сангвина, — просто сказал Незаметный. – Вероятно, подлинная. Один в один схожа с рисунками и описаниями в «Общем своде диковин Тамриэля». Ее осматривали опытнейшие ювелиры и златокузнецы, сойдясь во мнении, что ей никак не меньше пятисот лет. Если это и подделка, то отлично сработанная. По легенде, Сангвин лично взрастил Розу и одарил ее способностью изгонять прочь из нашего мира любого дремору или даэдру, вплоть до высших Принцев и Принцесс. Говорят, явление на свет Розы было итогом очередной свары между даэдра, делившими планы бытия. Также я натыкался на предположения о том, что Роза – плод странного чувства юмора Сангвина и очередная его загадка-испытание, подброшенная в мир людей. Противостоять силе Розы якобы невозможно, свою жертву она распознает сама, а в действии мы ее никогда не видели. Сами понимаете, где в нынешние времена изловить дремору? В последний раз демоны скопом заявились в Тамриэль во времена Кризиса, так ведь когда это было…
— До чего прелестна, — завороженно выдохнул Тони. – Просто восхитительна.
Призрачное воспоминание накатило волной и отхлынуло. Стекло работы морровиндских мастеров с едва заметным зеленоватым отливом – тончайшее, но способное выдержать удар боевого молота. Роза в стеклянной тюрьме. До нее настрого запрещено дотрагиваться, можно только смотреть и восхищаться…
Не в силах удержаться от искушения, он слегка коснулся пальцем гладкого стебля-жезла.
Мирно дремавшая в своем укрытии Роза откликнулась на прикосновение мгновенной и ослепительной вспышкой, окутавшей ее бледным лиловым пламенем. Призрачный ореол продержался не более пары заполошно-торопливых ударов сердца, истаяв и словно бы втянувшись в кристальный бутон.
Незаметный приоткрыл длинную, узкую пасть. В горле у него отчетливо пискнуло, точно ящер подавился наспех проглоченной рыбой. Р'Нат вскрикнула и зажмурилась, для надежности закрыв глаза ладонями. Сам охотник за сокровищами в недоумении попятился, прижимая руку к болезненно занывшему сердцу и подвывая сквозь зубы. Ощущение было такое, словно его безжалостно кольнули прямиком в сердце длинной и острой иглой, выточенной из чистого льда.
— Убедились? Она настоящая, — спокойно, даже равнодушно изрек альтмер. – Подлинное творение принца Сангвина. Будет тебе скулить, Тони. Леди просто намекнула, что у любой розы есть шипы.
— Это было больно, между прочим, — обиделся Тони.
— Но не смертельно же.
— Прежде она никогда так не делала! – сипло выдохнул ошарашенный Незаметный. Узкие щелочки глаз ящера расширились, раздувшиеся ноздри дрожали, как у загнанной лошади. – На моей памяти Роза никогда не светилась! Множество людей брали ее в руки, рассматривали и изучали, но она оставалась холодной. В «Общем своде» нет ни строчки касательно способности излучать сияние!
— Может, мутсере Тони чем-то ей приглянулся, — опасливо прижав уши, высказала догадку Р'Нат.
— С какой бы радости? – сунув руку под доставшуюся ему потрепанную охотничью куртку, Тони размеренными круговыми движениями растирал часто бьющееся сердце, никак не желавшее успокаиваться. – Или она приняла меня за воплотившегося даэдру? Ну, тогда она здорово просчиталась, — пронзившая грудь охотника за сокровищами незримая игла рассыпалась на множество стеклянных осколков, болезненно царапающих ребра изнутри при каждом вдохе. Прилечь бы… или хлебнуть пару унций настоя чешуйчатки, да где ж ее взять, в десятке лиг под землей?
— У Незаметного есть одно предположение, — ящер бережно опустил крышку шкатулки, скрыв Розу. Сморгнул, возвращая себе прежнюю невозмутимость. – Основанное на знакомстве Незаметного с домочадцами ныне покойного ярла Старка и их происхождением…
— При чем тут генеалогическое древо Старков? – перебил Тони. Сердце болело. С каждым мгновением – все сильнее. Охотник за сокровищами попятился, неловко, боком, упав на вовремя подсунутый хаджиткой стул.
— Ховард Старк был женат на даме Валентии, происходившей из знатного имперского рода Милиев, — спокойно разъяснил ящер. — Когда Валентия переехала сюда, в Скайрим, вместе с ней прибыла уйма прислуги и дальних родственников, решивших поискать счастья в стране нордов. А еще следом за Валентией последовал ее дед, Милий Дион, человек весьма разносторонних интересов и обширных познаний. Лорд Дион крайне увлекался магическими искусствами, разыскивал и скупал чародейские вещицы, собирал редкие книги… Лорд даже отыскал себе наставника из данмерских магов и сумел изрядно развить свой колдовской талант. Дион был очень привязан к своей внучке Валентии и правнуку Эдварду. Мальчик явился на свет прежде срока, был хилым и часто болел. Врачеватели разводили руками и хором твердили – больное сердце. Однако ребенок не сдавался, цепляясь за жизнь изо всех силенок. Подрастая, младший Старк сделался на редкость неугомонным и любопытным, что однажды закончилось бедой. Будучи лет шесть от роду и лазая по стенам Синего замка, мальчик сорвался, упал и разбился.
