Выходит, она теперь почти вровень с ним? И Хелева божья сила сделала его слабым перед Рагнареком, его же собственным щенком?
А следом Харальду вдруг вспомнились, стремительно и быстро, слова Ёрмунгарда, которые тот сказал при последней встрече — почему люди говорят, что заводить сыновей дело хорошее? И Харальд уже в который раз пожалел, что не придушил всех ведьм в сараях. И Убби вместе с ними.
— Значит, ты собралась уплыть на моем подарке, Сванхильд? — уронил наконец Харальд.
Голос его был снисходительным и насмешливым.
— Что ж, в гавани Упсалы драккаров полно. Выбирай любой. Вот только для драккара нужна команда. Или ты собралась грести сама? Может, и парус поставишь?
Жена, глядя ему в лицо, судорожно вздохнула. Сзади, за спиной Харальда, в толпе, кто- то хохотнул.
Но смех резко перешел в надсадный кашель, точно чья-то рука врезала весельчаку под ребра. И опять стало тихо. Люди молчали, глядя в сторону помоста с угрюмым, чуть насмешливым любопытством.
Пусть осознает, какую глупость ляпнула, быстро подумал Харальд. Глядишь, и одумается. Нельзя позволять ей бунтовать. Один раз почует свою силу, сообразит, что к чему — и будет у него вторая хозяйка. Конечно, Сванхильд далеко не Труди, в теле которой сидела богиня. Но жена поступает разумно через раз, а то и через два. Поэтому волю ей давать нельзя…
Да еще при всех!
На посмешище меня выставил, как-то отстраненно подумала Забава. Конечно, она сама сплоховала — прилюдно с ним заговорила. Но до чего же в груди ноет…
И за себя щемит, и за Гейрульфа этого, на все ради девки пошедшего. Жаль мужика. Жаль, что не смогла, не успела — а Харальд стоял да смотрел, как его убивают!
А вдруг Гейрульф еще жив, внезапно мелькнуло у Забавы. И она, уцепившись за эту мысль, тут же глянула мимо Харальда. Спросила, возвысив голос так, что живот закололо болью:
— Что с Гейрульфом?
В ответ ожидала услышать что угодно — и смешки, и тишину. Но один из мужиков, стоявших рядом с окровавленными телами, откликнулся с готовностью:
— Дышит, дротнинг! Видать, Убби бил уже с ножом в глазу… и рука ослабла! Только вспорол Гейрульфу кровяную жилу, ту, что сбоку!
Может, выживет, с надеждой подумала Забава. Следом уронила, взглянув на Кейлева:
— Отец, помоги ему. Мне больше некого…
— Перевяжите его! — неожиданно рявкнул Харальд, перебив Забаву.
И, развернувшись к воротам, крикнул:
— Ларс, найди мужика с искусными руками, пусть зашьет Гейрульфу раны! Да побыстрей! И распорядись, чтобы Гейрульфа после этого отнесли в женский дом, в одну из опочивален. Приставь к нему кого-нибудь. Но пусть запомнят все — Гейрульф свой эйнвинги выиграл честно! Норны признали его правоту, присудив ему удачу и сохранив жизнь! Всякий, кто в этом усомнится, враг мне!
Затем Харальд развернулся. Сказал уже обычным тоном:
— Вернись в женский дом, дротнинг.
Он не приказал, не попросил — а равнодушно бросил, словно говорил о чем-то неважном. Но уже не отвернулся. Стоял к ней лицом, с секирой в одной руке, прищурив голубовато-серебряные глаза.
Хитер, рассержено решила Забава. О Гейрульфе позаботился, чтобы ее подкупить? Да еще велел отнести мужика в женский дом, куда и ее отсылает. Ох, хитер!
А сам, наверно, в этом женском доме не раз и не два эту Труди на ложе возводил. Целовал-ласкал…
Одежда досталась мне от нее, и ложе ждет, ей согретое, мелькнула у Забавы мысль, горькая до рези в горле. Она сглотнула, подумала — и ведь не в первый раз такую обиду сглатываю. Было у Харальда с Красавой, было и с Труди… а может, еще с кем, только ей про это неведомо. А ведь даже года вместе не прожили!
И, снова утонув в ярости, Забава резко бросила:
— Хоть на этот раз сдержи свое слово, конунг Харальд! Пригляди за тем, чтобы Гейрульфа не бросили помирать во дворе!
