Алистер возвращает мою спортивную сумку в багажник и, достав из нагрудного кармана телефон, несколько раз тычет в него пальцем, после чего передает мне.
— Слушаю. — голос Кейна немного резкий и нетерпеливый, словно мой звонок пришелся не вовремя.
— Кейн, это Эрика. — стараясь не робеть от суровости его тона, невольно кошусь на Алистера, который сразу же тактично отходит на несколько шагов в сторону и отворачивается. — Я тебя отвлекаю?
Его голос едва заметно смягчается, когда он со свойственной ему немногословностью уточняет:
— У тебя что-то срочное?
— Нет… то есть да. Вчера у нас не получилось обсудить мой поход к психотерапевту, и я звоню сказать, что это лишнее. Я только что вышла с йоги и чувствую себя значительно лучше. Алистер предложил прогуляться в Центральном парке, и я согласилась. Думаю, этого вполне достаточно… Я в порядке, Кейн, правда.
Кейн дослушивает меня до конца, после чего в динамик разражается бескомпромиссным:
— Ты не в порядке, и потому визит остается в силе.
Я стискиваю трубку с такой силой, что пальцам становится больно. Разговаривать с Кейном — словно пытаться проломить лбом стену: ты можешь свалится с сотрясением мозга, а стена будет по-прежнему стоять на месте. От собственной беспомощности к глазам подкатывают слезы, и до того как выдать отчаяние предательским всхлипом, я успеваю повесить трубку.
Прогулка по парку с Алистером не приносит большого успокоения восставшим эмоциям, а потому в кабинет психотерапевта К. Л. Эшби я вхожу с твердым намерением сделать свой визит бесполезным. Никто не пролезет ко мне в голову, пока я сама этого не захочу.
— Здравствуйте, Эрика. — улыбаясь уголками рта, из-за внушительного стола поднимается белокожая женщина лет сорока пяти в кремовой рубашке и черных брюках-палаццо. Я придирчиво ищу в ее лице что-то, что вызовет мою антипатию, но как назло не нахожу: ее внешность и энергетика излучают спокойствие и доброжелательность, движения плавные, и даже пудровый аромат ее парфюма кажется приятным. — Прошу вас, присаживайтесь.
Напомнив себе, что я решила держать линию обороны, я сухо киваю в ответ и опускаюсь в коричневое кресло напротив стола.
— Меня зовут доктор Карен Эшби, — представляется женщина, несмотря на то, что девушка на ресепшене уже сообщила мне ее имя. — Эрика, это ваш первый визит в психотерапевту?
— Да, первый. — начинаю неуютно ерзать в кресле от вновь возникшего ощущения собственной беззащитности. Вдруг эта женщина, пользуясь своим опытом найдет возможность забраться ко мне под кожу?
Она быстро помечает что-то на лежащем перед ней листке бумаги и вновь устремляет взгляд на меня.
— Какова цель вашего визита ко мне, Эрика? Что на данный момент вас беспокоит?
Получив именно тот вопрос, в ответе на который могу вылить весь свой внутренний протест, встречаюсь с ней глазами и стараюсь не звучать излишне язвительно.
— На самом деле я не вижу повода для визита к вам. Это было не мое желание. Разве я похожа на человека с неустойчивой психикой?
— А почему вы считаете, что визита ко мне обязательно нужно иметь проблемы с психикой, Эрика? — мягко вопрошает доктор Эшби. — Психотерапевтическая консультация не всегда предполагает наличие видимых психических отклонений. В современных условиях жизни человек подвержен стрессам, которые, как известно, имеют свойство накапливаться. Вы ведь наверняка слышали о процедуре «детокс», включающий так называемые разгрузочные дни?
На этот вопрос я невольно киваю, потому что последние два года Кристин проповедовала этот самый детокс, уверяя, что таким образом продляет свою молодость.
— Эмоциональный детокс не менее важен, нежели телесный, — продолжает женщина. — потому что гармония с собой имеет важнейшее значение для здоровья. Не нужно видеть во мне врага, пытающего взломать ваши мысли, пытаться навязать свое мнение или давать советы, Эрика. Я здесь для того, чтобы помочь вам найти ответы самой, при вашем на то желании. И, разумеется, все сказанное останется абсолютно конфиденциальным.
Ее размеренный тон и открытость во взгляде ломают возведенные мной защитные барьеры из отторжения и непринятия. Кусаю губы и отвожу глаза в сторону, борясь с искушением поддаться желанию довериться ей. Из последних сил сражаюсь с собой, чтобы не дать Кейну победить, в очередной раз проваливаюсь. Давно ли я разговаривала с кем-то просто так? Без риска услышать слова осуждения, или получить поучительный совет, как мне на самом деле нужно поступать.
