Как бы она сама не кинулась камни выворачивать, тут же мелькнуло у Харальда. Еще свалится вместе с лестницей или надорвется, с ее-то ягнячьим весом…
— Пусть бабы потешатся, — быстро бросил Харальд, не глядя на брата. — Потом настанет черед уже для нашей потехи, Свальд.
Затем он рявкнул:
— Клянусь именем и жизнью моего отца, хозяйка Хааленсваге — я войду в твой дом почтительным гостем, и гостем из него выйду! Мои люди поступят так же!
— Ярл Свальд пусть тоже даст клятву! — звонко ответили с причала.
Свальд побагровел. Но проорал:
— Клянусь именем и жизнью ярла Огера, что ничем не оскорблю хозяев! Сяду там, где укажут, уйду, когда скажут! Как положено гостю!
А следом, вцепившись в планширь обеими руками и подавшись вперед, Свальд буркнул:
— Ты обещал, Харальд, что для нашей потехи тоже придет время… только не затягивай с этим!
— Терпение, — ровно обронил Харальд. — Если не получится договориться добром, то выйдем за ограду — и снова войдем. Но уже без клятв. Как там было в твоих любимых сагах? Мудрецу ль молчаливому бед устрашаться, когда гостем входит он в дом… вот и молчи, Свальд!
Змей над плечом опять зашипел. Но Харальд ощутил острое желание свернуть ему шею, и тварь сразу заткнулась.
Больше Забава не кричала. Ждала, сжав кулаки под легкой шерстяной накидкой, которую трепал ветер.
С подошедшего драккара сбросили якоря, потом швырнули веревки — и Болли с Кейлевом намотали их на причальные столбы. Мужики на палубе выбрали концы, подтянув корабль к причалу. Следом перебросили через борт сходни.
И первым по ним спустился Харальд. Подошел к Забаве, остановился в шаге от нее.
В первый раз после всего, что случилось в Упсале, он оказался так близко — руку протяни, коснешься. Грудь, прикрытая толстой шерстяной рубахой, медленно опускалась, поднималась…
Забава выпрямила спину до предела. Глядеть на змею, нависавшую над плечом Харальда, было страшновато и тревожно, а в глаза, теперь слегка поголубевшие — по- прежнему больно. И ниже глаз смотреть не хотелось. От одного взгляда на жестко сжатые губы сразу вспоминалось то, как Харальд целовал Труди…
Поэтому Забава уставилась на лоб, по которому рассыпались короткие пегие пряди.
— Вот и свиделись, дротнинг, — негромко уронил Харальд. — Приветствую тебя.
— Здесь нет дротнинг, — так же негромко ответила Забава. — Я Сванхильд Кейлевсдоттир. Я тоже приветствую тебя, конунг Харальд Ёрмунгардсон. Разделишь со мной хлеб и эль? Заодно расскажешь о дальних краях, в которых побывал. О красавицах, что там повстречал…
Брови Харальда сошлись на переносице, змей над его плечом недовольно дернулся.
Но сказать он ничего не успел. По причалу прошагал Свальд, встал рядом с братом. И с ходу заявил, уставившись на Неждану:
— Рад видеть тебя в добром здравии, жена. Но радость моя была бы больше, останься ты в Упсале.
— Ремни у тебя уж больно добротные, ярл Свальд, — холодно и спокойно уронила в ответ Неждана.
Сказала вроде невпопад и не к месту, но Свальд резко откинул назад голову Словно пощечину получил.
— Один раз я добротность твоих ремней чуть не проверила на своей коже, — все так же спокойно проговорила Неждана. — Вот и решила — пусть их теперь другие бабы на себе пробуют!
— Я тогда был околдован, — приглушенно сказал Свальд. — Но даже под чарами тебя не ударил… если ты помнишь. И после этого мы с тобой уже виделись. Ты помогла мне, заставила очнуться, затем пошла за мной, в ворота крепостные ради меня стучалась… а под конец все равно сбежала! Почему, Нида? Ни одной бабе я не верил так, как тебе!
Вот теперь и Неждана вскинула голову. Бросила чуть надменно:
— Снова будешь в беде — обращайся, ярл Свальд. Я всегда помогу. Но нынче ты в добром здравии, чары с тебя спали, поход в Упсалу закончился удачно… и я могу оставить тебя с чистой совестью. Не в беде предаю, не от увечного сбегаю. Если передашь мне утренний дар, который уже дважды обещался отдать, хорошо. Нет — выживу и так!
