И Болли снова прогнулся в поясе. Выставил растопыренную пятерню…
В Йорингарде было на удивление тихо. Безлюдно.
Болли вслед за Локи ступил на берег у самого конца крепостной стены, что выходила к фьорду. И шагнул на этот раз заметно уверенней. Локи, не оборачиваясь, бросил:
— Ждите.
А потом исчез. Через пару мгновений великий йотун снова возник на полоске берега, шагах в пяти от Болли. Вместе с ним появился Кейлев, державший на плече связку из двух тюков.
Следом Локи опять растворился в воздухе — и вернулся, держа за руку Неждану, обвешанную узлами. Тут же исчез, не проронив ни слова.
Наверно, боится, как бы еще о чем не попросили, подумала Забава, глядя туда, где только что стоял дед Харальда.
— Ты все правильно решила, дочь, — объявил тем временем Кейлев, сбрасывая тюки с плеча на каменистый берег. — Твое место в крепости конунга. Здесь твой дом. Рабы, наверно, разбежались… или их увели. Да и Хель с ними! Только надо послать весточку в соседние селенья. Пусть по округе пройдет слух о том, что дротнинг Ёрмунгардсона вернулась в Йорингард. После этого сюда никто не сунется. Да и коз надо прикупить.
Скотины в крепости не осталось. У меня есть браслет…
— Мы ничего не будем покупать, — чуть сбивчиво сказала Забава.
И подавила вздох. Жалко было разочаровывать Кейлева, который слишком явно надеялся на то, что дротнинг с конунгом помирятся.
Но договорила она уже ровно, бестрепетно:
— Я поживу здесь, пока не встану на ноги. Думаю, через два-три дня поднимусь. А потом я уйду в свой дом. В Хааленсваге.
Над ухом у Забавы недовольно хмыкнул Болли. Кейлев чуть резко спросил:
— Что ж мы сразу туда не отправились? Ты изранена, в тягости — а до Хааленсваге почти два дня пути по морю. Надеешься сбить конунга со следа? Он все равно узнает, где ты!
— Не надеюсь, — устало ответила Забава. — Просто здесь стоит ложе конунга. Утварь в Хааленсваге принадлежит мне, не ему… и все ложа там мои. Ты сам сказал, отец — я перестану быть женой конунга, если при свидетелях трижды пройдусь от мужнего ложа до порога. Это надо сделать здесь. И при свидетелях. Вы это увидите, а потом я уйду из Йорингарда. Но уйду уже свободной женщиной.
Кейлев глянул ошарашено, Неждана, внимательно смотревшая на Забаву, чуть приподняла брови, однако промолчала. Зато Кейлев заявил:
— Это не остановит конунга, когда он придет за тобой в Хааленсваге…
— Пусть сначала придет, — перебила его Забава. — Вдруг по дороге ему опять встретиться какая-нибудь Труди? Но если уж Ёрмунгардсон сумеет добраться до Хааленсваге, то я приму его достойно. Как положено принимать такого доблестного конунга!
— Ты что-то задумала, — проворчал Кейлев, глядя на нее. — Что?
Забава внезапно улыбнулась, блеснув зубами. И сама подивилась тому, насколько широкой — да недоброй — вышла эта улыбка. Словно дверка какая-то приоткрылась внутри, и ее снова омыло злостью, поутихшей после того, как дитя в животе шевельнулось.
Будь что будет, яро подумала Забава, глядя Кейлеву в лицо. От Харальда все равно не сбежать, но и прощать то, что было, нет сил.
А следом она объявила, произнося слова подчеркнуто спокойно:
— Все будет, как положено, отец. Вот увидишь.
— А мастер Йорген в Хааленсваге, наверно, уже достроил драккар, — неожиданно бухнул Болли, молчавший до сих пор. — Помнишь, отец, корабль, который конунг Харальд заказал Йоргену еще осенью? Киль из цельной сосны, шпангоуты из дуба. Раз Сванхильд все равно был обещан драккар, а тот мы оставили в Упсале…
В стороне, чуть выше по пологому берегу, прямо из воздуха вдруг выпрыгнул черный пес. Залаял радостно и побежал к ним.
Кейлев шевельнул бровями, глядя на то, как Крысеныш прыгает вокруг Болли — а дочь, тут же перестав нехорошо улыбаться, протягивает псу руку, выпростав ее из-под плаща. И смотрит на пса взглядом прежней Сванхильд. Точно дитенок, получивший в подарок ленточку.
