Где-то хлопнула дверь, и Хельга увидела, что в коридор вышел давешний харизматичный Евгений - уже практически по-домашнему, в тонком свитере и легких брюках, с чашкой в руке. Приблизившись к стойке, он улыбнулся администратору и напомнил:
- Вы что-то говорили про кофе.
- А, конечно! - брюнетка нырнула под стойку и вытащила банку растворимого кофе. Поставив ее перед гостем, она бросила через плечо:
- Извините, девушка, ничем не могу помочь.
Хельга шмыгнула носом и поняла, что сейчас расплачется. Евгений смерил ее спокойным изучающим взглядом и осведомился:
- Проблемы?
- Девушка дату заезда перепутала, - объяснила администратор. Она смотрела на Евгения так, словно хотела схватить его за воротник, утащить в ближайший угол и отдаться с таким пылом и страстью, что всех порнозвезд разорвало бы от зависти. А он рассматривал Хельгу, и Хельге хотелось наконец-то снять обувь и куртку, залезть в душ, а потом свернуться калачиком в кровати и уснуть.
Даже у хиппи бывают трудные времена.
- И когда ее дата заезда?
- Двадцатого, - в голосе администратора появились отчетливые нервные нотки, словно Хельга теперь ужасно мешала ей одним своим присутствием в этом мире. - Через пять дней.
- Ну не на улицу же ее выгонять, - с какой-то отстраненной усталостью произнес Евгений. - Заселяйте ко мне, что ли. В номере есть диван.
Администратор пожала плечами.
- Даже не знаю… - сказала она. Хельга, у которой наконец-то появилась надежда, снова придвинула к брюнетке свой паспорт.
- А тут либо заселять, либо возвращать ей деньги, - проронил Евгений, и Хельга едва не хлопнула себя по лбу: как же она сама до этого не додумалась! - И наверняка с неустойкой, которую вычтут именно с вас.
Администратор устало вздохнула и принялась вбивать в файл данные из Хельгиного паспорта. Весь ее вид так и говорил: как же вы все меня достали. К Хельге окончательно вернулось привычное легкое расположение духа, и она снова стала думать, что жизнь замечательная штука, и ей сегодня снова невероятно повезло. Она приехала в Москву, скоро у нее будут деньги на простенькие обеды, а еще ей удалось заселиться в один номер с самым невероятным человеком на свете.
- Евгений Андреевич Лефевр, - представился ее новый сосед. - А вас как зовут, милая барышня?
- Хельга Болотникова, - промолвила Хельга. Недавний трепет вновь охватил ее, и Хельга, которая никогда не лезла за словом в карман и умела найти общий язык с абсолютно любым человеком, вдруг обнаружила, что совершенно растерялась и не знает, что говорить и как себя вести. - Я вас точно не стесню?
Сосед улыбнулся, но взгляд остался прежним - усталым и пронизывающим. Так могла бы смотреть смерть в ноябре.
- Ни в коем случае, - ответил он. - Заселяйтесь.
***
Алита приснилась ему как обычно, под утро. Лефевр увидел ее настолько отчетливо, что на какое-то мгновение решил, что это не сон, и она действительно стоит рядом, протягивая ему открытый контейнер с артефактом.
- Огюст-Эжен, посмотри, - встревоженно сказала Алита. - Что это?
Старое перо, которое обладало властью открывать врата между мирами, сейчас наливалось пульсирующим тревожным светом. Через равные промежутки времени свет темнел, чтобы потом вспыхнуть снова, и Лефевр всей шкурой ощутил боль и страх живого существа на пороге смерти.
- Отойди, - сказал он Алите, забирая контейнер. - Кажется, оно умирает.
- О Боже, - прошептала Алита по-русски и тотчас же закрыла рот ладонью. А потом свет внезапно вспыхнул ярче тысячи солнц, и в мире не было ничего, кроме этого света.
Лефевр открыл глаза и несколько минут лежал неподвижно, глядя в темноту. До утра было еще очень далеко, но хостел, похоже, никогда не спал. На кухне негромко звенела посуда, в общей душевой шумела вода, и где-то едва слышно разговаривали мужчина и женщина. Протянув руку к прикроватной тумбочке, Лефевр взял смартфон - половина пятого. Спать бы еще и спать.
Но ему не спалось.
