— Здравствуй, Дитрих, — ласково улыбнулась она, в то же время плотоядно облизываясь, — я скучала по тебе, мой принц.
— Ах, да, здравствуйте, мадам Эшли, — улыбнулся я, — к сожалению, сегодня у меня болит голова.
— Ах, ты, маленький, негодный мальчишка! — леди Эшли, обладавшая минимальными способностями к магии воздуха, щёлкнула пальцами, в результате чего меня отбросило на кровать, — всё время цепляешь меня этими словами! Да, я старше тебя на шесть лет, но какая я тебе мадам? Я ещё даже ни разу замужем не была, — она деловито устраивалась на мне сверху, нарочито медленно стягивая пояс халата, — или для тебя, девятнадцатилетнего, уже, значит, старуха? Ну а головную боль мы сейчас будем лечить.
Вообще, конечно, знакомство с леди Эшли было тем ещё фарсом. Мой старший брат, Отто, по достижении возраста в семнадцать лет, выбрал себе маленькую, скромную фрейлину, к которой и ходил раз в неделю. Отец, решив, что дело так пойдёт и дальше, не стал обращать внимания дальше на эту ситуацию. Вылилось это в то, что Освальд, средний брат, стал встречаться чуть ли не с половиной двора, и отец угробил кучу времени и нервов на то, чтобы взять это дело хоть под какой-то контроль, и на то, чтобы не появились бастарды, сулившие свою порцию головной боли.
В итоге на семнадцатилетие я получил подарок в виде леди Эшли, которая, собственно, и обучила меня искусству любви. Однако на следующий день для меня стало неприятным открытием и то, что леди Эшли была в прямом смысле слова назначена моей фавориткой до тех пор, пока мне не подберут пару.
Впрочем, стоило отдать леди Эшли должное: дело своё она знала крепко. В большинстве случаев мне достаточно было просто закрыть глаза и получать удовольствие. Впрочем, в подавляющем большинстве случаев, когда я целых день находился на ногах, никаких активных экспериментов мне и не хотелось.
— Ну что, принц, — довольно сказала леди Эшли, — растёшь, как есть растёшь. Три круга — и ты ещё не уснул, как раньше бывало. Надо, надо в этом деле форму набирать, от королей всегда ждут наследников, сам знаешь. Эх, — она провела пальцем по моему животу, — было бы у тебя пузо немного меньше — цены бы тебе, такому принцу, не было.
Я обиженно надулся. Выпирающее пузо, в самом деле, было моим слабым местом, особенно в постели, когда это дело было ничем не скрыть.
— Что, обидно? — подмигнула мне леди Эшли, — вот, то-то же. Так что запомни: никакая я не старая, и никакая я не мадам! Усёк? А голова от меня тем более ни у кого не болит. Хорошо запомнил? Ни-у-ко-го!
— Точно ни у кого? — с улыбкой спросил я, — а сколько всего у вас клиентов? Может, хоть у кого-то, да болела…
— Ах ты, негодный мальчишка, — снова воскликнула леди Эшли, — на что ты намекаешь? Что я со всем двором сплю? Ну всё, идём на четвёртый круг.
— Нет, нет, леди Эшли, — взмолился я, — хватит, пожалуйста, хватит.
— Нет, принц, — сурово сказала леди Эшли, снова устраиваясь сверху, — ты вёл себя, как плохой мальчик, и будешь соответственно наказан!
Полчаса спустя, когда я уже почти заснул от бессилия, то услышал, как лежи Эшли бормочет:
— Эх, а ведь вырос-то мальчишка, вырос. Да если бы он стал королём — на весь мир бы прославился.
***
Когда я проснулся на следующее утро, то первое, что обнаружил — это довольные рожи старших братьев.
— С днём рождения, — возвестили они меня, вытаскивая из постели и начиная дёргать за уши. Мне оставалось лишь покорно терпеть. Несносная леди Эшли вчера так разошлась, что у меня даже сейчас почти ни на что не было сил.
— Наконец-то, — фыркнул Освальд, — вернулся наш трудоголик. Чуть собственный день рождения не прохлопал. Ты хоть иногда на отдых прерывайся, дружок. Потому что работать можно круглый год, а день рождения в году — один.