— Где? — угрюмо буркнул Свальд, начиная покрываться пятнами яркого румянца. — Собралась жить здесь, в Хааленсваге, из милости? А со мной ты стала бы дротнинг!
— И пробыла бы дротнинг до первой конунговой дочки, что тебе глянется, — отрезала Неждана.
Ответить на это Свальд не успел, потому что Харальд вдруг шипяще вымолвил:
— Хватит. Ярл Свальд, если хочешь разобраться со своей женой, отведи ее в сторону и поговори. Кейлевсдоттир, ты обещала мне хлеб и…
— Никуда он ее не отведет, — торопливо бросила Забава.
А следом пригнула голову. Глянула на Харальда хоть и снизу вверх — но уже исподлобья. Объявила, чувствуя, как все быстрей колотится сердце:
— Если ярл Свальд хочет что-то сказать Ниде, женщине из моего поместья — пусть говорит при мне. Наедине он с ней не останется. И помните, вы оба поклялись, что войдете и выйдете гостями…
Свальд оскалился, но Харальд метнул на него непонятный взгляд. И ярл вдруг успокоился. Даже губы растянул пошире, превратив оскал в улыбку. Проговорил медленно:
— Я не знал, Кейлевсдоттир, что в твоем Хааленсваге мужья говорят с женами только под твоим присмотром. А сесть за стол рядом с моей женой ты позволишь? Время к ужину. У меня в брюхе уже пусто!
— Если она сама этого захочет, — настороженно сказала Забава.
И посмотрела на Неждану. Та неожиданно усмехнулась — легко, бесстрашно. Затем уронила:
— Ступай вместе с родичем в залу для пиров, ярл Свальд. Я проверю, как там дела на кухне, потороплю рабынь — и тоже приду. Разделю с тобой хлеб и эль.
А потом Неждана быстро зашагала по причалу. Свальд развернулся, качнулся вслед за ней…
Но остался на месте. Даже шага не сделал.
— Приветствую тебя, конунг Харальд, — поспешно сказал Кейлев, до этого молча стоявший за спиной у Забавы.
— И я тебя приветствую, конунг, — скороговоркой выпалил Болли, державшийся рядом с отцом.
Харальд кивнул, на мгновенье задержал взгляд на Кейлеве, словно хотел спросить его о чем-то. Но потом перевел взгляд на Забаву.
И она, внезапно осознав, что медлит, не делая положенного, громко объявила:
— Ступай за мной, конунг Харальд. Твои люди пусть тоже идут в зал для пиров. В Хааленсваге никто из них не останется голодным…
Харальд, не проронив ни слова, взмахнул рукой, подавая знак своему хирду, оставшемуся на драккаре. А когда Забава заторопилась к скалам, двинулся за ней следом.
Но у самой лестницы Харальд ее догнал. И первым шагнул на ступеньки — как раз с той стороны, где они обрывались. Сразу же протянул руку, чтобы оперлась…
Забава мотнула головой, отказываясь. Снова коснулась ладонью скальных выступов, начала молча взбираться по лестнице, чувствуя на себе косой взгляд Харальда.
Бывший муж шагал по ступенькам вровень с ней, не обгоняя и не отставая. Ногу в сапоге, подбитом моржовой кожей, ставил у самого края досок — рядом с пустотой. Иногда быстро посматривал вниз…
Лучше пока ничего не говорить, думал Харальд, косясь на девчонку. А то дернется прямо на ступеньках — и оступится.
Пока достаточно и того, что Сванхильд уже не выглядит заморышем, как это было в Упсале. Щеки у нее округлились, на них играет румянец — то ли от смущения, то ли от карабканья по лестнице.
А когда ветер раздувает края накидки, виден живот. Не настолько большой, чтобы мешать ей бегать, но заметный. Значит, со Сванхильд пока все в порядке. Осталось лишь вернуть ее себе. На его змея в этот раз она посмотрела уже вблизи. Глянула настороженно, чуть пугливо — но панического ужаса в ее глазах не было…
Харальд молчал до тех пор, пока они не вошли в зал для пиров. Рабыни уже успели зажечь здесь светильники, расставили столы — а в очаге позади хозяйского стола понемногу разгоралась дубовая колода.
Только тут Харальд бросил:
— Нравится ли тебе дом, который ты получила от меня в утренний дар, Кейлевсдоттир? Я строил его сам. И скажу честно, лучшей хозяйки для него не нашел бы.