После того, как Перо погибло, и последняя вспышка энергии выбросила Лефевра в другой мир, он почти перестал спать.
Где-то хлопнула дверь, и в коридоре послышались шаги. Лефевр вздохнул и вытянулся на кровати, чувствуя, как устало гудят мышцы. На него неотвратимо наваливался очередной день безумия.
Лефевру несказанно повезло. После того, как свет, излучаемый артефактом, погас, он обнаружил, что сидит на берегу огромной, тревожно-серой реки, и вид, открывавшийся перед ним, был одновременно великолепным и ужасным. Лефевра выбросило в Ленинград, родной город его матери - он видел эти здания только на картинках, которые она рисовала, но сразу же понял, где находится, и осознал, что стал таким же скитальцем между мирами, как и мать.
Это было действительно страшно. Понимание потрясало и калечило душу - Лефевру понадобилось около часа, чтобы взять себя в руки, подняться и пойти куда-то вперед. Он не знал, куда направляется, он ничего не знал, кроме того, что утратил свою жизнь и должен вернуть ее как можно скорее.
Теперь, спустя три года, Лефевр мог с уверенностью сказать, что так ничего и не вернул - но пока ему было достаточно того, что он смирился со своей потерей до такой степени, чтобы продолжать жить и не прекращать поиск.
Одним из самых пугающих открытий оказалось то, что на Земле не было магии. Во всяком случае, все волшебство, которое видел Лефевр, порождалось им самим. Злонамеренный ведьмак, он мог читать мысли окружающих и немного управлять ими, к удивлению своему умел применять какие-то сузианские заклинания, но вся магия заканчивалась тогда, когда он переставал действовать. Этот мир был отчаянно пуст и не осознавал своей пустоты.
Лефевра это пугало до дрожи.
Он знал, что его собственных сил никогда не хватит, чтобы вернуться домой. Артефактов на Земле не существовало. Оставалось только одно - продолжать поиск, надеяться, что однажды он все-таки сумеет найти то, что поможет открыть врата между мирами, и верить, что Алита ждет и дождется.
Алита была его главной болью.
Лефевр хотел верить, что она ждет. Эта вера была особенно крепка в солнечные дни - тогда он почти знал, что все будет хорошо, пусть это всего лишь слова. Он не сомневался, что сможет вернуться. Но потом солнце уходило за облака, и Лефевр понимал, что тешит себя напрасными надеждами. Прошло три года. Практически вечность. Он может вернуться и увидеть, что Алита стала женой какого-нибудь в высшей степени замечательного человека.
Если сперва эта мысль казалась ему нелепой, то со временем Лефевр стал признавать ее разумную реалистичность. Он ни в коем случае не мог винить Алиту за ее возможное решение оплакать потерю, принять ее и продолжать жить дальше. Но, когда Лефевр начинал думать о том, что Алита его все-таки не дождалась, то отчаяние и желание продолжать поиск становились почти фанатичными.
Говорят, у каждого человека есть своя тень - та часть, в которую прячутся все дурные мысли, наклонности и желания. Порой Лефевр думал, что эта тень заняла всю его жизнь. Он осознавал, что постепенно превращается в такого человека, каким никогда не хотел быть - осознавал, боялся и ничего не мог поделать.
- Не спится? - подала голос девушка с дивана. Несколько минут назад ее глубокое и размеренное дыхание стало быстрее, а потом она едва слышно шевельнулась, просыпаясь. Должно быть, Лефевр разбудил ее, когда потянулся за смартфоном.
- Я мало сплю, - негромко сказал Лефевр. Хельга перевернулась на живот и приподнялась на локтях, глядя в его сторону.
- А что так?
- Не знаю.
Хельга почти ничем не отличалась от бродяг в его мире. Лефевр предложил ей кров только потому, что на какое-то мгновение увидел в ее ауре таинственный темно-синий отблеск.
Магия. Это была самая настоящая магия. Лефевр невероятным усилием воли сдержал все порывы души, чтобы не спугнуть это легкое, загадочное сверкание. Тощая низкорослая девчонка с каштановой косой и бесчисленным количеством бисерных браслетов на запястьях хранила в себе чудо и не знала об этом.
- Хотите чаю? - спросила Хельга. - У меня есть классный сбор из трав. Я сама собирала на Ольхоне.
