Убей меня (ЛП) - Ловелл Лорен


Лорен П. Ловелл

Убей меня

Пролог

Открыв глаза и тут же зажмурив их, я со стоном резко отворачиваюсь от яркого света флуоресцентных ламп сверху. Голова гудит, тело одеревенело и болит. Не понимая, где нахожусь, я в панике моментально вскакиваю на ноги. От резкого движения голова начинает кружиться, а в глазах темнеет. Последнее, что я помню, — меня забирают из приюта. Плохие люди, которые творят ужасные вещи с девочками вроде меня. Единственное, что я вижу, — это окружающий меня бетон. Стены, пол, потолок — все унылого серого цвета. Ни окон, ни-че-го. Я лежу на неком подобии кровати, прикрепленной к стене двумя цепями. Как в тюремной камере.

Я замечаю мерцающий красный огонек камеры слежения в углу, прямо над дверью. Борясь со слезами, подтягиваю колени к груди. В попытке унять яростную дрожь во всем теле я все крепче обхватываю их руками. По лицу начинают течь слезы, я сглатываю болезненный ком в горле и подпрыгиваю от неожиданного скрипа двери. Она открывается, и в эту же секунду я вижу человека, который меня увез. Мне очень страшно, к горлу подступает тошнота. Он останавливается в нескольких шагах от меня, и его губы растягиваются в улыбке, вселяющей меня в ужас. Я съеживаюсь еще сильнее, пытаясь стать незаметной. Следом в камеру входит еще один мужчина и останавливается возле двери.

— Привет, детка. Меня зовут Эрик.

Я опускаю глаза и впиваюсь взглядом в какую-то точку на кровати рядом со мной. Не хочу смотреть на него. Не хочу, чтобы он смотрел на меня.

— Она хорошенькая, — сказал другой таким тоном, что меня затрясло от страха.

— Иначе зачем бы мне ее привозить? — он улыбается. — Вставай, девчонка, — рычит он, но я не шевелюсь. Не могу двигаться. У меня затекли ноги.

Я вскрикиваю, когда он, протянув вперед руку, хватает меня за волосы и грубо стаскивает с кровати. Ноги пронзает резкая боль от удара коленями о бетонный пол. Его ботинки прямо передо мной. Я хочу отползти как можно дальше, но не могу сдвинуться и смотрю в пол, пока по щекам безостановочно текут слезы. Он опускается на корточки и хватает своими шершавыми пальцами мой подбородок, вынуждая меня поднять лицо. Я зажмуриваюсь, и он ухмыляется.

— Можешь сколько угодно закрывать глаза. Помнишь, что я тебе говорил?

Я не произношу ни звука, но чувствую на коже его горячее, прокуренное дыхание. — Я обещал, что сломаю тебя, — шепчет он.

Своими словами он словно нажал на спусковой крючок моих животных инстинктов. Отталкиваясь ногами, я отползаю назад и забиваюсь в дальний угол комнаты. Его смех эхом разносится в небольшом замкнутом пространстве, и с моих губ слетает разочарованный крик. Мне не выбраться отсюда. Двое взрослых мужчин против меня — девочки. Он изнасилует меня, а потом, скорее всего, убьет или — что еще хуже — сделает шлюхой. Мне прекрасно известно о тех местах, куда отправляют девочек моего возраста. Лучше умереть.

Его смех обрывается, и он одним прыжком пересекает комнату, догнав меня. Я пробую отбиваться, но это была жалкая попытка. Схватив ворот моей футболки, он разрывает ее надвое, прямо посередине. Вскрикнув, я обхватываю себя руками, пытаясь спрятать тело от его глаз.

— У нее еще даже сисек нет, — говорит его приятель, сплевывая на пол.

Эрик хватает меня за волосы и так сильно запрокидывает мою голову, что я кричу от боли и вынужденно опускаюсь перед ним на колени. Он подходит ближе и тянет меня к себе до тех пор, пока я щекой не прижимаюсь к его паху.

— А мне все равно, — со смехом отвечает он.

Желчь обжигает горло, и я пытаюсь подавить все нарастающую панику, мне просто хочется свернуться калачиком и отгородиться от всего этого. В течение нескольких секунд внутренний голос уговаривает меня смириться — так нужно, чтобы сохранить жизнь. Но стоит лишь представить то, что мне предстоит пережить, как я с отвращением отворачиваюсь. Зарычав, я отталкиваю его от себя со всей силы и бью между ног. Его хватка на моих волосах становится настолько болезненной, что я кричу, но потом он отпускает меня и пятится назад, пытаясь дышать и прижимая руку к паху. Я понимаю, что это ненадолго, но все же торжествую свою секундную победу.