— В самом деле, — пробормотал я, сопоставляя даты и понимая, что сегодня мне, в самом деле, исполнилось девятнадцать лет, — ну, приехал отдохнуть, называется. Снова суета и беготня на весь день.
— Такова наша принцевская доля, — притворно вздохнул Освальд, — никуда не денешься. И, кстати, тебе вчера очень повезло, что ты как-то проник к себе незамеченным. В Виллгард стекается масса народу — поздравить тебя с днём рождения. Ты в народе пользуешься просто бешеной популярностью, братишка.
— Но только не у казначея, — гоготнул Отто, старший брат, — он как увидел, на какую сумму планируется выставить угощений и вина народу — его чуть новый припадок не хватил.
— Как он надоел, — устало сказал я, натягивая на себя одежду, — а когда у него новое поместье за Виллгардом появилась — удар его не хватил. А мог бы и хватить.
— Бесполезно, — уныло покачал головой Отто, — он сунул руку во все карманы и взял по чуть-чуть. И с дворянских жалований, и с Академии Искусств, и даже с Магического Университета. И обстряпал всё так, что хрен прикопаешься. Мы с Осси уже проверяли.
— Не называй меня Осси, — вяло огрызнулся Освальд, в ширине плеч уступающий старшему брату в полтора раза, — да и вообще, человек статьи в баланс сводит — и хорошо. Что вы от него ещё хотите? Да и кто бы на его месте о себе бы не позаботился. А что он припадки разыгрывает — так его, небось, в своё время не взяли в Академию Искусств, вот он и отыгрывается.
В итоге мы все трое и пошли на завтрак. С Освальдом, если уж на то пошло, у нас те ещё отношения. И связано это с тем, что бешеная популярность, которую я приобрёл после строительства дорог, распространялась и на придворных дам, каждая из которых могла похвастать тем, что хотя бы пару раз ходила на свидание с Освальдом. И хотя вопрос интимной близости отец по-прежнему жёстко держал на пульсе, просто встречаться с другими девушками он ему запретить был не в состоянии. Да и особой нужды в том не было: прямой наследник трона — Отто, а он вёл себя не в пример благочестивее.
В целом, день прошёл так, как я и боялся. Сплошные беготня и суматоха. После завтрака меня отвели к главному косметологу, где меня привели в порядок. Выглядел я после приведения в порядок так же, как и до, но это мало кого волновало. После чего придворный портной принёс мне комплект одежды, который я ненавидел всей душой: белый мундир и такие же штаны с золотыми лампасами. Впрочем, я ненавидел любые вещи, которые шил этот портной. В отместку за то, что я его, как и любого другого своего непосредственного подданного, заставил научиться читать и писать, он мне все вещи шил ровно на полразмера меньше, чем нужно. При этом только попробуй возразить — сразу ответ:
— Так разносятся, Ваше высочество. Ежели больше сделать — так будет потом на вас мешком висеть. Кому же от этого хорошо будет.
Вот только мне от этого было не легче. Мало того, таким витиеватым способом портной находил способ намекать мне на мою полноту. И ведь с его стороны это был в какой-то степени справедливый ответ. Ведь он боролся с моей полнотой так же, как я боролся с его неграмотностью.
После был званый обед, на котором присутствовало человек сто чиновников и просто важных людей при дворе. Меня засыпали кучей подарков, подавляющее большинство которых представляло собой одежду и дорогие украшения. При этом мне не нужно было ни то, ни другое: одежда всегда была неподходящей или по размеру, или по цвету. Драгоценности же я на себе не носил тем более. Связано это было не столько с природной нелюбовью к драгоценностям — как раз наоборот, некоторые вещицы наподобие перстней и запонок были очень недурны — сколько с наличием во мне магических способностей.
У магов был один значительный недостаток, который, однако, девяти из десяти магам совершенно не мешал жить. Недостаток этот заключался в том, что маги не могли носить на себе украшения из драгоценных камней. Вообще. Связано это с тем, что драгоценные камни имели свойство собирать и накапливать магию. По этой причине из них выходили хорошие амулеты и талисманы. Однако даже в пассивном состоянии камни высасывали из мага силы, заставляя его уставать за день в полтора, а то и в два раза быстрее. Так что если маг носит на себе драгоценный камень, то можно быть уверенным в том, что это — амулет или талисман, регулярно заряжаемый.
