Это было бы смешно, если бы я не перевела взгляд в нахмуренный профиль бывшей жены Адриана, когда мы подошли ближе. И на мгновение сбилась с шага, забыв дышать, все так же глядя на нее. Я ее узнала, она ни капли не изменилась. Охуеть. Просто охуеть не встать.
Адриан слегка повел головой, уловив мою шоковую реакцию. Он не знал. Поэтому трактовал все ошибочно. Он совершенно не так меня понял, когда выставил руку, требовательно повел ей. Чтобы переплела с ним пальцы. Переплела. На мгновение сжала, показывая, что все в порядке и отстранила руку. Адриан посмотрел в мое лицо задумчиво, слегка прищурился. Я отвела взгляд — давай потом. Он едва заметно кивнул и, остановившись рядом с Натальей и громко позвал:
— Вика, иди сюда.
Девчонка оглянулась, увидела его и радостно улыбнулась. Тотчас отпустив ревущего в три ручья мальчишку, торопливо юркнула в путаницу ходов, очевидно, направляясь к выходу.
— Слава богу, ты приехал! — Искренне облегченно выдохнула Наталья, поворачиваясь к нему. — Яш, ты на нее побузи, я к матери пострадавшего подойду, поговорю, а то она обещала мне кошачий бой. — Ее взгляд натолкнулся на меня, она на мгновение растерялась, но тут же доброжелательно улыбнулась, — ой, здравствуйте. Я Наташа.
— Вика. — Тихо ответила я, глядя в ее приятное лицо.
Он слегка нахмурилась и в глубоких серо-зеленых глазах промелькнула неуверенная тень узнавания, но тут сбоку ее окликнула мать побитого. Наталья, сунула подмышку папку, быстро выудила из клатча портмоне и извлекая несколько купюр, пошла в ее сторону.
Тем временем Адриан приседал на корточки, чтобы в него врезался маленький вихрь, крепко обнимающий отца за шею. Он осторожно ее приобнял и на мгновение прикрыл глаза, но я увидела. Тоску. Облегчение. Щемящую нежность и бесконечную теплоту.
— Это Вика, моя подруга, я тебе про нее рассказывал. — Мягко отстраняя от себя дочь, улыбнулся и перевел взгляд на меня.
— Я тоже Вика, здравствуйте! — широко улыбнулась она, блеснув любопытством в омуте изумрудных глазищ, а когда я негромко произнесла «привет» и улыбнулась в ответ, она кивнула и снова посмотрела на Адриана, негромко и быстро проговорившего ей:
— Скажешь маме, что я тебя поругал. Ну-ка, лицо грустное сделай, она смотрит, — Адриан головы не повернул, но, как и всегда все видел. Я оглянулась. Наталья, стоявшая метрах в пяти, действительно смотрела на них, ожидая, пока мама мальчика успокоит его. Адриан, серьезно глядя в очень правдоподобно печальное лицо дочери, протянул руку, как будто поправляя ей кофточку, и слегка нажал пальцем на солнечное сплетение, — в следующий раз вот сюда бей кулаком. Как я тебя учил, с размаха. Чего ты его за волосы таскала?
— Он Пеппу у меня забрал, а я не разрешала ее трогать и стала отбирать, а он ей глаз оторвал. — Сообщила Вика, все так же старательно удерживая невеселую мину. — У него волосы длинные, прямо как у девочки, а девочек надо бить как девочек.
— Логично. — Одобрительно кивнул Адриан. — Но мы с тобой помним, что драться это плохо, а защищаться?..
— Это хорошо. Я защищалась. — Едва сдерживая смех, жадно глядя ему в глаза, с готовностью отозвалась она.
— Умница. Если мама ворчать будет, то кивай и молчи. Потом скажешь, что защищалась, но только если спросит, почему ты его била. А до этого просто грустно кивай. Вот, именно так, да, молодец.
— Папа, можно газировку? Немножечко. Глоточек и я сразу тебе отдам, — решив не упускать возможность расширить список тайн заговорщиков, тронув его за кисть и с любопытством посмотрела на меня, чтобы удостовериться, что я могу быть посвящена в тайну братства и не сдам их с потрохами маме.
Я улыбнулась, давая гарантию что нет, и она проникновенно посмотрела в глаза отца, крепче сжимая его кисть. Я почувствовала, как слегка ускорилось сердцебиение. Умна. Предприимчива. Эффективно мыслящая. Папина дочка.
— Давай апельсиновый сок? — Чуть прищурившись, полуулыбаясь, глядя в такие похожие глаза предложил он. — Настоящий. Вроде там на фудкорте еще яблочный делают… или коктейль из мороженого с вишней?