Вот и ладно, мелькнуло у старика. Пусть пройдет время. Сванхильд успокоится, а потом придет конунг Харальд. А уж он ему подсобит…
— Пусть будет по-твоему, дочь, — громко сказал Кейлев. — Постойте пока тут. Я пройдусь по крепости, гляну, остались ли рабы. Затем вернусь за вами.
Он развернулся и зашагал вверх по пологому склону, торопясь к домам Йорингарда.
Уйдя от догоравшего кострища, Харальд сначала переговорил с хирдманами. Расспросил их о войске, о драккарах, велел разослать дозоры по округе. А следом пошел к тележному сараю, где сидела Асвейг.
Стражники, охранявшие ведьму, стояли в десятке шагов от запертых дверей сарая — как им было велено. Одного из парней Харальд тут же отправил за едой и питьем, второго послал за тряпьем из воинских сундуков, что остались в мужских домах. Еще паре стражников приказал принести чурбаки поровней. И постоял у сарая, дожидаясь их возвращения.
А затем, уже отпирая замок на дверях, Харальд угрюмо подумал — если бы не Сванхильд, не стал бы нянчиться с этой тварью. Но девчонка, высказав все, что у нее на уме, обязательно спросит, как там Асвейг. Чтобы она, да о таком нужном деле позабыла…
Широкие двери тележного сарая скрипнули, распахиваясь. Стражники быстро закатили в дверной проем тяжелые чурбаки, бросили рядом охапку одежды и еду. Тут же поспешно отступили назад. А Харальд, подхватив один из чурбаков, начал по очереди подсовывать обрубки стволов под углы клетки.
Пол из стальных клинков, пока он занимался этим, перекашивался то в одну, то в другую сторону. Асвейг судорожно переступала с ноги на ногу, пытаясь устоять. Но ступни в сапогах из тонкой кожи скользили по железным полосам, и Асвейг время от времени повисала на обруче ошейника, задыхаясь и дергаясь в нем, как в петле.
Харальд на ведьму не смотрел. Приподняв клетку над земляным полом, он отпер дверцу — и швырнул внутрь принесенную одежду. Потом вошел, бросил поверх тряпья ковригу хлеба и заткнутую баклагу с элем. Тут же полоснул ножом по веревке, освобождая Асвейг рот. И взялся за скобу, скреплявшую дужки ошейника.
— Спасибо, — сипло выдохнула ведьма.
Харальд в ответ промолчал, разгибая на совесть скрученные концы скобы из железного прута.
— Я знаю, что ты со мной сделаешь, конунг Харальд, — просипела Асвейг. — Просто так не отпустишь, верно? Я не видела ту повариху, которой ты посмотрел в глаза. Исгерд со Свалой убили ее прежде, чем я пришла в крепость. Но они рассказали мне о ней. Она уже не была человеком…
— Ты тоже не человек, — равнодушно уронил Харальд.
И разомкнул ошейник. Асвейг быстро повернулась к нему. Сказала, косясь в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом:
— Это верно, я воргамор. Но в здешних горах есть и другие волчьи ведьмы. Превратив меня в тварь со змеиными глазами, ты избавишься только от одной. А если отпустишь меня такой, как сейчас, я исчезну в далеких краях и переманю к себе всех воргамор… пошлю им весточку и призову к себе, пообещав жизнь и спасение! Все равно на Севере волчьих ведьм теперь ждет смерть. Люди уже знают, кто мы, что мы делаем. И нас поубивают одну за другой, не твои воины, так другие… когда слухи разойдутся, после каждого пропавшего люди будут присматриваться к бабам в округе. Но в новых краях мы заживем спокойно, среди тех, кто о нас ничего не знает. Я единственная, чьи родичи погибли по твоей воле. Последняя из трех сестер, падчерица и наследница Исгерд. У Свалы мать уже умерла, детей у нее не было… стало быть, только у меня есть право мстить. И я клянусь тебе, что никогда не принесу беду в твой дом, никогда не вспомню о мести. Клянусь тебе жизнью моих нерожденных дочерей… и жизнью Гейрульфа!
— Он мертв, — бесстрастно бросил Харальд.
Потом помолчал, глядя на ведьму. Добавил холодно:
— Гейрульф умер как раз перед тем, как я пришел сюда. Так что твоя жизнь опять принадлежит мне. И я хочу посмотреть, что мой взгляд может сделать с одной из воргамор. Вдруг мне пригодится ведьма-прислужница?