Помолчав несколько секунд, я поднимаю глаза на женщину и, мысленно приняв поражение, признаюсь:
— Думаю, мой знакомый захотел, чтобы я пришла к вам, потому что несколько дней назад меня похитили и держали в плену.
Я замолкаю, ожидая увидеть в глазах женщины вспышки удивления, но вместо этого вижу взгляд, полный сочувствия.
— Мне очень жаль, что вам пришлось это пережить, Эрика. Я не буду говорить, что понимаю, каково вам было, но, основываясь на опыте работы с людьми, побывавших в схожих ситуациях, могу предположить, что это стало большим стрессом для вас.
И пусть доктор Карен Эшби не сказала ничего особенного, но отчего-то в носу начинает щипать, и я предпринимаю попытку замаскировать неожиданную слабость подобием саркастичной улыбки.
— Было и, правда, страшновато.
— Я заранее прошу прощения, если сделаю вам больно своим вопросом, Эрика: скажите, вы пострадали физически?
Я опускаю глаза в колени, чтобы скрыть набежавшие слезы, и быстро мотаю головой, чтобы опровергнуть ее предположение, а заодно не позволить картинам того, что могло случиться, вновь просочиться в голову.
— Нет. Меня не насиловали и не били, ничего такого… но мне все равно было очень страшно…
— Чего вы боялись Эрика?
Я хочу сказать, что больше всего я боялась собственной смерти и того, что меня могли изнасиловать, но слова словно утопают в горле, перебиваемые мыслью о другом страхе, который я не в силах озвучить.
— Эрика, с вами все в порядке? — тихо спрашивает женщина в ответ на затянувшееся молчание. — Может быть, хотите выпить воды?
Я кручу головой и продолжаю разглядывать бежевый трикотаж своих спортивных штанов, пока сердце колотится так мучительно быстро, что меня тошнит.
— Там, в плену, я больше всего боялась, что меня убьют, а никому не будет до меня дела… — шепчу, чувствуя как слезы начинают нещадно литься из глаз. — у меня никого нет, кроме брата, но он почему-то так за мной и не пришел. И я думала, что Кейн… он тоже не придет. И я поняла, что ничего в жизни не добилась…и рядом нет человека, которому я была небезразлична… там я вдруг поняла, что у меня ничего нет.
И неожиданно для себя самой вся горечь утрат в моей жизни сливается в один большой ком, и начинает так сильно давить на грудь, что она трескается под его тяжестью, и я начинаю громко рыдать. Оплакивать кончину мамы, алкоголизм отца, предательство брата и равнодушие Кейна, и даже то, что за свои двадцать три года так и не попала в Диснейленд в Анахайме.
Сквозь плотную стену своего плача, чувствую на себе сочувственные руки, гладящие меня по голове, и повинуясь эмоциональной буре поднимаюсь на ноги и оказываюсь в теплом кольце объятий незнакомой мне женщины.
— Я просто хочу, чтобы в мире был хотя бы один человек, которому я была небезразлична, — всхлипываю, крепче стискивая кремовую ткань блузки.
Женщина дожидается, пока мои рыдания стихнут и, не размыкая объятий, произносит:
— То, что вас заставили ко мне прийти, дает надежду, что такой человек все же есть.
Я горько усмехаюсь сквозь остатки слез и кручу головой, чтобы отбросить свои очередные наивные чаяния.
— Я так не думаю.
Очевидно, удостоверившись, что плакать я больше не собираюсь, Карен Эшби отстраняется и смотрит на меня с теплотой во взгляде:
— Не хочу хвастаться, Эрика, но, думаю, сейчас будет уместным сказать, что попасть ко мне на прием не так просто по причине того, что запись строго распланирована на месяцы вперед и включает в себя имена небезызвестных людей Нью-Йорка. Однако, сегодня ты здесь, именно у меня, а не любого другого специалиста на Манхеттене с менее разгруженным расписанием.
Пытаясь проникнуться смыслом этих фраз, я стираю последнюю катящуюся слезу и заглядываю ей в глаза:
— Вы думаете, что Кейну до меня не все равно?
— Как я уже говорила, Эрика, я здесь не для того, чтобы что-то утверждать. — без тени улыбки отвечает женщина. — Я лишь хочу помочь тебе найти ответы.
глава 31
— Иногда я думаю, что совершаю большую ошибку, демонстрируя свои чувства. Что правильно прятать их, а не пытаться до него достучаться… но у меня просто не выходит… Мне кажется, если я начну играть в холодность, то любая, даже самая призрачная связь между нами умрет.
— Когда речь идет о чувствах не существует понятия правильного или не правильного, Эрика, как бы вас не пытались убедить в обратном. Только вам решать, как будет лучше для вас. А день изо дня наступать себе на горло, чтобы оправдать надуманные кем-либо представления о том, какой должна быть ваша жизнь и как вам в ней себя вести — это противоестественно. Никто не даст гарантии, что поступив определенным образом, вы получите результат, к которому стремились. А если таких гарантий нет, то есть ли смысл возносить чужой опыт и ожидания над собственными желаниями?