— Ах ты, сучка! Держи ее!

Все происходит мгновенно. Я падаю спиной на бетонный пол. Меня хватают за руки и прижимают всем телом к цементному полу. Я кричу, расцарапывая ногтями кожу. Тело Эрика наваливается на меня неподъемным грузом, и его горячее дыхание обжигает мое лицо. Я испытываю жалость к самой себе. Пинаюсь, дерусь, но это не приносит результата. И затем меня ослепляют слезы.

Он с такой силой стаскивает с меня джинсы, что, наверное, протащил бы всем телом по полу, если бы тот, другой, не держал меня мертвой хваткой. Эрик отбрасывает мои джинсы в сторону, а я стараюсь вырваться, согнуть в коленях свои голые ноги и прижать к телу, но сильные пальцы обхватывают лодыжки, раздвигая их. Отвратительная усмешка расплывается по его лицу, и, когда он добирается до моих трикотажных трусиков, я чувствую, что мое сердце словно кто-то сжал в кулаке. Орудуя свободной рукой, я замахиваюсь и бью его ладонью по лицу — звук пощечины громом разносится по комнате. Его пальцы с силой сдавливают мое горло, и он, брызгая слюной, рычит мне в лицо. Я задыхаюсь, делая бесполезные попытки сопротивляться, когда он вклинивается своими бедрами между моих ног. В глазах темнеет, и я практически теряю сознание.

— Хватит! — со стороны дверного проема звучит чей-то голос, и Эрик тут же замирает. Парень, удерживающий меня, отдергивает руки, словно я раскаленная головешка. — Отойдите от нее, — приказывает незнакомый голос.

Напоследок взглянув на меня, Эрик поднимается на ноги. Мое горло больше не сдавлено, и я, ловя ртом воздух, отползаю назад, в угол комнаты, прикрываюсь рваными краями футболки, и подтягиваю колени к груди. Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь. Спрятав лицо в коленях, я закрываю глаза и представляю, что я снова в приюте, а рядом со мной сидит Анна и ласково улыбается.

Что-то касается моего колена, и я, всхлипнув, поднимаю лицо. Напротив на корточках сидит мужчина. У него темные волосы с проседью на висках, а глаза … они цвета грозового неба. На нем костюм-тройка и красный галстук, завязанный идеальным узлом. Легкая улыбка играет на его лице, и он так пристально и долго смотрит мне в глаза, что я вынуждена отвести взгляд. Этот человек даже не пытается прикоснуться ко мне. Медленным движением он опускает руку в карман пиджака, достает из него леденец на палочке и протягивает его мне. Я не доверяю ему, поэтому не беру. Он пожимает плечами, снимает фантик и засовывает леденец себе в рот, после чего снимает пиджак и осторожно опускает его на мои плечи. Я хватаюсь за края и соединяю их вместе, закутываясь всем телом в приятную наощупь ткань.

— Как тебя зовут? — спрашивает он. Я не отвечаю. Он садится рядом, опираясь спиной на кровать и пачкая свой дорогой костюм о грязный цементный пол. Я слышу, как он посасывает леденец. — Меня зовут Николай, — он вытягивает ноги и скрещивает их в лодыжках. — Николай Иванов.

— Уна, — шепчу я.

— Ты стойкая. Боец, — говорит он, сжимая в руке красный леденец и разглядывая его.

— Отпустите меня. Пожалуйста, — шепчу я, борясь со слезами.

Он склоняет голову и потирает ладонью подбородок.

— В этом мире выживают сильнейшие, Уна. А слабые … они умирают — забытые и никому не нужные.

Я заправляю за ухо прядь волос, и он внимательно следит за моим движением.

— Я могу предложить тебе величайший дар, голубка. Я могу сделать тебя сильной.

— Как?

Уголок его рта приподнимается в полуулыбке.

— Я могу сделать тебя воином, — он встает и протягивает мне руку. — Если выживешь… а я искренне надеюсь, что ты сможешь, голубка.

Глава 1

Уна

Тринадцать лет спустя

Остин Дэниелс закрывает за собой дверь апартаментов в пентхаусе отеля «Четыре сезона». Я окидываю взглядом это несомненно роскошное здание. Видимо, грязная политика щедро оплачивается.

