Приливная волна, равная по высоте Глотке Мира, тянущаяся к небу – а в ее бездонных глубинах с тошнотворной, сонной медлительностью извиваются огромные черные щупальца. Волна неспешно движется к берегу, поглощая морскую воду. Гавань мелеет, он видит лежащие на дне гнилые остовы давно погибших кораблей, ржавые якоря и обнаженные ребра-шпангоуты. Крабы разбегаются в панике, оказавшиеся на суше рыбы беспомощно разевают рты. Вода с оглушительным рокотом падает, снося все на своем пути. У него перехватывает дыхание, нет даже сил закрыть глаза пред ликом неотвратимой гибели.
Прямо над его головой смертоносный вал превращается в снег. Колкая круговерть метели, из которой, раздвинув боками тонкие развевающиеся полотнища, выступает рослый белый конь в серебряной сбруе. Тони видит силуэт всадника, чье лицо скрыто глухим шлемом. Это важно, невероятно важно – увидеть его лицо. Как только Тони увидит его, все встанет на свои места. Больше не будет пугающих снов, воспоминаний, бегства от одного ненадежного укрытия к другому. Все будет хорошо. Перестанет болеть сердце и трястись руки, мысли обретут четкость и кристальную ясность. Исчезнет внезапно накатывающий беспричинный ужас, вынуждающий прятаться в дальних углах дома и вздрагивать от каждого шороха.
Но в видениях Тони таинственный воин никогда не снимал шлема, а падающие снежинки превращались в раскаленные угли и пепел. Серый, невесомый, бесконечно сыплющийся с неба пепел множества сгоревших страниц. Он стоял по колено в пепельном сугробе, вокруг простирались руины огромного города. Все были мертвы. Некому задать вопрос о том, что здесь произошло, не с кем перемолвиться ободряющим словом, не с кого с мечом в руке потребовать виры за пролитую кровь. Ни друзей, ни врагов, никого. Развалины, тоскливый свист ветра и пепельные вихри. Наверное, именно так выглядит сейчас некогда цветущий остров Вварденфелл — после того, как двести лет назад там взорвалась Красная Гора.
Тони раздраженно встряхнул головой, возвращаясь к работе. Работа спасала. Пока еще спасала, помогая справиться с кошмарами и удушающим страхом. Но пытливый ум все чаще задавал неудобные вопросы и указывал на очевидное.
«Пребывание в глуши не идет тебе на пользу, Тони, — въедливо твердил рассудок. – Посмотри правде в глаза. Гарт изрек сущую истину: ты тупеешь. С утра до вечера болтаешь сам с собой, чтобы не разучиться говорить. Забываешь основные формулы алхимических соединений и законы движения планет. Пялишься на страницы, внезапно разучившись выписывать буквы на пергаменте. Сидя здесь, ты собрал уйму потрясающих сведений по истории двемеров. Но какой прок в знаниях, коли ими нельзя поделиться с теми, кто способен оценить их по достоинству? Хорошо, не хочешь ехать в Рифтен и служить пройдохе Лотару, так вернись в Винтерхолд. Ворвись в Коллегию, вызови старого дурня Савоса на поединок за право владеть посохом архимага. Шанс на твоей стороне. У тебя и тогда нашлись сторонники, готовые поддержать твою кандидатуру. Но ты струсил и предпочел смыться!».
— Это не трусость, а разумное отступление, — возразил невидимому собеседнику Тони. – Я не гожусь в архимаги. Тратить жизнь на то, чтобы целыми днями выслушивать занудливые поклепы уважаемых коллег друг на друга и разбираться, кто у кого украл гениальную идею? Пфф, не ко мне.
Он аккуратно подцепил щипчиками выпуклую линзу зеленоватого стекла, со второй попытки вставив ее в медное колечко оправы. За минувшие годы стараниями Тони бывшая охотничья избушка превратилась в настоящее логово ученого-механикуса. С большим столом, на котором разместились три перегонных куба, с ювелирным верстаком, маленькой наковальней для кузнечных работ и уголком для слесарных дел. Парни Лотара перетаскали в Горькие Воды уйму полезных вещиц, теперь тщательно развешанных по стенам и разложенных по ящикам. Тони привязался к этому месту, обустроенному так, чтобы все нужное всегда было под рукой. Бросать жилище, в кои веки ставшее почти настоящим домом, чтобы мчаться вдогонку за призрачными надеждами? Сдались они ему. Дайте срок, он изготовит зелье против ночных кошмаров. Те, что он варил прежде, оказывались недостаточно действенными. К тому же голова после них была словно набита мокрой ватой.