По тому, как ощерился Свальд, она тут же осознала, что ударила больно. Но не огорчилась — наоборот, ощутила легкую тень облегчения. Не одной же ей боль терпеть? Пусть-ка и Харальд хлебнет горького…
Однако муж в лице почти не изменился. Только глаза прижмурил так, что те спрятались под короткими щеточками пегих ресниц.
— А за драккар тебе спасибо, Харальд Ёрмунгардсон, — проговорила Забава, уже следя за своим голосом. — И за меня ты не беспокойся. Хирд для своего драккара я найду.
Потом она мимолетно обрадовалась тому, что смогла произнести все так, как хотела. Ровно, бестрепетно, без бабьего писка. Следом перевела взгляд на Болли. Попросила — и вот тут уже голос дрогнул:
— Отнеси меня к Гейрульфу. Посмотрю, как его зашивают. А потом мне надо будет добраться до фьорда… найдешь какую-нибудь подводу? И может, проводишь меня до берега?
И об одежде придется попросить, сообразила вдруг Забава с легким страхом. А еще о еде. Не сидеть же на драккаре одной, без припасов? Хоть и лечит ее дитя, но всякому живому еда нужна!
Болли покосился на отца. Старик, раздосадовано вздохнув, все же кивнул. Только после этого брат развернулся, бросив быстрый извиняющийся взгляд на конунга.
Неждана, стоявшая перед ступенями, обронила, когда Болли ступил на землю:
— Я тоже пойду с тобой, дротнинг.
Свальду это не понравится, мелькнуло у Забавы. Но она безмолвно склонила голову, соглашаясь. Потом устало прижалась щекой к плечу Болли. Подумала с вымученной насмешкой — похоже, весь ее хирд из Нежданы и будет состоять…
Брат зашагал вокруг помоста. Люди давали ему дорогу, толкались, освобождая проход. Смотрели на дротнинг хоть и с насмешкой, но беззлобно. Пару раз Забава даже поймала взгляды, в которых было что-то похожее на уважение.
Мы еще поговорим, дротнинг, разъяренно подумал Харальд, разворачиваясь и следя за тем, как Болли несет разобиженную Сванхильд к Гейрульфу.
Какой бы драккар девчонка не выбрала, без хирда он не уплывет
Пока Харальд разглядывал жену, сквозь толпу к Гейрульфу протолкался немолодой мужик, посланный Ларсом. Кто-то передал ему флягу с крепким элем, чтобы обмыть раны. А одного из молодых парней тут же послали за нитками, иглой и чистым тряпьем.
Сванхильд, которую Болли наконец донес до Гейрульфа, в сторону помоста ни разу не оглянулась. Харальду сверху был виден лишь ее затылок, укрытый синим платком — да перевязанная рука, заброшенная на плечи Болли.
Над толпой тем временем нарастал гул разговоров. И многие начали поглядывать в сторону конунга выжидающе.
Пора заканчивать, мелькнуло у Харальда. Плохо, что Сванхильд здесь… знать бы еще, когда она появилась возле помоста? Успела жена увидеть смерть Труди и Брегги — или Болли принес ее сюда перед тем, как настал черед Асвейг?
В любом случае, ведьм следовало побыстрей казнить. Вот только Сванхильд…
Ее сюда никто не звал, холодно подумал вдруг Харальд. Явилась сама. И она всегда вольна уйти.
Но если останется, он посмотрит, поумнела ли Сванхильд. Научилась или нет видеть во враге, как положено, врага — не хныча о жалости и не распуская соплей. Стала ли она наконец той, кем должна была стать. Дротнинг конунга Харальда…
С этими мыслями он оглянулся. Бросил:
— Свальд!
Брат, уставившийся на Ниду, которая вслед за Сванхильд затесалась в толпу, перевел взгляд на Харальда. Губы у Свальда были сжаты так, что рот казался тонкой прорезью.
— Пусть приведут Исгерд. И уберут отсюда эту ведьму. — Харальд кивком указал на Асвейг, замершую у края настила.
Свальд, опять скользнув взглядом по Ниде, заорал:
— Сигурд! Тащи сюда Исгерд! А эту девку отведи к стражникам… да рот ей заткни!
Следом брат зачем-то объявил:
— И пусть все знают, что вдова Гунира примет смерть за то, что послала дочек Гунира околдовать дротнинг!
Неужто ради Сванхильд старается, хмуро подумал Харальд. Чтобы та знала, почему умрет старая ведьма — и не вмешивалась, дав людям еще один повод позубоскалить…
Или Свальду не по себе от того, что Нида сейчас увидит, как он душит бабу?
Возле Гейрульфа Забава пробыла до тех пор, пока ему не зашили раны — и не унесли.