Доктор Эшби замолкает, как она всегда делает, когда дает мне возможность проанализировать услышанное, и несколько секунд спустя мягко произносит:
— Ты имеешь право поступать так, как считаешь нужным, Эрика. Ты имеешь право жить здесь и сейчас. В случае неудачи ты приобретешь свой собственный опыт, а добившись успеха будешь знать, что это твоя личная победа.
Часы на ее столе показывают четыре дня, что означает, что наша третья по счету консультация подошла к концу.
— Спасибо вам, Карен. — я поднимаюсь и по традиции обнимаю ее перед уходом. — Возможно, я покажусь вам излишне сентиментальной, но я благодарна вам не только как специалисту, но и как человеку, за то что помогаете разобраться в себе.
— Работа психотерапевта подразумевает профессионализм, но не исключает дозу человеческой эмпатии, Эрика. — с улыбкой отвечает доктор Эшби. — В тебе так много любви, Эрика, которую ты готова дарить миру, что кажется кощунственным прятать ее под маской равнодушия. Не закрывайся в себе. Способность любить открыто, принимая человека таким, какой он есть, без попытки изменить — это высший эталон чувства, доступный далеко не каждому.
Смущенно кивнув от нежданной похвалы, я в очередной раз покидаю кабинет доктора Эшби со следами высохших слез и улыбкой на лице. Я больше не злюсь на Кейна за то, что принудительно отправил меня на консультации, напротив, я ему очень благодарна. Всего за неделю я чувствую себя лучше, увереннее, сильнее.
— Алистер, можем мы прогуляться по немного по парку? — спрашиваю своего молчаливого сопровождающего, когда мы вдвоем покидаем приемную доктора Эшби. — Погода сегодня замечательная.
— Боюсь, прогулку придется перенести на другой день. Мистер Колдфилд звонил сообщить, что ужинать вы будете не дома, и просил вас выбрать подходящее платье.
Сердце начинает биться чаще при мысли о том, что мы с Кейном снова выйдем куда-то вдвоем. Пусть в течение недели мы каждый день ужинаем вместе и даже ведем за столом подобие беседы, в которой он подчеркнуто вежливо отвечает на мои вопросы и задает свои, преимущественно связанные с состоянием моего здоровья, мне становится этого чудовищно мало. Наверное, от того, что я постепенно оправляюсь от стресса и все потребности сердца и тела вновь оживают. Хочу, чтобы Кейн перестал видеть во мне сломанную куклу, которую необходимо починить, и взглянул на меня как на женщину.
— Я могу выбрать платье сама? — уточняю, когда Алистер паркует автомобиль возле бутика, в витринах которого стоят манекены, одетые словно для церемонии Каннского кинофестиваля.
— У меня нет инструкций на этот счет, мисс Соулман.
В течение часа я придирчиво обхожу вешалки в компании мило щебечущей девушки-консультанта, пока, наконец, не нахожу то самое платье: темно-вишневого цвета, длиной чуть выше колен и рукавом до локтя. На первый взгляд оно кажется довольно простым, если бы не соблазнительно-глубокий вырез на спине, заканчивающийся чуть ниже поясницы, глядя на который я не могу не думать о соприкосновении своей обнаженной кожи с ладонью Кейна.
— Я его беру. — заключаю под одобрительный взгляд консультанта.
***********
— Не знала, что ты любишь индийскую кухню, — с удивлением оглядываю вывеску Dalla Masala, когда Кейн помогает мне выйти из машины.
— Очевидно, я не настолько консервативен в еде, как ты могла предположить.
Он прижимает горячую ладонь к моей пояснице, и в позвоночнике мгновенно начинает искрить электричество, от чего я едва не запинаюсь глубоком ворсе дорожки ведущей у входа в ресторан.
— Не бойся спросить официанта о составе блюд. — комментирует Кейн, пока я растерянно разглядываю незнакомые названия в меню, которые вряд ли когда-нибудь смогу произнести вслух. — Это входит в его обязанности. Или же я могу сделать заказ за тебя.
Я быстро мотаю головой и с надеждой смотрю на смуглого парня, одетого в национальную индийскую одежду.
— Не поможете мне с выбором? Я бы хотела легкий салат и рыбу, но только без специй, потому что не слишком люблю острое.
Официант называет несколько блюда, без запинки перечисляя их состав, и я решаю остановить свой выбор на овощном салате с грибами шиитаке и рыбных шашлычках в тикковой приправе. Кейн следом за мной перечисляет несколько труднопроизносимых названий, после чего официант исчезает и через пару минут возвращается с двумя бокалами и бутылкой вина.
— Мы что-то празднуем?