Насвистывая, Тони воссоздавал из обломков двемерскую игрушку, Птицу-Ку. Если верить легендам, механическая птичка обладала способностью запомнить довольно длинное сообщение, а затем самостоятельно разыскать адресата, где бы тот не находился, донеся ему и только ему хранящиеся в памяти слова. Тони пока не разобрался в тонкостях устройства запоминания. Для начала он хотел добиться того, чтобы крошка Ку взлетела и пару мгновений продержалась в воздухе.
Он как раз натягивал тончайшие проволочки, соединявшие перья в крыльях, когда до его слуха долетел отдаленный собачий лай. Тон озадаченно поднял бровь. В Горьких Водах из всех собак уцелел только один пес-волкодав. Да и тот был дряхл, предпочитая целыми днями валяться на солнышке либо около печи. Тони ни разу не слышал, чтобы волкодав подавал голос. А тут заходились лаем сразу несколько псов, бодро и азартно, как делает вставшая на теплый след добычи свора. Может, охотники из Айварстеда, преследуя зверя, забрались в эти глухие края?
Они проскочат мимо, убеждал себя Тони. Хижина надежно укрыта за стволами деревьев и зарослями чертополоха. Он навалил на крышу пласты свежего мха, тот прижился и теперь его дом походил издалека на травяной холмик.
Лай и вой стремительно приближались, точно катящаяся с горы лавина. Тони вздохнул. Он так старался избежать общения с миром, но таково его везение, что мир настиг его даже здесь. Значит, он соберет остатки своего мужества и попытается заговорить неожиданным гостям зубы. В конце концов, это просто охотники. Он угостит их медовухой и пожелает всяческой удачи.
Собаки заходились совсем рядом. Тони прицепил на пояс ножны с кинжалом, снова тяжко вздохнул и поплелся к выходу. Толкнул вечно застревающую дверцу, выбрался на покосившееся крыльцо и изо всех сил постарался выглядеть туповатым, но радушным хуторянином.
Целеустремленно прорвавшись сквозь заросли чертополоха, гончие озабоченно забегали вокруг хижины, принюхиваясь и перелаиваясь. Псы были не местной породы, что хороша для травли кабана или медведя, однако совсем не годится для долгого преследования. Свору подобрали из чистокровных валенвудских борзых, поджарых и легких на ногу. Среди них выделялся размерами, черной мастью и злобно оскаленной пастью имперский гармр в шипастом ошейнике. Пес выпучился на Тони маленькими яростными глазками. В его горле отдаленным громом перекатывалось гулкое рычание. Тони замер, не решаясь сделать шаг прочь с крыльца и удрученно понимая – невезение решило явить себя во всей красе. Это кто угодно, только не охотники.
В подтверждение его невеселых догадок объявились владельцы своры. Числом пятеро. На хороших лошадях, в доспехах из вываренной кожи и бронзы. С серебряными значками конных имперских егерей на груди. Тони с трудом подавил желание прыгнуть с крыльца и шмыгнуть в кусты. Да, он изучил окрестные леса как свои пять пальцев, но с гончими ему не тягаться. Он представил, как клыки гармра впиваются ему в задницу, и содрогнулся.
Свора гончих толпилась около подклети. Тони соорудил ее из жердей для хранения крупных частей двемерских доспехов и фрагментов боевых машин-анимункули. Псы толкались, огрызаясь друг на друга, скребли лапами плетеную дверь и всячески рвались проникнуть внутрь.
— Поздорову вам, добрые люди, — внезапно осипшим голосом заикнулся Тони.
— Кто таков? – рыкнул один из егерей, с соломенного цвета бородкой и волосами, как выцветшая рыжая пакля. Глаза у него были, ровно у охотничьего сокола – цепкие, бесстрастные и слегка навыкате. Тони решил, что это старший отряда. А гонятся егеря отнюдь не за матерым оленем, на чьих рогах десять отростков кряду, и не за белой ланью Гирцина с золотыми копытцами.
— Э-э… Больдом меня кличут. Я тут чего… бортничаю помаленьку, — забормотал Тони, как и подобало испуганному крестьянину в присутствии имперских блюстителей. — Медку свеженького не желаете отведать, господа хорошие?
— Позже, — отмахнулся рыжий. – Скажи-ка, Больд… Тут давеча никто не пробегал?