Лефевр подумал, что чаек может оказаться чересчур забористым.
- Хочу, - сказал он. - Пойдемте на кухню.
***
Кухня была пуста и тиха. Здесь горела всего одна маленькая лампа возле окна, и Лефевр не стал включать верхний свет. Пусть останется так, с легким налетом романтической мистики. Набрав воды из-под крана, Хельга поставила чайник и положила на стол небольшую жестяную коробку. Лефевр осторожно откинул крышку и втянул носом легкий терпкий аромат сухих трав.
- В самом деле бодрит, - заметил он. - Откуда вы в Москву?
Ему казалось, что на самом деле эта девица далеко не робкого десятка - однако сейчас Хельга выглядела смущенной и слегка взволнованной, словно девушка, которая в первый раз выходит в свет. Она присела на табурет и, бросив на Лефевра застенчивый взгляд, ответила:
- Из Турьевска. А вы?
Лефевр усмехнулся. Подумал, не сказать ли правду.
- Из Питера, - ответил он, в конце концов. Хельга уважительно кивнула.
- Круто. Я там была два раза, - чайник щелкнул, выключаясь, и Хельга, насыпав в чашки по щепотке своего сбора и налив кипятка, поинтересовалась: - А почему вы в хостеле остановились?
Лефевр вопросительно посмотрел на нее, и Хельга объяснила:
- Ну, вы очень солидно выглядите. Такие люди по общагам не живут.
Лефевр пожал плечами. Сухие травинки набухали в кипятке, медленно плыли в воде, окрашивая ее в бледно-зеленый цвет воспоминаний о далеком лете, солнце и чудесах. Запах становился все сильнее, толкался в ноздри. Аура Хельги была похожа на кусок дыни, который облепили темно-синие бабочки.
Впервые за очень долгое время Лефевр почувствовал облегчение. Надежда, которую он старательно пестовал и выхаживал все эти годы, словно больного ребенка, наконец-то встрепенулась и расправила крылышки.
- Я довольствуюсь малым, - улыбнулся он. - У нас вполне уютный номер, не правда ли?
Хельга поежилась. Должно быть, представила, как шла бы по улице ноябрьской ночью в напрасных поисках нового жилища.
- Правда. Спасибо вам еще раз, - промолвила она и опустила взгляд к чашке. Лефевр подумал, что девушка отчаянно стесняется его - и в то же время всеми силами старается не выдать своего стеснения.
Интересно, что все-таки потребуется для того, чтобы врата между мирами открылись? Лефевр прищурился, мысленно задавая себе вопрос - на что он готов пойти ради возвращения домой? Если, допустим, понадобится перерезать глотку этой девушке, чтобы магия, собранная ею на обочинах бесчисленных дорог, выплеснулась на землю вместе с кровью?
- Не за что, - произнес Лефевр и похвалил: - Хороший чай. Интересный.
На бледных щеках Хельги вспыхнули розовые пятна румянца. Лефевр подумал, что, пожалуй, перерезал бы - а потом смотрел, как льется кровь, как тело дрожит в агонии, как пальцы с коротко подстриженными ногтями и бесчисленным количеством дешевых колечек скребутся по земле… Если бы это помогло ему снова увидеть Алиту, то видит Господь, он пошел бы до конца.
Смог бы он потом смотреть в глаза Алите - уже другой вопрос. И Лефевр не хотел его задавать.
- Чем займетесь в Москве? - спросила Хельга. Лефевр отпил из своей чашки - напиток царапнул рот непередаваемой горечью, но в то же время взбодрил.
- Погуляю, - неопределенно ответил он. - Музеи, дворцы… Вообще я ищу магию. Может быть, найду.
Хельга посмотрела на него с таким ошарашенным видом, словно он при всем честном народе снял штаны на Красной площади.
- Магию? - переспросила она. - Вот никогда бы не подумала, что вы верите в магию.
- Почему же? - поинтересовался Лефевр. Делать второй глоток он не торопился.
- Ну просто вы… - Хельга развела руками. - Такие, как вы, не верят в магию. Такие, как вы, верят в деньги и власть, - выпалив это, она вдруг окончательно стушевалась и добавила: - Наверно.
Лефевр усмехнулся и протянул ей руку ладонью вверх.