— Коктейль. — Незамедлительно покивала она.
— Сходи. — Повел подбородком в сторону камрада, стоящего в паре шагов в стороне и успешно мной позабытого. Он немедля пошел на выход, а Адриан спросил у Вики, — и где твой военный трофей? Ее надо подлечить. Глаз же оторвало в битве.
Вика звонко рассмеялась с удовольствием глядя на улыбающегося Адриана, и, высвободившись из его все еще приобнимающих ее рук, торопливо направилась обратно к лабиринту.
Я проводила ее взглядом и натолкнулась на Наталью, спокойно ожидавшую надвигавшуюся на нее крылатую опасность в виде чуть ли не матерящейся курицы, к которой прижимался почти уже не ревущий сын. Она грозно шагала к Наталье с громкими претензиями, что нужно воспитывать детей и объяснять, что драться нельзя. Когда остановилась в шаге от нее, у меня в голове мелькнула дичь, что Наталья ее сейчас с вертухи вырубит. Адриан после инцидента в ресторане создал у меня прямую ассоциацию с подобным обманчиво ровным выражением лица и спокойствием во взгляде. Но нет, его бывшая жена предпочитала гасить конфликты вербально и с непоколебимой логикой. Протянув купюры разозленной женщине, вежливо сказала:
— Я приношу вам свои извинения. Возьмите. Купите сыну такую же игрушку, чтобы он не попрошайничал и не нарывался, не понимая слова «не разрешаю» и «верни». Нет, не возьмете? Ну и бог с вами. — Наталья опустила протянутую руку и вопросительно приподняла бровь, — что-то еще?
Она неразборчиво буркнула, предварительно стрельнув взглядом на меня и Адриана, внимательно глядящих на нее, но на скандал не осмелилась. Развернулась и ушла. Наталья подошла к нам, убирая купюры обратно в портмоне и подняла взгляд на Адриана.
— Саша вечером освободится, если что, заберет, — спокойно глядя в его глаза произнесла она, — у меня с этой конференцией до шести вырваться вообще никак. — Перевела на меня взгляд и, улыбнувшись, пояснила, — я кардиолог, вынуждена соблюдать медицинские ритуалы — ходить на бессмысленные мероприятия и делать на них умный и заинтересованный вид.
— Я вас помню. — Кивнула я, стараясь удержаться от того, чтобы прикусить губу. — Год назад, "БиМед", я у вас обследовалась, вы мне профилактику готовили.
"БиМед" одна из ведущих кардиологических клиник, частная, очень дорогая, с непревзойдунными спецами.
— О… — она немного нахмурилась, пристальнее вглядываясь в мое лицо. — Да. Я все думаю, почему мне ваше лицо кажется таким знакомым. У вас фамилия немецкая…
— Гартман.
— Да. Я вспомнила. — Кивнула, в ее взгляде нерешительность, она посмотрела на безэмоционального Адриана, глядящего на меня, взвешивая, стоит ли при нем задавать вопрос. Все же рискнула и с едва ощутимой долей участия и с максимальной тактичностью спросила, — сейчас у вас все хорошо?
— Да, вполне. — Негромко отозвалась я.
Наталья внимательно глядя на меня, осторожно, опасаясь задеть за живое, негромко произнесла:
— Виктор Григорьевич сейчас в отпуске и через два месяца в Питер собирается перебраться. — Достала из клатча блокнот и ручку, быстро написала мобильный номер и протянула мне оторванный лист. Который я взяла онемевшими пальцами, — мой телефон, если что, набирайте, я с ним поговорю, он примет в любое удобное для вас время.
— Да, спасибо, Наталья. Пока все хорошо. — С трудом сглотнула, глядя на нее.
И мысленно склоняя голову перед ней в благодарности. Потому что Виктор Григорьевич — профессор и ведущий специалист их клиники обследовал меня после выкидыша. И она об этом тоже помнила. Бывшая жена Адриана была тем человеком, который наливал мне виски после моей истерики, когда я осознала, что Виктор Григорьевич тоже будет говорить, что велено Артемом, и, отводя взгляд, он тихо подтверждал то, что написано в эпикризе. Даже не пытаясь скрыть, что он лжет и попросив Наталью Романовну принести мне успокоительные, дрогнувшими пальцами закрыл результаты обследований, не глядя на меня. Она не принесла успокоительные. Отвела меня в свой кабинет и плеснула виски, прикурив у окна, украдкой вытирала слезы со своего лица, пока я гасилась крепким бухлом, сжавшись на углу ее дивана, сорвано всхлипывая и глуша стоны от разносящей в щепы боли. Сейчас я поняла, почему она плакала и курила. Их дочери тогда было… четыре года и семь месяцев. Мать родившейся дочери пропитывалась болью матери потерявшей сына. Сейчас я за плечом Адриана и больше никто не вынудит врачей лгать, потому она сказала именно это и именно так. Я отвела взгляд, она тоже. Адриан с каменным ебалом молчал рядом.