Складно говорит, отчужденно подумала Забава. Но врет по-прежнему — лучше тебя, дескать, никого нет…
А потом она ровно ответила:
— Поместье и впрямь хорошее. Сразу видно, что строил его умелый хозяин. И я благодарю тебя за такой щедрый дар. Но что касается хозяйки — так ведь ты, конунг Харальд, удачлив не только в бою. С женами тебе тоже везет. Одну зачаровали, и сразу другая нашлась…
Забава осеклась, слишком поздно сообразив, что в словах ее звучит неприкрытая ревность.
Харальд на ходу спрятал улыбку. Подумал довольно — она ревнует. Значит, рана по- прежнему болит, и Сванхильд все еще думает о нем.
А подброшу-ка я дров, решил Харальд. И громко объявил:
— Тут ты не права, Кейлевсдоттир. Когда дело доходит до баб, удача мне изменяет.
Одна жена сбежала. Вторая оказалась ведьмой, пожелавшей отправить меня в бездну Гиннунгагап…
Сванхильд, как раз в это мгновенье дошагавшая до хозяйского стола, резко остановилась.
И Харальд тоже замер на полушаге. Ожидал, что девчонка бросит на него жалостливый взгляд, но она продолжала смотреть вперед, на громадный очаг по ту сторону стола. Даже губами чуть шевельнула, словно проговаривала что-то про себя. То ли подбирала слова, то ли ругалась беззвучно.
А у Харальда, пока он глядел на нее, пересохло горло. Губы у Сванхильд обветрились, их обвели густо-розовые тени — и на нижней губе, как раз посередке, залегла маленькая трещинка. До тяжести внутри, до спертого дыхания ему вдруг захотелось пройтись по ней языком…
Но в следующий миг Сванхильд молча развернулась. Потом зашагала вокруг стола, так и не взглянув на него. А Харальд, резко выдохнув, швырнул ей в спину:
— Поэтому мне пришлось убить ведьму, Кейлевсдоттир! И теперь я снова холост. Снова один, без жены!
Сванхильд, обойдя дальний торец стола, бросила на него оттуда колючий взгляд. Даже прищурилась яростно — непривычно, но, похоже, искренне.
И Харальд, чуть не расхохотавшись, заткнул за пояс секиру. Затем оперся о хозяйский стол одной рукой и перемахнул через столешницу. Встал на ноги рядом с большим хозяйским стулом, к которому спешила Сванхильд…
Она не остановилась, не сказала ни слова. Только снова глянула со злостью.
И посмотрела ему в глаза, что для него теперь было редкостью.
— Вот потому я и приплыл сюда, Кейлевсдоттир, — заявил Харальд на весь зал.
Свальд, Кейлев и Болли уже стояли перед хозяйским столом. Смотрели спокойно, безучастно.
За их спинами в зал входили воины. Торопливо, не говоря ни слова, рассаживались по лавкам. На лицах тех, кто успел занять место поближе к конунгу, было деланное равнодушие. Но ближе к дверям мужики не прятали ухмылок. Все знали — на пирах, где бывает конунг Харальд, не соскучишься. А здесь ожидался не просто пир. Конунг приплыл, чтобы вернуть свою беглую жену…
Харальд тем временем уронил:
— Дошли до меня слухи, что у Кейлева, который прежде служил мне верой и правдой, опять появилась незамужняя дочь. А я нынче живу без хозяйки. Некому мне эль сварить, постель постелить…
— Да и согреть! — рявкнул кто-то от дверей зала.
Харальд широко улыбнулся. Змей над плечом изогнулся крюком. В зале послышались смешки.
Девчонка в ответ глянула еще злей.
Понятно, что сейчас будет, яростно подумала Забава. Но сватовство по любым обычаям — не оскорбление. Этим Харальд свое слово не нарушит…
Забава вдруг обрадовалась тому, что несколько мгновений назад решила не сажать Кейлева на лучшее место за хозяйским столом. Хотя здесь, в Хааленсваге, она так поступала каждый день. По старшинству полагалось во главу стола сажать отца — по родному, по ладожскому обычаю, который она чтила…
Да и самой не хотелось сидеть там, где прежде пировал Харальд.
Но теперь все изменилось. Харальд все-таки появился. А раз она сама пошла к хозяйскому месту, стало быть — все здесь решает ее воля. С нее и спрос. Что бы ни случилось, что бы она не сказала…
Забава наконец дошагала до разлапистого хозяйского сиденья, по ту сторону которого стоял Харальд. Но стоило ей остановиться, как он обернулся к залу. И рявкнул:
— Кейлев! Отдашь мне свою дочь в жены? Знай, что на выкуп я не поскуплюсь. И утренний дар ей назначу щедрый! Один утренний дар я твоей дочери уже отдал, так что теперь ты знаешь — не обману!