К тому времени на помосте успели задушить еще двух баб, Исгерд и Свалу.
Болли, стоявший спиной к помосту, время от времени крутил головой, украдкой поглядывая на казнь. А Забава смотрела лишь на лицо Гейрульфа, до самого лба заляпанное кровью и распоротое от глаза до нижней челюсти. Смотрела так же, как когда-то на тетку Насту — равнодушно, отсутствующе. Не щурясь, не позволяя дрожать губам. Потому что вокруг были люди, глядевшие не только на помост, но и на нее…
Она могла попросить Болли развернуться, чтобы не ловить на себе чужие взгляды. Могла, но не хотела. Так было легче. И Забава ощущала постыдное облегчение, поскольку у нее сейчас была малодушная отговорка — мол, не до казни, надо присмотреть, как Гейрульфу раны зашивают. Не истечет ли он кровью прежде, чем наложат последний стежок?
Но когда придушили ведьму по имени Свала, и люди в толпе заговорили в полный голос, обсуждая все увиденное и услышанное, у Забавы вдруг мелькнуло — а если Харальд теперь к ней подойдет? Она сразу же напряглась, под плащом накрыв здоровой рукой живот. Нахмурилась невольно…
Только он не подошел.
В следующий раз на помост Забава посмотрела, когда Болли уже шагал в сторону скотного двора, за подводой. Однако на возвышении никого не оказалось. Даже трупы ведьм с него успели убрать.
И все-таки Харальд напомнил ей о себе. Стоило Болли выбраться из поредевшей толпы, как их обступили мужики. Человек двадцать, не меньше, в полной воинской справе, при кольчугах и щитах. Самый старший, с рыжевато-русой окладистой бородой, громко объявил:
— Конунг приказал проводить дротнинг до драккара, который она себе выберет!
Видать, не нужна я ему больше, мелькнула у Забавы яростная думка. И она, вскинув голову, одарила бородатого мужика равнодушным взглядом. Потом застыла, глядя только перед собой. Так и сидела на руках у Болли, не шевелясь — до тех до тех пор, пока до скотного двора не осталось всего ничего, каких-нибудь тридцать шагов. Здесь Неждана, шагавшая сзади, вдруг бросила:
— Я схожу за твоей одеждой, дротнинг.
И ящеркой ускользнула в просвет между двумя рабскими домами, стоявшими по правую руку. А встрепенувшаяся Забава даже не успела ей сказать, что своей одежды у нее здесь нет. Все чужое, доставшееся от ведьм, которых убил Харальд!
Однако стыд, проснувшийся внутри от этой мысли, оказался каким-то измученным. Не жег так сильно, как прежде, когда Харальд предлагал ей наряды с чужого плеча.
В другое время не взяла бы, зло решила Забава. Но теперь надо было заботиться не только о себе. Пришла пора вспомнить о сыне, который все никак не пробуждался, не шевелился в животе…
Драккар для Забавы выбрал сам Кейлев. Небольшой, но ладный. Воины, всю дорогу до фьорда прикрывавшие подводу с Забавой щитами, выбрали причальные концы и подтянули драккар поближе к мосткам. Затем постояли у шатких сходен, пока Болли переносил Забаву на борт. А следом расселись по краю настила мостков, свесив ноги вниз, издалека походя на диковинных птиц в железной чешуе…
Болли, пристроив Забаву на носу, меж сходившихся бортов, убежал проверять днище. Кейлев тем временем вместе с Нежданой перетаскал на драккар узлы с припасами и тряпьем. Потом подошел к Забаве. Сказал тихо, сев на палубу рядом с ней:
— Пора поговорить, дочь.
Забава, опиравшаяся спиной на один из бортов, устало кивнула, соглашаясь. Подумала — и впрямь, пора.
— Нам надо решить, что делать дальше, — помолчав, уронил Кейлев. — По правде говоря, сначала я хотел тебя отругать. Глупей глупого — уходить от такого мужа, да еще на сносях. Но поразмыслив, я решил, что ты права. Если не хочешь, чтобы конунг снова завел себе вторую жену, то так и надо поступать. То, что в этот раз случилось из-за колдовства, в другой раз случится из-за баловства…
Кейлев смолк, пошевелил губами, точно подбирая слова. А Забава, глядя ему в лицо, заметила красноту, залившую белки выцветших голубых глаз. И то, что морщины у старика стали резче. Все из-за бессонной ночи? Или из-за того, что сделала приемная дочь?