Лицо Асвейг, окаменевшее при первых словах Харальда, исказилось. Некрасиво растянулся рот, напряглись жилы на шее — словно ведьма рыдала, не издавая ни звука, не проливая слез. Потом Асвейг, хрипло вздохнув, закрыла глаза. Снова открыла, сказала осипшим голосом:
— Ты воин, конунг Харальд. Мой отец тоже был воином. Как дочь воина и конунга, молю тебя… окажи мне великую милость, подари смерть! Прямо сейчас, пока Гейрульф еще не остыл. Даже если меня не положат в одну могилу с ним, я все равно буду искать его на дорогах, по которым люди уходят в чертоги богов. И может, найду!
Она договорила, опять хрипло вздохнула. Ладони, стянутые веревкой у запястий и сцепленные перед пышной грудью, подрагивали.
Харальд вскинул брови. Подумал с неудовольствием — еще одна конунгова дочка наслушалась скальдов. Треплется, как девица из саг. Но…
Но Сванхильд это понравится, вдруг мелькнуло у Харальда. Как только девчонка выпустит первый гнев и спросит про Асвейг, можно будет ей об этом рассказать. Глядишь, помягчеет. После того, как Сванхильд начала понимать нартвежскую речь, она на пирах прислушивалась с любопытством и к сагам, и к висам…
— А чем простой воин сумел завлечь дочь конунга? — все так же холодно спросил Харальд. И пообещал: — Если расскажешь так, что я поверю, придушу прямо сейчас.
Асвейг на мгновенье зажмурилась. Просипела быстро:
— Смелостью без расчета. Доблестью без надежды на награду. Я много видела тех, кто был смел ради добычи, ради спасения или милости конунга… но Гейрульф защищал, не требуя платы. Он на пиру протянул Ниде нож на глазах у ярла Свальда… и хоть она его не приняла, но от боя с ярлом Гейрульф не отказался. Что в первый, что во второй раз. Хотя мог уладить дело миром. Не его ведь баба? И твою жену Гейрульф спас — а потом не пожелал стать хирдманом. Ради меня бился, хоть это было безнадежно…
Харальд ухмыльнулся. Сказал неторопливо, приопуская веки:
— Выходит, на все мое войско нашелся всего один смельчак, ни от кого не ждущий награды? Хель с тобой, Асвейг. Живи.
— Убей, — тоскливо и как-то скрипуче попросила ведьма.
Харальд, молча повозившись пару мгновений, отцепил от клинков в потолке клетки цепь. Проворчал, наматывая ее на ошейник:
— Гейрульф жив. Тряпье я тебе принес, ночью не замерзнешь. Но если затеешь что- нибудь недоброе, подошлешь к моим людям крыс или наведешь на них чары — тогда уж точно посмотрю тебе в глаза. И скажи мне вот что, Гунирсдоттир. Если я тебя отпущу, куда ты с Гейрульфом поплывешь?
Ведьма, смотревшая на него потрясенно и неверяще, снова зажмурилась. Ответила тихо, не открывая глаз:
— Если позволишь… то в родные края дротнинг Сванхильд. Раз там есть такие, как она, может, и мы заживем по-другому. К тому же там правит конунг Рюрик. Если Гейрульф захочет взяться за меч, ему будет к кому пойти. Благодарю тебя за весть о том, что он жив, конунг Харальд.
— Никаких чар, — буркнул Харальд.
И вышел из клетки. Запер дверцу из клинков, потом сарай. А потом зашагал туда, куда тоже следовало заглянуть…
Пока Харальд разговаривал с хирдманами, Свальд куда-то запропастился. Но подойдя к бане, Харальд вдруг столкнулся с ним нос к носу.
Ярл Огерсон сиял, словно только что отлитая гривна. Короткие волосы посветлели, как бывает после густого щелока. Подбородок и щеки, с которых безжалостно соскребли щетину, теперь ярко розовели. Под скулой и на подбородке краснела пара царапин, оставленных острым лезвием.
Только рубаха на Свальде была простая, из серой некрашеной шерсти.
— Вот теперь я вижу, что мы и впрямь родственники, — насмешливо бросил Харальд. — Об одном подумали. А почему рубаха не красная, Свальд? Мне казалось, у тебя других и нету.
— Ведьму напоминает, — проворчал брат.
И Харальд тут же вспомнил красное платье Брегги. А Свальд заявил почти так же насмешливо, как перед этим Харальд:
— Говорят, если волчица почует на волке запах чужой течки, она начинает рвать его клыками. Но тот лишь уворачивается. Или сразу убегает. Три себя посильней, брат!
Харальд в ответ глянул недобро. Змей, до этого тихо елозивший по плечу, зашипел, пришлось уколоть взглядом и его…
Свальд лишь ухмыльнулся, искоса посматривая на брата. Затем сказал уже серьезно:
— Скоро вечер, а до фьорда еще надо добраться. Долго будешь ополаскиваться?