Этот проклятый город является моим домом вот уже нескольких недель, и я была более чем готова положить этому конец. В этом каменном мешке я чувствую себя неестественно, словно не могу дышать.

Несколько недель я потратила на общение с ним в сети, выдавая себя за SMM-менеджера, и, естественно, при личной встрече он сразу же захотел меня трахнуть. Судя по моему опыту, большинство мужчин — это примитивные, предсказуемые существа. Женщина для них — это товар. То, на что они считают себя в праве претендовать: красивое лицо и упругое тело, чтобы забыться от собственных проблем. В их доверчивых глазах я выглядела воплощением мечты. Но в реальности все было далеко не так.

Он заходит мне за спину и опускает руки на талию. Каждый мой инстинкт на пределе, требует от меня реакции. Многолетняя выучка вступает в противоборство с самоконтролем, когда голос в моей голове кричит «УБЕЙ!». Это единственное, что я знаю. В этом вся я.

Заставляю заткнуться внутренний голос, убеждая себя следовать плану. Он прижимается губами к моему плечу и, слегка отклонив голову, открывает себе доступ к шее. Мысленно отключившись от реальности, я не обращаю внимания на то, как он прикасается ко мне.

— Ты так прекрасна, — произносит он, и его теплое дыхание касается моей кожи. Я поворачиваюсь к нему и вглядываюсь в каждую черточку его лица. Остин — симпатичный парень лет тридцати. Целеустремленный, богатый, амбициозный. Слишком амбициозный — именно поэтому мы здесь, в этом гостиничном номере, и я соблазняю его. Нечастный дурачок. Мужчины вроде Остина … ну, нашим путям не суждено пересекаться просто так. Принимая заказ, я никогда не интересуюсь причинами. Просто выполняю свою работу и получаю за это деньги. Должно быть, он покопался в грязном белье по-настоящему опасных людей, раз за его голову дают мою цену. В моем мире коррупция и смерть — неизменные спутницы друг друга. Это просто жизненный факт, легко просчитываемый риск. И в этом деле я настоящая королева. Остин здесь ни при чем, но все же он добровольно пошел на риск, приняв решение отправиться туда, где монстры под кроватью самые что ни на есть реальные.

Скользнув пальцами под бретелям платья, я сдвигаю их, и они медленно скользят вниз по рукам. Платье сползает, открывая его взгляду мою обнаженную грудь. При виде этой картины он удовлетворенно кивает и, потянувшись вперед, опускает ладони на мои груди, благоговейно поглаживая соски. Легким движением плеч я сбрасываю платье, и оно, соскользнув вниз, падает к ногам. Из одежды на мне остались только туфли на каблуках. Он полностью во власти моего тела, и это вызывает жалость… правда.

— Ложись на кровать, — приказываю я.

Его пальцы неуклюже крутят пуговицы рубашки — он изо всех сил пытается раздеться. Я вздыхаю, мое терпение быстро заканчивается. Наконец, рубашка расстегнута, и он, скинув ее с плеч, ложится на кровать. С чувственной улыбкой я закидываю ногу ему на грудь, после чего плавным движением скольжу вверх и седлаю его лицо. Это мой фирменный прием.

— Вылижи меня, — мой голос звучит хрипло, с сексуальным придыханием.

Со стоном он хватает меня за бедра и начинает работать языком. Я с такой силой сжимаю изголовье кровати, что костяшки пальцев белеют, а кончики ногтей сгибаются, врезаясь в дерево. Он ласкает языком клитор, а я крепче стискиваю зубы от напряжения во всем теле. Секс — это не источник удовольствия, а средство достижения цели. Секс обладает определенной властью, делая жертву слабой и послушной. В конце концов, кровь и пули — это грязно. Я подумываю, не убить ли его прямо сейчас, но за дверью стоит телохранитель. Нужно, чтобы он услышал мои стоны и стоны Остина. Мне достаточно лишь слегка усыпить его бдительность, потому что, если он хорошо выполняет свою работу, то все равно будет начеку. Конечно, я могу и его убить, но мне нравится, когда работа выполнена чисто.

