Девочкам Мишка проходу не давал — то подножку подставит, то за косичку дернет, то обзовет, то еще что-нибудь.
И вот вместе с родителями Мишка переехал в новый город.
Приснился Мишке страшный сон: будто в этом городе живут одни девчонки.
Утром папа с мамой ушли по своим делам, а Мишка сидел один в пустой квартире в кухне на подоконнике. Было грустно, так грустно, словно любимая футбольная команда проиграла со счетом шестьдесят: ноль.
Во дворе ни души. Только рыжая дворняжка от скуки сама себя ловила за хвост. Посмеялся мальчик над глупой собакой и показал ей язык.
Из подъезда вышла девочка в красном сарафане. Ступала она так осторожно, будто шагала по битому стеклу. Девочка была толстая, и косички у нее были толстые, короткие, как сардельки.
Мишка крикнул:
— Эй ты, булка с изюмом!
Девочка лениво подняла голову, внимательно посмотрела на него и — ничего не ответила. А вы знаете, как это обидно? Мишка однажды дразнил девочку часа два, охрип, а она — ни слова. Он от обиды сам чуть не заревел.
Вскоре из подъезда вышла вторая девочка — длинноногая, загорелая. Косички у нее были тоненькие, длинные.
Мишка крикнул:
— Цапля номер один!
Девочка посмотрела на него и — ничего не сказала.
Настроение у Мишки совсем испортилось.
Из подъезда вышла третья девочка — в голубой майке и черных трусиках. Шла она, как на параде, твердо ставя ноги и размахивая руками.
Мишка крикнул изо всех сил:
— Мартышка бесхвостая!
Девочка посмотрела на него и — ничего не сказала, словно вместо Мишки было пустое место.
Он выбежал во двор, остановился перед девочками и процедил сквозь зубы:
— Я вот вам наподдаю, так…
Девочки дружно высунули языки.
— Косички несчастные! Тарарарарара, а у каждой два хвоста!
Девочка в черных трусиках сказала:
— Ненормальный.
Мишка долго разглядывал ее и, чем больше разглядывал, тем больше злился. Девочка ростом была поменьше его, но смотрела смело. Волосы ее были заплетены в три косички. Целых три косички! Мало ей двух, так еще на затылке одну вырастила!
— Три хвоста! — крикнул Мишка.
— А у тебя и этого нет, — спокойно сказала Девочка.
— Реветь будешь!
Длинноногая девочка протараторила:
— Как бы ты не заревел, давай лучше дружить.
— Др… др… дружить?! — еле-еле выговорил Мишка. — С вами дружить?! С девчонками?! С косичками?! Ха!
— Он абсолютно ненормальный, — лениво произнесла толстая девочка. — Надо его отправить в поликлинику. Попросить, чтобы приняли без очереди, как абсолютно ненормального.
Мишка ушел злой. Он решил проучить девчонок, особенно эту — Симу, с тремя косичками.
На пустыре за домом стояли дровяники. На одном из них, упираясь шестами в крышу, высилась голубятня. Кто, когда ее построил — неизвестно. Голуби в ней давно не жили, только иногда туда забирались кошки и распугивали воробьев.
Никто из ребят не осмеливался забираться на голубятню. Поговаривали, что закреплена она слабо и вот-вот упадет. Действительно, при ветре вверху раздавался скрип.
Узнав об этом, Мишка сказал:
— Ерундистика. Я слазаю.
— Хвастунишка, — сказала Сима.
— Я хвастунишка? Я? Вот полюбуйся! — И Мишка взобрался на крышу, схватился за шест, полез вверх.
«Скри-и-ип… скри-и-и-ип… скри-и-и-и-и-ип…», — раздалось над его головой.
— Немедленно слезай обратно! — испуганно крикнула Сима.
У Мишки же от страха ноги будто судорогой свело, но он пересилил себя и лез, лез…
— Разобьешься! — кричала внизу Сима. — Упадешь!
Мишка лез, закрыв глаза. Ему казалось, что еще несколько движений — и он в голубятне. Но, открыв глаза, он увидел, что до нее — ой как далеко! И до крыши дровяника далеко.
«Сейчас упаду!» — пронеслось в голове. Мишка вцепился в шест и всё-таки заскользил вниз. Ладони ожгло.
Когда он стукнулся пятками о крышу, ноги подкосились, и Мишка сел.
Сима спросила:
— Ну как?
— Никак, — пробурчал Мишка и подул на ладони, — это тебе не косички отращивать. Время жалко, а то бы я…
— Только не хвастайся, пожалуйста.
— А я и не хвастаюсь, — важно проговорил Мишка, — чего мне хвастаться? Я-то… а вот ты? — И он дернул Симу сразу за две косички. Она с презрением взглянула на него, схватилась за шест и быстро полезла вверх.
От неожиданности Мишка растерялся. А Сима добралась до голубятни и влезла в нее.
сли бы вы только знали, как плохо и трудно быть маленьким! Если тебе даже уже пять-шестой, то какой-нибудь воображала, которому всего-то-навсего шесть-седьмой, с тобой и знаться не желает!Никто и не играл с Федотиком, а те карапузы, которым и пяти не исполнилось, его не интересовали. Ничего эти малявки толком не понимают, разговаривать с ними не о чем.
Вообще-то Федотик жил хорошо, а вёл себя и того лучше. Ел он замечательно, спал великолепно. Не дрался он, не дразнился, не обзывался. Не с кем было драться, некого было дразнить и обзывать.
Лишь одно обстоятельство очень угнетало Федотика: временами он ужасно скучал, а еще чаще ужасно страдал от того, что на него мало обращали внимания. Страшно подумать, что его и ругали-то редко, почти совсем не наказывали. Не за что было.
В таких случаях приходилось ревмя реветь чтобы обратить на себя внимание. Тут его начинали бранить, смеялись над ним, дразнили и немного обзывали. Федотик в ответ ревел изо всех сил. Тут его начинали утешать, и, усталый, довольный, он крепко засыпал, спрятавшись на сеновале.
Выспавшись и восстановив силы, потраченные на рёв, Федотик обнаруживал, что жизнь интересна и жить можно, даже если тебе пять-шестой. Можно на худой конец и с малявками поиграть, а самое главное — набраться терпения подождать, когда тебе будет шесть-седьмой.