Р'Нат жалостливо мяукнула, встопорщив шерсть на загривке.
— По всем законам, Старк-младший должен был умереть, — после краткой паузы продолжил Незаметный. – Но старый лорд прогнал прочь рыдающую Валентию, наорал на ярла Ховарда, велел отнести тело ребенка в свои покои и заперся там. Безутешных родителей и прислугу впустили спустя несколько часов, когда Ховард уже собирался отдать приказ рубить двери. Мальчик был жив. Он сломал руку и здорово перепугался, но был жив. Кости срослись, и с того дня маленький Эдвард никогда больше ничем не хворал. О том, что у ребенка больное сердце, как-то позабылось – ибо дитя носилось по замку и городу, как молодой жеребец, не ведая устали. Старый лорд прожил еще с год и тихо отошел во сне.
— Ты предполагаешь, лорд Дион спас ребенка с помощью заклятий либо же использовал некий талисман из своего чародейского собрания, — не вопросительно, но утвердительно произнес альтмер. – Опытному магу это вполне по силам, а Милий Дион, как ты уверяешь, был достаточно искушен в чародействе. Возможно, при сплетении заклинания Дион позаимствовал часть могущества Розы. Из чего неоспоримо следует…
Взгляды присутствующих скрестились на Тони. Тот сделал попытку отодвинуться подальше вместе с тяжелым стулом. Вырезанные из каменной сосны ножки жалобно скрипнули по полированному камню.
— Годы и трудности здорово меняют людей, — в шелестящем голосе Незаметного крылось нечто, похожее на сочувствие, — но Клинки развивают в себе способность надолго запоминать имена и лица. Николетта узнала тебя, Эдвард Старк.
— Даже если так, что с того? – огрызнулся Тони. – Думаете, я сейчас вскочу и побегу спасать мир? А вот выкусите. Все, что случилось тогда, происходило не со мной, а с Эдвардом Антонио Старком, ныне покойным. Он утонул в заливе. Пусть там и остается. Вы не представляете, каких трудов мне стоило все позабыть, — он стиснул кулаки, заметив, что пальцы начали мелко вздрагивать. – Я не хотел помнить. Не хочу вспоминать. Мне все едино, что станется со Скайримом, императором и даэдрой. Все, чего я хотел – найти тихое, уединенное местечко. Где никто не будет лезть ко мне с вопросами и и где я могу спокойно заниматься любимым делом, — он уже не говорил, но, задыхаясь, быстро выплевывал короткие злые слова: — Мои отец и мать давно умерли, и знаете что? Я ничуть не огорчен. Мать, сколько я ее помню, все тосковала по столице. Ярлу то не было до меня никакого дела, то вдруг он принимался рьяно натаскивать меня на роль истинного наследника престола. Он всегда был для меня ярлом Ховардом и никогда – отцом. Дед – да, тот возился со мной, интересовался моими планами, пытался чему-то научить. Но старика схоронили и все пошло наперекосяк…
Он вскочил на ноги, пошатнувшись. Заполошно колотившееся сердце рвали изнутри когтями, такими же кривыми и острыми, как на лапах хаджитки, окружающий мир истлевал в алом мареве.
— Вы все слышали, каким прозвищем меня наградили в Скайриме. Трусливый принц. Отлично! Да, я именно таков. Я трус, обожающий жизнь. Кровная месть, охота за головами – это все не для меня и не про меня. Мне наплевать. Из моего рта – прямиком в ваши уши, отчетливо и понятно: наплевать. Делайте, что хотите. Тычьте своей Розой даэдре в задницу, режьте глотку императору и его присным, мстите за поверженный Саммерсет и разогнанных Клинков. Я не хочу иметь с этим ничего общего!..
Спотыкаясь и почти ничего не видя перед собой, Тони ринулся прочь. Сослепу врезался в стул, опрокинув его, отшатнулся вбок и налетел на книжный шкаф. Судорожно зашарил руками по полкам, роняя шелестящие книги, пока не наткнулся на ободверину и не ввалился в одну из примыкающих комнат. Захлопнул двери, нащупал выступающую рукоять поворотного замка и рванул ее, услышав, как внутри створок сочно щелкнули сомкнувшиеся металлические челюсти.
Никто к нему не ворвется.
Никто его не увидит.
Ох, только бы не сейчас.