— Торопишься? — буркнул Харальд. И попросил: — Прикажи кому-нибудь, чтобы принесли мне в предбанник еду. Помоюсь, перекушу и спустимся на лодке к фьорду.
Свальд, кивнув, отступил. Харальд, придерживая перекинутые через плечо чистую рубаху и штаны, поднырнул под низкую притолоку бани.
Мылся он основательно. Пригоршнями плескал на себя щелок, тер кожу снятой рубахой, следом обливался водой. И снова плескал, и снова тер…
Змей, разомлевший от банного жара, прилег ему на плечо. Но когда Харальд плеснул щелоком и на него, разъяренно зашипел. Гибкое туловище тут же задергалось под рукой. А у Харальда перед глазами внезапно мелькнуло видение из тех дней, когда он плавал в багровом тумане — как Труди Гунирсдоттир жадно накрывает губами змеиную морду…
Харальд скривился. Опять плеснул щелоком на морду змея, и начал тереть ее мокрой рубахой, придавив туловище у самой головы.
Когда он наконец вышел из парной, обсыхавшую кожу сразу стянуло. Харальд, не обращая на это внимания, надел чистую одежду. Потом похватал куски из блюда, которое появилось в предбаннике, пока он мылся. Запил все элем, подхватил секиру — и шагнул за порог.
Снаружи, за банной дверью, его поджидал Свальд.
Во фьорд Харальд со Свальдом добрались уже после заката. Оставили лодку перед рядом причалов, и зашагали туда, где над мостками, отражаясь в воде, полыхали факелы стражников.
На нужный причал Харальд ступил первым. И первым же подошел к воинам, что стерегли Сванхильд.
Выбранный ею драккар сонно покачивался на волнах. Факелы стражников высвечивали длинный борт, облизывая его смутными отблесками.
Но на палубе было темно и тихо. Сходни оказались убраны, причальные концы были вытравлены так, что провисли до самой воды. Драккар держался только на якорных канатах…
И змеиным укусом ожгло Харальда недоброе предчувствие.
— Они там? — быстро спросил он, глядя на драккар.
Старший из стражников, уже подошедший к конунгу, торопливо ответил:
— Все там. Я посадил двух парней на лодку, что стоит у причала напротив. Они присматривают за другим бортом. До сих пор не кричали, значит с той стороны никто не уплывал. А с этой никто не…
— Тащите багры, — оборвал его Харальд. — Живей!
По доскам настила тут же застучали шаги — кто-то из стражников кинулся выполнять приказ. А Харальд уронил:
— Давно ты их видел?
— В полдень над бортом мелькала голова Болли, — уже озабочено сказал старший из стражников. — И эту я видел, которая жена ярла Свальда. А потом — все. Отсыпаются, наверно. Ночь у всех выдалась бессонная. У дротнинг еще и рана…
Воин осекся, Харальд угрюмо подумал — верно, рана. Причем такая, с которой не уснешь. Хлестать эль, как делают мужики в таких случаях, Сванхильд не будет…
Он шагнул к самому краю помоста, резко приказал:
— Выбирайте концы!
Стражники взялись за веревки, драккар медленно двинулся к причалу. Вернулся парень с баграми. Взлетели и упали длинные древки, захрустело дерево под железными крючьями. Кто-то накинул на багры доску — и Харальд, взяв у одного из стражников факел, перебежал по ней на драккар.
Перед носом в палубе зияла дыра, откинутые половицы валялись рядом. На корме возле закутка громоздился всякий скарб. Тихо, невесомо покачивались кожаные занавеси закутка…
Он рванулся туда. В три прыжка добрался до кормы, даже не успев осознать, что начинает меняться. Распухла шея, с треском разорвав ворот рубахи, по лицу загуляли серые тени — и хищно изогнулся над плечом змей.
Кожаную занавеску Харальд отмахнул секирой. А потом застыл на месте, глядя внутрь.
Из закутка, из полумрака, который рассеивало только неровное пламя факела, на него смотрел Локи. Великий йотун сидел, вытянув длинные ноги и сложив руки на груди.
— Я принес тебе две вести, внук, — быстро объявил Локи. — Первая — о твоей жене. Она решила от тебя сбежать. Разобиделась на то, что ты без ее позволения пару раз помял ту девку, Труди. Сванхильд знает, что ты был под чарами, но ее это не смутило. Вторая весть… впрочем, сначала я хочу послушать, что ты скажешь в ответ на первую.