Мужики захохотали. Забава ухватилась за резную спинку стула — чтобы хоть так руки занять, а не сжимать кулаки от злости. И резко сказала:
— Не того спрашиваешь, конунг Харальд.
Хохот в зале почти мгновенно стих — но воины продолжали улыбаться.
— Я не выйду за тебя замуж, — сказала Забава, пригибая голову.
Движенье вышло каким-то волчьим. И она внезапно ощутила, как давит на кожу мешочек, спрятанный на груди под одеждой. Затем добавила, возвысив голос:
— Не годится орлу с безродной лесной сойкой одно гнездо вить. Ищи себе пару под стать, конунг Харальд. И по полету, и по перу!
Он медленно кивнул, не сводя с нее взгляда. Широкая улыбка вдруг обернулась кривой ухмылкой — странной, сожалеющей. А следом Харальд заявил:
— Слова мудрые… но не торопись, Кейлевсдоттир. Сначала о таком спрашивают отцов. Твой черед придет потом.
Он снова отвернулся от нее. Бросил спокойно, даже как-то равнодушно:
— Что скажешь, Кейлев?
— Я-то согласен, — объявил старик. Затем сказал, посмотрев на Забаву: — Но мою дочь тоже следует спросить. Она хозяйка Хааленсваге. Та, при виде которой чары с тебя спали, конунг…
— Вот теперь говори, Сванхильд, — разрешил Харальд, поворачивая голову.
Забава стиснула резные завитушки так, что пальцы побелели. Выдохнула со злостью:
— Боюсь, я непочтительная дочь…
А в следующий миг ладонь Харальда накрыла ее руку, лежавшую на спинке стула. Сжала крепко, но боли не принесла.
— Так стань почтительной, — тихо уронил Харальд, глядя Забаве в глаза. — Или ты не знаешь, что у нас за непочтительность бабы к ответу могут призвать ее родичей? Тебя я не трону, а вот их…
Забава резко выдохнула. Потом сказала медленно, пытаясь выровнять дыханье:
— Это я знаю, конунг Харальд. Только иногда за своих родичей бабы мстят…
Тепло руки, накрывшей ее ладонь, путало мысли. Пальцы Харальда дотягивались до кожи повыше запястья, уже под рукавом. Пока Забава говорила, он успел погладить ей предплечье — коротко, быстро. Кожу царапнули мозоли, по руке потек жар…
И даже колючая боль от того, что смотрела ему в глаза, показалась вдруг не такой острой.
Зачем он так, горестно подумала Забава. Руку гладит, а словами грозит. И ведь не ей — тем, за кого она в ответе, кто в трудную пору пошел за ней. Угрожает другим, чтобы смирить ее. Все как прежде…
Только укорять Харальда нет смысла, тут же пролетело у нее в уме. Да и местью пугать глупо. Харальд лишь посмеется над такими речами. Он силен, он конунг — и говорить с ним надо как с конунгом.
Забава заставила себя улыбнуться. Растянула губы почти также широко, как недавно Харальд. Затем громко объявила:
— Но бывает и по-другому, конунг Харальд. Жена, что идет замуж, испугавшись за родичей, потом варит мужу горький эль. И постель ему греет одним боком, а не спиной!
Мужики в зале радостно загоготали. Неждана, только сейчас забежавшая в зал, подумала с изумлением — ох и разошлась Забава Твердятишна! Чтобы она, да такие слова говорила?
А потом Неждана зашагала к хозяйскому столу, на ходу прикидывая, сдержат ли гости слово, данное во фьорде. И не поможет ли Свальд успокоить конунга, если тот разозлится после слов Забавы…
Харальд, метнув быстрый взгляд на своих людей, снова посмотрел на Сванхильд. Губы у него изогнулись в усмешке — на этот раз теплой, от души.
А ты кое-чему научилась, дротнинг, мелькнуло у Харальда. И он придавил мелкую ладонь Сванхильд еще сильнее — но так, чтобы не до боли. Опять прошелся кончиками пальцев повыше хрупкого запястья. Следом застыл, борясь с желанием дотянуться до локтя. Дотянуться, погладить тонкую руку всей ладонью, задрав рукав грубой шерстяной рубахи, скрывавшей кожу — нежно-прохладную, как прежде. И плевать, что люди смотрят…