Рот наполнился вязкой, пенящейся слюной с тошнотворным привкусом гнилых снежных ягод. Больше нет двемерской головоломки. Нечем отвлечь страдающий рассудок, нет кирпичей для спасительной стены против кошмаров. Зачем, о зачем они взломали дверь заброшенного склепа, выпустив на свободу призраков его воспоминаний? Уж лучше бы Снежный всадник, чем ненавистный лик отца, бросающего в холодном раздражении: «От тебя никогда не будет никакого проку!» Снег идет, снег валит из низко нависших над Солитьюдом туч, кровь пятнает сугробы, и отец истошно кричит: «Уходи, уходи ради всего святого!» Он не хочет уходить, он должен остаться, но кто-то хватает его за локоть, тащит вниз по обледенелым ступенькам, над головой зло посвистывают стрелы. Его спутник вдруг начинает заваливаться и оседать, хрипя пробитым горлом, он остается в одиночестве и бежит, бежит по заснеженным галереям и качающимся под ногами деревянным причалам. Он бежит, задыхаясь и захлебываясь влажной моросью, бежит, спасая свою жизнь. Не зная, что вся его жизнь с этого дня станет одним безостановочным бегством.
Тони съежился на кровати, сунув кулак в рот и яростно грызя собственные пальцы. Соленая кровь смешивалась с горькой слюной, голова кружилась, надрывно бухало сердце. Его заметало пургой и накрывало гневно клокочущей волной, его пронзали копья и спятивший босмер выламывал ему ребра, пытаясь добраться до судорожно колотящегося теплого комка мышц, гонящих кровь по еще живому телу. Как и положено обреченному на погибель трусу, затерявшийся среди кошмаров Тони умирал тысячи раз. Неудивительно, что возникшую рядом хмурую физиономию Рингилла он счел очередным явившимся по его душу призраком.
— Уйди, — взмолился Тони, — уйди, тебе нечего с меня требовать. Тебя я точно не предавал. Сгинь, оставь меня в покое.
Альтмер размеренно повел головой слева направо. Какой-то слабый, чудом сохранивший здравомыслие отголосок рассудка Тони завизжал, что альтмер может оказаться самым настоящим, а вовсе даже не наваждением. Невесть почему это подарило Тони крошечное облегчение и малость ослабило сковавшие его рассудок цепи.
— Знаешь, что он натворил? – торопливо захрипел Тони, осознав, что способен внятно говорить. Может, это был всего лишь еще один виток кошмара, но иметь возможность произносить слова – это такое счастье. – Мой дедуля. Я хотел забыть, но вспомнил. Взял треклятую Розу, оборвал с нее несколько лепестков и затолкал в меня, — он расхохотался, подавился смехом и несколько раз ударил себя кулаком в грудь, туда, где пойманной в сети рыбкой трепыхалось сердце. –Представляешь? Р-раз – и они внутри. Было ужасно больно, аж слезы из глаз. Я решил, что умираю. А потом ничего не болело. Никогда. А сейчас снова болит, — он сглотнул. — Слушай, окажи мне услугу. Не могу так больше. Болтаюсь, как дерьмо в проруби. Ни кола, ни двора, ни друзей, ничего. А у тебя есть цель. Высокие идеалы, мать их ёти. Твой обрывок черного знамени Доминиона, если ты его еще не посеял в боях. Тебе есть, за что сражаться. Ты последний воин Талмора и людишек ненавидишь до глубины своей непостижимой эльфячьей души. Прикончи меня и выковыряй эту колдовскую дрянь. Договоришься с Клинками, они тебе помогут. Оживите Розу, наваляете даэдре. Она сдохнет и все сразу станет хорошо. Люди заключат мир с эльфами и заживут большой дружной семьей…
Тони закашлялся, дергаясь всем телом. Болтовня не отогнала кошмары, они оставались рядом. Терпеливо ждали, притаившись и оскалив ряды поблескивающих во мраке зубов. Сейчас альтмер уйдет, и они набросятся на свою жертву, раздирая ее в кровоточащие ошметки.
— Тихо, — велел Рингилл. Протянул руки, опустив тяжелые ладони на плечи Тони и словно пригвоздив человека к одному месту. – Хватит блажить.
Альтмер совершил то, отчего у Тони любые мысли разом вылетели из головы, оставив после себя приятно звенящую пустоту: подался вперед и поцеловал захваченного паникой человека. Крепко, умело и очень спокойно, словно имел на это полнейшее право. Тони слабо икнул. В последние годы с ним творилось много странных, несусветных и пугающих вещей, но эта с легкостью затмила все предыдущие. Альтмеры из разоренного Саммерсета не целуются с людьми. Альтмеры вообще стараются держаться подальше от смертных, обливая холодным презрением тех, кого угораздит связаться с созданием низшей крови. Альтмеры никогда ничего не делают просто так…