— Не, никто, — не покривил душой Тони. – Ни зверь, ни человек какой. Да сами видите, какой здесь медвежий угол. Ни единой живой души на десяток лиг в округе.
— А там что? – егерь указал на осаждаемую собаками подклеть.
— Известное дело, сарай. Я там припасы к зиме к зиме храню, да меды настаиваю… — Тони подумал, что выйдет крайне скверно, если егеря пожелают заглянуть в подклеть.
Предчувствия не обманули.
— Проверить, — недослушав, распорядился старший. Двое его подчинённых спрыгнули с коней, подойдя к сарайчику и отогнав нетерпеливо поскуливающих собак. Дверца там была хлипкая, одно название. Обычно Тони запирал ее на щеколду и для верности подпирал поленом. Одним могучим пинком высадив тонкую деревянную створку, егерь сунулся внутрь – и тут же отшатнулся назад, схватившись за плечо. Из руки торчала тонкая стрелка. Остальные бросились на помощь товарищу. Тони болезненно скривился, услышав, как с колокольным звоном разлетаются так старательно собранные им части доспехов. Подклеть опасно закачалась, едва не раскатившись по бревнышку, кто-то заорал благим матом, кто-то выругался, помянув дреморово дерьмо. Одержавшие верх егеря выволокли наружу свою добычу, высокого человека в драном зеленом тряпье.
— Е-есть! – задыхаясь, прокричал один из загонщиков. – Есть, господин Ригге! Взяли! Живехонького!..
— Значит, никто мимо не пробегал, — задушевным голосом повторил старший егерь. Ловким, стремительным движением он покинул седло, свистнул черному гармру и поднялся по ступенькам. Тони отступил спиной вперед, уткнувшись в дверь. – Взяли, так волоките сюда. Потолкуем о делах наших скорбных. Больд… я ведь верно расслышал, тебя зовут Больд? Больд сейчас явно захочет поделиться с нами давно наболевшим.
Пятившийся Тони ввалился обратно в горницу, проклиная все на свете. Следом вошел господин Ригге, удивленно хмыкнувший при виде алхимической лаборатории. Егеря втащили пленника и толкнули на колени. Тот не сопротивлялся. Руки ему скрутили за спиной, а лицо скрывал низко наброшенный просторный капюшон. Тони видел только очертания упрямо выставленного вперед подбородка.
— Бортничаешь, стало быть, — Ригге прошелся туда сюда, внимательно разглядывая колбы в держателях, стеклянные змеевики перегонных кубов и лежавшую на столе Птицу-Ку с распластанными крыльями.
— У меня патент есть, — буркнул Тони. – С печатью Винтерхолдской Коллегии. Я алхимик.
— Патент как, выписан на имя Больда? – проницательно заметил имперский егерь. – Он такой же фальшивый, как твое имя? Кстати, это что? – он мимоходом коснулся гребенчатого шлема, мирно красовавшегося на полке. – Двемерская работа, если не ошибаюсь. Ты работаешь на Восточную компанию, так? Можешь предъявить контракт или какую-нито бумагу, дающую разрешение копаться в старых захоронениях?
Тони гордо отмолчался.
— Ты вор и грабитель могил, — заключил Ригге и чуть понизил голос. – Понимаешь, я вполне мог бы закрыть на это глаза. Каждый зарабатывает на жизнь, как может. Компания не разорится, ежели кто-то в обход нее выкопает из земли пару эбонитов или старый меч. Но пособничество альтмерам – совсем иной коленкор. За такое можно и петлю за ухо схлопотать, причем без участия судьи и свидетелей.
— Каким еще альтмерам? – день сегодня точно не задался, и Тони уже начал сомневаться, суждено ли ему увидеть нынешний закат. – Слушайте, я поселился тут именно потому, что здесь никогда никого не бывает. Я месяцами не вижу человеческих лиц… никогда не имел дела с альтмерами!
— Выходит, ты его не знаешь? – егерь кивнул своим подчиненным. Тот, что стоял слева от пленника, протянул руку и откинул мешковатый капюшон назад. Открылось лицо с резкими, острыми чертами и желтовато-бронзовой кожей. Лицо не человека, но мера, существа высшей крови и потомка древнейшей из тамриэльских рас. Не утратившее своей красоты и надменности даже сейчас, когда под глазом наливался здоровенный синяк, а на щеках и лбу заплывали кровью глубокие царапины. Альтмер, пусть и брошенный на колени, равнодушно смотрел поверх голов пленивших его людей. Оба длинных, вытянутых вверх уха были обрублены на кончиках и чуть заметно подергивались, как у сидящего в засаде хищника.