Когда меня поздравляли по очереди представителя богатых дворов, я, чтобы не зевать, активно вертел головой по сторонам. И внезапно мой взгляд остановился на отце. Его Величество Арнольд Четвёртый имел склонность к полноте, которая, впрочем, больше была связана с возрастом, ибо ему уже сорок пять лет. Густые каштановые бакенбарды тронула седина, а на лице появлялись первые морщины. Но насторожило меня не это. А то, что у отца были мешки под глазами, которые даже белила не могли скрыть полностью. Глаза же были красные, словно с недосыпа, и он часто моргал, чтобы дать им хотя бы секундную передышку. Странно. Когда я уезжал из Виллгарда, предварительно сообщив отцу о том, какой уже получен экономический эффект, и сколько его ещё планируется, и как замечательно мы будем выглядеть в глазах других государств — отец выглядел здоровым, весёлым и довольным жизнью. Что же случилось, что он настолько осунулся? Отто и Освальд, тоже сидящие здесь, вели себя так же, как и всегда.
После обеда представилась возможность отдохнуть пару часов, чем и я воспользовался: я по-прежнему был страшно вымотан. А ведь вечером всё только продолжится.
***
С одной стороны — вздремнуть мне удалось всего на один час. С другой стороны — этот час вдохнул в меня колоссальный заряд бодрости. Меня сопроводили на королевскую ложу, где отец обычно говорил с народом. И он там, кстати, уже присутствовал.
— Надеюсь, ты отдохнул, сын, — с улыбкой сказал Арнольд Четвёртый, — тебе предстоит долгая речь.
— Почему отсюда? — удивился я, — почему сразу не сказали? — я сурово посмотрел на Ахеола, — я спущусь к ним. Мне кажется, они этого заслуживают.
— Дело твоё, — пожал плечами отец. Но когда я выходил в сопровождении Ахеола из королевской ложи, сзади меня пристроились ещё два стражника.
— Ах, принц Дитрих, да зачем эти дармоеды, — тут же стал канючить Ахеол, — я сам о вас забочусь уже восьмой год так, как никто бы не позаботился. А этим неучам даже оружие доверить нельзя. Они эти алебарды, небось, по пьяни правильно в руки взяли.
Стражники сердито сопели позади нас, но шли молча, терпеливо снося все оскорбления. Ибо знали, что телохранитель может парой движений переломать им все кости. И вместе с тем, я прекрасно понимал, почему Ахеол их донимает. Как и всякий выросший на улице, к стражникам он питал свою особую великую "любовь". И теперь, получив возможность безнаказанно над ними издеваться, пользуется ей при всяком удобном случае.
— Ахеол, достаточно, — сурово сказал я, — нисколько не сомневаюсь в твоём мастерстве, но эти стражники выполняют приказ моего отца.
— Как скажете, вашбродь, как скажете, — поспешно закивал Ахеол, пряча гаденькую улыбочку. Сегодня он был одет в старый потёртый камзол с парой медалей непонятного происхождения, из которого шла чистая, хотя и явно старая манишка. Довершали облачение такие же старенькие брюки и стоптанные, хотя в прошлом и явно хорошие сапоги. Больше всего Ахеол сейчас был похож на какого-нибудь вечно пьяного дядюшку из рода умеренной степени достатка, которого родственники каждое торжество упорно забывают, надеясь, что однажды он потеряется сам собой. Но, как и всегда, главный эффект был достигнут: глаз на телохранителе упорно не задерживался.
Спустившись, я прошествовал через главный холл, и, предвкушая бурные овации, распахнул главные двери.
Как и ожидалось, встретил меня восторженный рёв толпы. Терпеливо дав народу прокричаться, я поднял руку, призывая всех к тишине.