Она кашлянула, очевидно, тоже вырываясь из того дерьмового дня и посмотрела на Адриана, стоящего рядом с нами и глядящим мне в лицо. Быстро проговорила, достав мобильный и набирая сообщение:
— Я до шести, постараюсь пораньше. Документы подписала, все собрала. — Наташа протянула ему папку, которую взял и оглянулась на лабиринт, выискивая взглядом дочь и подзывая ее жестом. — Фигню химическую ей не покупайте, только аллергия сошла. — Присела на корточки, обняла Вику и, чмокнув ее в щеку, серьезно глядя в ее глаза произнесла, — слушайся папу и тетю Вику, не хулигань. И не бей слабых и глупых, сколько раз говорила. Хорошо?
Она покивала серьезно глядя ей в глаза и, получив коктейль принесенный камрадом, поблагодарила его и направилась к зоне столов с диванами придирчиво разглядывая пострадавшую плюшевую свинью. Адриан отвел от меня взгляд, передал папку камраду, направившемуся на выход и снова посмотрел на меня, упрямо глядящую в сторону. Все сопоставил и понял. Хули, умный же. Перевел взгляд на Наталью, отвечающую на пришедшее сообщение и ровно произнес:
— Могут позвонить с консульства, хотя не должны. Визу сегодня-завтра откроют. Я думаю, там останемся дня на три, не больше. По времени вылета скажу как точно известно станет, мы заедем за Викой.
— Угум, я поняла, — кивнула она и, посмотрев на меня, вежливо улыбнулась, — до свидания.
Я попрощалась и она пошла на выход, а мы к столу, где сидела его дочь, сучившая ногами, потягивающая коктейль и пытавшаяся приделать оторванный глаз игрушке. По дороге, пытаясь отвлечься, я хотела с ехидством спросить, но получилось неуверенно:
— Наталья правда назвала тебя Яшей, или мне послышалось?
— Адрияша. — Едва заметно усмехнулся, — сначала называла так, когда конфликтовали, потому что меня это раздражало. Потом я перестал обращать внимания, а у нее вошло в привычку. Не смей так говорить.
— О, я придумаю что-то поинтереснее. — Прыснув, пообещала я.
— Не сомневаюсь, жирный кот. — Кивнув, улыбнулся, отодвигая для меня стул.
И внутри стало чуточку спокойнее.
Он знал о ней все. Расспрашивал о садике, подготовке к школе, двух ее ухажерах, которые никак не добьются ее сердца «потому что они же глупые, папа! Женя читать не умеет, а Ярик и считать даже, ты представляешь! Мне не о чем с ними разговаривать».
Она отвечала развернуто, рассказывала о подругах, опечалилась, что одной ее знакомой во дворе купили лабрадора, а ей мама не разрешает, потому что у Вики аллергия на шерсть. На предложенный Адрианом выход, изумленно на него посмотрела: «нет, не покупай, зачем мне лысая собака, папа? Это же не собака совсем, а сплошная психическая травма!» и оглянулась на рассмеявшуюся меня в поисках поддержки, я покивала и она поинтересовалась, были ли у меня собаки и какие, раз я тоже считаю лысых собак психическими травмами. Я когда-то очень хотела ньюфаундлера, о чем ей и сказала. Артем верещал, что он нас сожрет, и все мои увещевания, что это добрейшей души порода не дали результата, он подарил мне йоркширского терьера, но душой я к нему не прикипела и отдала дочери знакомой. Разумеется, об этом умолчала. Вике стало интересно кто такой ньюфаундлер и мы с ней залипли на картинках и видео в интернете. Я чувствовала, что Адриан смотрел. Что улыбнулся. Мягко и тепло. Вика, после очередного видео твердо заключила, что станет врачом и изобретет лекарство от аллергии на шерсть, потому что ей нужен ньюфаундлер. Два. А лучше питомник.
— Какие у Вики глаза, дочь? — полуулыбаясь глядя на нее негромко спросил Адриан.
Я перевела взгляд на Вику, задумчиво прищурившуюся и спустя секунду уверенно заявившую:
— Возле зрачка ярче чем по ободку радужки, золотистые крапинки везде. Правый зеленее, а левый близко к голубому, и снизу и сбоку треугольнички с серым оттенком. — Она улыбнулась и отпила коктейль, — у вас красивые глаза, тетя Вика.