— Первый раз вижу, — со всей дарованной ему убедительностью заявил Тони.
— Он прибежал сюда и укрылся в твоем сарае, — указал Ригге.
— Понятия не имею, на кой ляд ему приспичило здесь прятаться, — упорствовал охотник за двемерскими сокровищами. – Может, он просто несся, куда глаза глядят. Заметил дом и решил отсидеться.
— А может, рассчитывал найти помощь и поддержку? – вкрадчиво намекнул егерь. – А еще — твои зелья, излечивающие от ран и быстро восстанавливающие силы. Уверен, на полках отыщется состав, напрочь отбивающий нюх у собак. Какая-нибудь водица с анисовым семенем и ягодами паслена. Ты просто не успел пустить ее в ход, ведь так? Мы слишком быстро примчались к дому, иначе все обернулось бы по-другому. Свора ничего бы не нашла, добрый бортник угостил нас свежим медком и пожелал всяческих успехов в поисках.
— Я его не знаю! – взвыл Тони, мысленно проклиная всех эльфов и их прародителей до седьмого колена. – Я не собирался ему помогать! Да, вы меня напугали, и я решил прикинуться обычным вилланом, но я действительно ученый из Коллегии!..
— Больд или кто ты есть на самом деле. Я ведь хотел тебе помочь, — сокрушенно покачал головой Ригге. – Даже в эдаком захолустье должны знать, как опасно нынче связываться с остроухими. Я мог бы вздернуть тебя на первом же суку за пособничество, запирательство и укрывательство преступника, но я чту закон. Ты и твой дружок отправитесь в столицу. Нет, не в нищенское городище, что по недоразумению зовется столицей Скайрима, но в город Белого Золота. Как, пойдешь сам или придется тащить тебя волоком?
Тони затравленно огляделся. Пять человек и безучастный ко всему альтмер. Хотя нет, сейчас пристальный взгляд сощуренных глаз был устремлен на неудачливого охотника за сокровищами. Альтмер самую малость склонил голову, перекатил зрачки влево-вправо. Словно пытался донести до человека что-то важное. Понять бы еще – что.
— Никуда я не поеду, — Тони шарахнулся вбок. На ощупь сгреб со стола недоделанную Птицу-Ку, ощутив, как комкается в ладони тонкий металл, и метнул ее Ригге в лицо на манер ножа. Тонкий клюв птички глубоко вонзился егерю в шею, брызнула кровь, Ригге отшатнулся.
Воспользовавшись замешательством, Тони юркнул под стол, перекатившись под ногами у егерей. Он рвался в дальний закуток своего убежища, где под отрезом холста покоилась позолоченная сфера размерами с крупный эльсвейрский арбуз. Дотянувшись, Тони со всего размаху ударил ладонью по изогнутому рычагу, выступающему над гладкой поверхностью. Сферу рассекла длинная зубчатая трещина, откуда высунулось нечто вроде продолговатой головы насекомого со стеклянными глазами и прикрепленных к ней пары длинных суставчатых рук. Вместо пальцев конечности завершались веером из десятка острых тонких клинков, собранных на единую ось. Внутри сферы загудело и защелкало, внутри глаз вспыхнуло синее пламя, а лезвия стремительно закрутились, полосуя воздух. Качнувшись влево-вправо, двемерское изделие сорвалось с места и покатилось к ошеломленным егерям.
— Спасайтесь, болваны! – завопил Ригге, выдернув и отбросив в сторону окончательно испорченную Ку. – Бейте ее, пока вас в фарш не изрубили!..
Альтмер гибким движением поднялся в полный рост, одновременно выбросив вперед невесть как освободившиеся от пут руки. С раскрытых ладоней спорхнули тонкие ледяные стрелы, с устрашающей точностью вонзившиеся в глаза ближайшему из охотников. Тот истошно завопил, заметался, беспорядочно размахивая руками и врезавшись в стол с перегонными кубами. Звенело бьющееся стекло, скрежетали кромсающие все подряд лезвия. Альтмер, с невероятным проворством уклоняясь от хаотически мечущейся по небольшой горнице смертоносной сферы и выпадов людей, оказался за спиной у Ригге и плавно резанул человеку по горлу острым осколком колбы.