— Добрые подданные Тискулатуса, — начал я, — для меня — большая честь приветствовать всех и каждого, кто сюда пришёл. Отчасти надеюсь, что этому поспособствовало то, что уже успел сделать, — снова аплодисменты. Прождав ещё минуту, я продолжил:
— Я знаю, что многие хотят дальнейших перемен. Однако я хотел бы особо обратить внимание на то, что уже случилось. Вы благодарите меня и воздаёте мне почести — и, поверьте, для меня нет отраднее чувства, чем видеть, как то, что ты делаешь, нужно людям! Но это далеко не только моя заслуга. Это — заслуга каждого рабочего, который в любую погоду был готов работать. Это — заслуга каждого трактирщика, которые порой не скупились кормить рабочих даром, зная, что вкладываются в общее дело. Это — заслуга всех жён, которые ждали своих мужей, поддерживали их, кормили, одевали. Подобный результат — это всегда итог работы множества людей. И лишь когда каждый делает своё дело на совесть, подобное становится возможным. И потому я, в свою очередь, благодарю всех и каждого, кто уже приложил силы к тому, чтобы появилась эта дорога, и заранее благодарю тех, кому ещё предстоит сделать так, чтобы она стала удобнее и безопаснее. Благодарю вас всех!
Новый шквал аплодисментов, свиста и восторженных криков, под которые служащие мероприятия начали вскрывать бочки с вином. Я поджал губы: к вину у меня было особое предвзятое отношение, из-за которого, собственно, и случился скандал, вынудивший меня покинуть дворец. Пока ко мне подходили с поздравлениями главы гильдий, которых не допустили до церемонной обедни, народ уже потихоньку начал праздновать. Когда ко мне подошёл глава торговой гильдии с явным намерением произнести речь, полную похвал и благодарностей, меня внезапно взяли сзади за плечо.
— Ваше высочество, — виновато пророкотал солдат, — приношу извинения, что прерываю — но ваш отец желает вас видеть. И срочно.
Дабы не обижать главу торговой гильдии — то есть именно той, на которую я возлагал главные надежды к процветанию страны — я обменялся с ним рукопожатиями, сердечно поблагодарил за уделённое время и, извинившись, поспешно направился обратно в королевскую ложу.
— В тронный зал, ваше высочество, — поправил меня солдат, когда мы поднялись на пятый этаж дворца, — Его Величество ждёт вас там.
Когда мы прибыли в тронный зал, отец уже сидел на троне. Не став нарушать этикет, я встал перед ним на одно колено, приветствуя по всем правилам.
— Ты очень популярен, сын, — с лёгким удивлением сказал король, — даже когда меня короновали — таких оваций не было.
— Это овации для всего нашего рода, отец, — дипломатично ответил я, — не будь ты королём и не создай государство, в котором в казне всегда имеются деньги для таких проектов — всего этого бы не было. Не вини людей в их недалёкости и непонимании того, что им понять не дано.
— Спасибо, сын, — кивнул Арнольд Четвёртый, — собственно, тебя я сюда пригласил для того, чтобы преподнести тебе особый подарок.
Особый подарок от отца? Даже боюсь представить, что это может быть. Может, какое-нибудь уникальное право? Или отец уже хочет выделить мне какое-нибудь поместье? Или, может, отец разрешит мне самому выбрать фаворитку. Право слово, леди Эшли хороша, но за два года уже изрядно набила оскомину…
— Ты едешь жениться, сын, — сказал Арнольд, — на Безымянные острова. Твоя невеста — драконья принцесса.
Глава 2.1
Часть 2. Неслыханный союз.
ГЛАВА 1, в которой меня удивляются ошарашить совершенно неожиданной новостью.
Я чувствовал, как улыбка сползает с моего лица, словно мокрая тряпка по стене.
— Отец, это что, шутка такая? — недоумевающе спросил я отца, восседающего на троне. Трон, само произведение искусства, был сделан из белого золота (с каркасом из сплава чугуна и стали, о чём всегда скромно умалчивается), инкрустирован сапфирами и изумрудами. Учитывая его стоимость, на него без конца накладывали защитные заклятия, чтобы его нельзя было сдвинуть с места. В конце концов, по самым скромным подсчётам, даже если от замка ничего не останется, трон и несколько плит, его удерживающих, уцелеют даже при самых разрушительных обстоятельствах.
— Отнюдь нет, сын мой, — покачал головой мой отец, чуть тронув воротник своей пурпурной мантии, — твоя жажда служить короне, без преувеличения, восхищает и вдохновляет меня. Именно ты больше всех напоминаешь мне себя самого в таком возрасте. Да и поручить такую задачу твоим братьям я, сам понимаешь, не могу. Отто слишком мрачен и угрюм, слишком неуклюж при дворе. Освальда же, — король покачал головой, — слишком часто заносит при общении с женским полом. Учитывая, что именно я собираюсь поручить, такая слабость неприемлема.