С моих губ слетает притворный стон, я раскачиваю бедрами, убеждаясь, что он полностью потерял контроль. Одну руку я погружаю в его волосы и сильнее прижимаю лицом к себе, успешно имитируя оргазм. Он ничего не подозревает, и я сдвигаюсь, чтобы его шея оказалась между моих бедер. Остин улыбается в ответ, его лицо покрыто моими соками. А когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, я усиливаю хватку в его волосах, крепче сжимаю бедра и резким движением сворачиваю ему шею, наслаждаясь знакомым звуком хруста позвонков. Ни на секунду я не отрываю взгляда от его глаз, наблюдая, как в них угасает жизнь. И это тело дергается подо мной в агонии еще несколько секунд.

Это момент предельной власти над чужой жизнью, и он ни с чем не сравнится. Смерть довольно неразборчивая дама, а я — ее предвестник. Я не двигаюсь и жду, пока не услышу, как остатки воздуха покинут его легкие. Это происходит с напряженным свистом, после чего тело перестает дергаться и становится неподвижным. Слезая с бездыханной жертвы, я провожу рукой по его лицу, закрывая ему глаза. Потом склоняюсь над ним и касаюсь губами лба.

— Прости меня, — шепчу я на своем родном языке. — Прости.

Я не отношусь к добродетельным женщинам. В этом мире мне довелось увидеть слишком много зла, чтобы после этого верить в Бога или во что-то большее, чем эта преисподняя, именуемая нашей жизнью. Все, что можно сделать, — это попытаться прорыть себе путь наверх, чтобы выбраться из этой ямы. В моем случае, путь наверх был выложен горой трупов — куча мертвых придурков стала моей лестницей.

Этот человек лично мне ничего не сделал. Он — просто работа. Оплаченный контракт. Он умер, потому что был слабым. А я продолжаю жить, потому что сильная и делаю то, чему меня обучили.

Убиваю.

И вынужденное убийство не должно приносить мне такого удовольствия. Но мне нравится. За это я и прошу у них прощения. Я убиваю не просто ради того, чтобы выжить. Мне это нравится. Ради этого я живу. Никогда я не чувствую себя более живой, чем в тот момент, когда отнимаю чью-то жизнь. Нервное возбуждение, которое дает близость смерти, превратилось в зависимость, которую я с удовольствием подпитываю. И в этом я хороша. Я лучшая. Все мы в той или иной степени нуждаемся в признании.

Глава 2

Уна

Я переезжаю через бордюр и скатываюсь на мотоцикле вниз с небольшой насыпи в лесополосу. Опускаю подножку, снимаю шлем и кладу его на бензобак. Потом стягиваю с волос резинку, и освобожденные длинные светлые локоны каскадом рассыпаются по моей спине. Меня окружают запахи леса: хвои, земли, мха. После городского плена эта долгожданная передышка словно воскрешает меня. В городе слишком шумно: автомобили, люди … Все это подавляет чувства и притупляет восприятие. А здесь я могу услышать все и в то же время ничего, потому что царящая здесь тишина нарушается только случайной птичьей трелью.

Натянув на голову капюшон, я бегу по дорожке. По мере приближения к дому стараюсь держаться теневой стороны. Для стороннего обывателя это просто особняк в Хэмптоне, принадлежащий одному из тех парней, у которых хренова туча денег. Но я-то лучше знаю. Этой крепостью владеет Арнальдо Ботичелли — правая рука босса итальянской мафии. Мало кто вообще видел то, что скрыто за этими стенами. Но я — другое дело. Поэтому они и нанимают меня.

Я дожидаюсь пересменки охранников, чтобы воспользоваться их короткой заминкой и добраться до высокого — шесть футов — каменного столба, стоящего слева от огромных металлических ворот, как раз в тени будки охраны. Схватившись за уступ, я подтягиваюсь, перелезаю и бесшумно приземляюсь с противоположной стороны. Замираю, жду, прислушиваюсь. Восприятие обострено до предела — я фиксирую малейший шорох и движение. У меня отлично получается настраивать и, когда надо, отключать свои органы чувств. Слабый звук дыхания собаки да неуклюжая поступь тяжелых ботинок — вот и все, что я слышу. Чтобы добраться до дома, мне требуется всего тридцать секунд. Я пересекаю темный газон. Чем ближе, тем опаснее. Особняк похож на современный дворец со стеклянными стенами, благодаря чему вся прилегающая территория залита светом. На крыше сидят минимум три снайпера, периметр охраняется четырьмя охранными патрулями, еще шестеро бойцов несут службу непосредственно возле дома.

Дальше