— И все же самого главного пока не случилось, — негромко сказал Кейлев. — Чтобы уйти от мужа по-настоящему, ты должна три раза пройтись от ложа конунга до двери. Сама, на своих ногах, при свидетелях. А сейчас ты даже стоять не можешь, не то что идти. И ложе твоего мужа не здесь. Стало быть, ты по-прежнему его жена. Кстати, стражники, которых конунг послал присматривать за тобой, остались на причале. Я уверен, что они будут сторожить твой драккар до ночи, а потом сюда придет конунг. Придет за тобой, Сванхильд.
Забава стиснула зубы. Наваждением перед глазами встало — Харальд, целующий Труди…
И ее теми же губами целовать будет? Не сразу, так потом полезет?
— С этим ничего не поделаешь, — с расстановкой проговорил Кейлев, словно отвечая на ее мысли. — Конунг придет за своим. За женой, отданной ему при всем войске. Если мы поднимем парус и отойдем от берега, стражники возьмут лодки и погребут следом. Ветер слабенький, так что не отстанут. И конунг все равно нас отловит. Будь на драккаре хотя бы два десятка мужиков, мы ушли бы от стражников на веслах и на парусе. Но и тогда нам далеко не уплыть. За устьем фьорда Меларен начинается море, где хозяйничает Ёрмунгард. И вот что… прошлым вечером тут вовсю ходили волны, а теперь на фьорде лишь мелкая рябь. Думаю, Мировой Змей уже знает, что его сын освободился от ведьминых чар, оттого и успокоился. Но при нужде он пригонит наш драккар туда, куда захочет конунг Харальд. Тебе от него не уйти, Сванхильд. Даже если мы с Болли возьмемся за мечи, задержим его ненадолго.
Кейлев опять смолк, словно давая время все осознать.
— Драться ни к чему, — выдохнула Забава. — Придет так придет. Сегодня я с Харальдом уже встречалась, если что, повидаюсь снова. Но по своей воле с драккара я не уйду. Разве что Харальд силой потащит…
Кейлев вздохнул. А следом вытащил из-за ворота рубахи кожаный шнурок, на котором висел тряпичный узелок. Развязал и разложил то, что скрывалось внутри, по растопыренной ладони. Затем протянул Забаве. Сказал вполголоса:
— Вот. В свое время конунг велел мне припрятать эту штуку для тебя, Сванхильд. Тогда я не смог… а этой ночью Нида нашла ее под тряпьем, когда рылась в сундуках Труди Гунирсдоттир. Лежала на самом дне сундука. Узнать бы еще, как она туда попала!
На костистой ладони Кейлева поблескивала цепь из золотых колец. Больших, широких, гладких, точно отлитых по одной мерке. На концах цепи, свесившихся с ладони, болтались завязки из кожи, похожей на змеиную.
— Я собирался отдать ее конунгу, когда мы окажемся наедине, — уронил Кейлев. — Но не вышло. Конунг Харальд ночью был занят на допросе, а я сидел в опочивальне. И цепь осталась при мне. Мы можем спрятать тебя под палубой, на донном настиле. Набросаем там тряпья, чтобы ты не замерзла. И даже если конунг вывернет все половицы, чтобы заглянуть под палубу, он тебя не найдет.
Сам не найдет, у вас спросит, мелькнуло у Забавы. Как ни ври, но Харальд вытянет правду. А если шибко озлится…
Она помолчала пару мгновений, глядя на цепь. И, облизав губы, которые опять пересохли, уронила:
— Выходит, этот драккар теперь как ловушка. Уплыть на нем я не могу. А если попробую набрать себе хирд из рабов и рабынь, что есть в Упсале, стражники их не пропустят.
— Какие рабы? — буркнул Кейлев, мгновенно помрачнев. — Хочешь, чтобы тебе горло ночью перерезали? Это только для наших ты дротнинг Сванхильд Тихое Слово!
Уже не Тихое, пролетело в уме у Забавы. После того, что было утром…
— Все помнят, при виде кого конунг Харальд приходит в себя, — хмуро продолжал Кейлев. — Конечно, на твой драккар никто из наших не придет. В поход с тобой не сходишь, богатую добычу не возьмешь. Но наши мужики всегда отнесутся к тебе с почтением. А вот для рабьего мяса ты будешь одной из нас, из хозяев!
Да я не хозяйка даже своей жизни, безрадостно подумала Забава.
И вдруг разозлилась на себя. На то, что сидит здесь безвольной дурой. Не зря приемный отец напрямик сказал, что о ней думает. Что она покапризничает проучит Харальда, чтобы тот о второй жене больше не помышлял — а потом вернется к мужу.