- Смотрите, - сказал он и, сосредоточившись, мысленно оживил личное заклинание. Над раскрытой ладонью вспыхнул огненный иероглиф, словно маленький дракон раскинул острые кожистые крылышки. Запахло паленым - золотисто-оранжевый пульсирующий сгусток заклинания обжег кожу.
- Господи..! - прошептала Хельга. Ее карие глаза раскрылись так широко, что в целом непривлекательная девушка на мгновение стала признанной красавицей и добавила: - Твою же мать…
- Так-то, - многозначительно произнес Лефевр и сжал руку в кулак. Заклинание погасло. Некоторое время Хельга сидела неподвижно, глядя туда, где совсем недавно пламенел иероглиф, а потом подняла глаза на Лефевра и спросила:
- А как это?
- Магия существует, - улыбнулся Лефевр и все-таки отпил чая еще раз.
***
Десять тяжелых золотых монет лежали в прозрачном стеклянном контейнере в самом центре массивного стола. Каждую монету украшало маленькое отверстие чуть выше гордого профиля неизвестного венценосца. На другой стороне красовалась пучеглазая сова, раскинувшая крылья.
Вадим подумал, что до сих пор так и не знает, где у этих монет аверс, а где реверс. Но ему было известно точно, что ни в одной стране мира за всю историю планеты таких монет не было.
Две их сестры лежали чуть поодаль, на аккуратно расстеленном носовом платке с вензелем.
- Итак? - подал голос хозяин кабинета. Он стоял у окна, спиной к Вадиму. Курил. Вадим был очень признателен, что Всеволод Ильич Знаменский сейчас не смотрит в его сторону.
- Извлекли их в одном ломбарде на окраине Москвы, - начал Вадим. - Отвратительное место. Скупка краденого, одним словом. Монеты сдал какой-то очень цивильный мужик, причем не торговался, цену не набивал. Просто по весу. Пятьдесят тысяч рублей за обе. Сегодня утром. Паспорт он предъявил, приемщик все данные вбил в базу, но когда я начал проверять, то ничего не обнаружил. Файл полностью удален.
- Запись с видеокамеры сняли?
- Там нет видеокамер, - сказал Вадим. Во рту и глотке пересохло так, словно он несколько дней провел в пустыне без капли воды. Знаменский всегда так влиял на подчиненных.
- Словесный портрет?
Вадим развел руками.
- Приемщик говорит, что очень возможный тип. Хорошо прикинутый, морда стремная, но холеная. Такие бабам нравятся, - Знаменский обернулся, и Вадим поспешил добавить: - Конец цитаты. Я, конечно, попробовал поработать с его памятью, но там все очень основательно поправлено.
Знаменский вопросительно изогнул левую бровь, и Вадим, зная характер шефа, понял, что тот крайне удивлен. Настолько, что даже переспросил:
- Как это понимать - «поправлено»?
- Просто размытый силуэт. Без деталей. Да, человек приходил, но внешность в памяти не отложилась. От слова «совсем».
Знаменский прошел к столу, опустился в кресло и устало придвинул к себе платок с монетами. Вадим терпеливо ждал, глядя на узел галстука шефа. Наконец Знаменский со вздохом произнес:
- Очень плохо, Вадим, это все очень плохо.
Интонации были какими-то старческими и сварливыми. Но для Вадима это был знак того, что официальная часть доклада закончена, и теперь можно сесть и вздохнуть с облегчением.
Он так и сделал.
- Мне эти монеты сразу не понравились, - признался Знаменский. Вадим не мог с ним не согласиться: от тяжелых золотых кружков так и веяло чем-то страшным, диким. Он и сам не понимал, почему монеты вызывают у него такое брезгливое отторжение, почти тошноту. Хотя вроде бы ничего особенного - деньги как деньги. Мужской профиль самый заурядный, прямо скажем. И сова обычная, как в зоопарке. Вадим никогда не считал себя тонкой натурой, но эти монеты внушали ему какой-то неприятный душевный трепет.
- Мне тоже, Всеволод Ильич, - честно сказал он. - По идее, ничего особенного. Ну мало ли? Сувенирка для какого-нибудь богача-оригинала.
Знаменский усмехнулся. Он, самый уважаемый и сильный маг в этой части света, не слыхал о таких богачах, которые заказывают для себя такие монетки. А уж о верхушке общества он знал все.