Меня ввело в ступор то, что ребенок вполне себе ориентируется в понятиях зрачок и радужка. И озадачило то, что она сказала. Я цвет своих глаз представляла однотонным.
— Э… спасибо, — негромко произнесла я. Вика фыркнула и, спросив у Адриана разрешения, умчалась на площадку, пока я со скрипом обмозговывала, как бы у нее корректно спросить, почему она так сказала о цвете. Перевела взгляд на Адриана пригубившего кофе и глядящего вслед дочери.
— Природа забавно компенсирует детям патологии родителей. — Негромко произнес он. — Она тетрахромат. Видит намного больше оттенков, чем обычный человек. Это результат генетической аномалии, которую спровоцировала, скорее всего, моя дефективная икс-хромосома. У человека есть три вида фоторецепторов, они различают красный, зеленый, синий и их спектр. У меня хромосомное нарушение и из-за него я вижу только два цвета. Для меня мир тусклый и довольно удручающий. Тетрахроматы имеют четыре вида светорецепторов и цветочувствительность у них на порядок выше. Они видят оттенки, которые не может различить обычный человек. У них мир ярче, чем для остальных. И, судя по словам Вики, гораздо красивее. Хотя… в сколькой брендовой одежде Наталье пришлось разочароваться, потому что Вика видела, что шмотье сшито из разных кусков ткани — оттенки различаются. Например, рукав другого цвета. Однажды брюки оказались из разной ткани, что, конечно, не укрылось от Вики. «Мама, у тебя штаны как у клоуна, разноцветные» — и костюм за баснословную сумму так и не был никогда одет… Одна слишком много видит, другой нихрена не видит… — Меня пробило навылет от его явно безотчетной полуулыбки. Простой, спокойной и очень красивой. Но очень краткой. Он снова стал непроницаем. Хотя, нет. Расслаблен. Спокоен. Просто без эмоций. — В супермаркетах и детских магазинах у Вики начинает болеть голова, говорит, как на помойке, все смешивается и слишком яркое. Или глаза начинают болеть из-за некачественного освящения, знаешь, вот по типу такого, как в старых больницах. Свои минусы есть у всего…
У него в квартире приглушенное освящение и монотонные цвета. Не для своего комфорта. Я усмехнулась, оглядывая его спокойный профиль.
— Наталья кардиолог, ты тут медтермины в легкую переводишь, капельницы ставишь влет…
— Да, медобразование. Сеченовка. — Тихо рассмеялся он, скашивая взгляд на мое абсолютно растерявшееся лицо. — Не закончил, бросил после второго курса, когда окончательно понял, что мне интересно и к чему именно я стремлюсь.
Я, улыбаясь, покачала головой, глядя в его глаза. Артхаус, Адриан, ты просто сплошной артхаус, в котором ничего не понятно, но очень интересно.
Меня гложил один вопрос, жег язык, я не решалась его задать. Я все видела, я бы точно почувствовала, что что-то между ним и женой осталось, но я не почувствовала, вопрос глупый, не стоит его задавать. Но он бил в мыслях. И Адриан кивнул. Я, внимательно глядя в его глаза, негромко спросила.
— Если Наталья замуж соберутся?
— Она замужем. — Рассмеялся он, безусловно считывая мое скрытое облегчение, когда я не увидела никакой его реакции. Он не был отрешен, он сейчас полностью расслаблен и открыт. Да и не лжет никогда.
— И как ты реагируешь на ее нового мужа? — не удержалась я.
— Горянин Александр Андреевич, восемьдесят второго года рождения, два высших образования, журналист-переводчик, кандидат в мастера спорта по тайскому боксу, не судим, не привлекался, с отсутствием вредных привычек, из многодетной семьи, с положительными характеристиками из армии и мест работ, да и сам по себе человек нормальный. — Он приподнял бровь, глядя в мои стеклянные глаза и пояснил, — он часто контактирует с моей дочерью, мне необходимо знать, что он нормальный. И ему необходимо знать, что рядом с ним моя дочь.
Я кивнула. Вот и ответ. Почему Наталья так спокойна. Почему у нее в глазах ни тени сомнения не было, когда она передавала Адриану документу на Вику, чтобы он мог вывезти ее заграницу. Вот почему не имеет ничего против того, чтобы их дочь была рядом со мной несколько дней на островах. Она не знает меня, но знает, что Адриан абы кого к дочери не подпустит никогда. И она видела меня. На диване и в слезах.