Она в самом деле была продолжительна. Но не станем спешить открытием важнейших приключений, кои представляют нам после самый поразительный пример владычества и своенравия любви.
Ангелика, ея дух хранитель, сопутницы и сопутники подъехали уже к Испагану. Рыцари недоумевали, явиться ли им к Ибрагиму для принесения благодарности за оказанный им в проезде почести и благоприятство. Правда, что они не способны были к неучтивости, но не были расположены к обыкновениям восточных дворов. Самодержавцы Азийские могут почеться щастливыми только рабами фортуны. Возвышение в душах низких обыкновенно раждает гордость, а гордость требует, чтоб пред нею пресмыкались. От того то произошли восточныя обыкновения уничижительный для человечества и ничуть не славныя для Монарха. Рыцари гнушались сими ненавистными обыкновениями, но расположены были исполнить необходимый долг благопристойностию налагаемый.
Между тем, как они о сем разсуждали, окружены были отрядом царской гвардии. Предводителствовавший оным Хан сошел с коня, поклонился до земли и говорил: о великие подвижники в брани, краса мужества! да окропит вас роса небесная! да разцветут под ногами сих небесных прелестей цветы сада Едемскаго! Се изреченное великим Царем, коего величество превыше третьяго небеси; да продлятся дни его яко дни луны! «Храбрые Витязи! приидите к блистательному моему престолу; провождайте дни свои в обширных пределах царства моего, вы возчувствуете милости признательный и щедрыя души моея!»
Роланд просил Гидона ответствовать на сие цветное приветствие, что он и учинил следующим образом: «Да все дожди вешние прохладят величество непобедимаго Шаха Персидскаго. Царская его щедрость одождила уже нас своими милостями. Мы повергаем сердца наши ко всепресветлейшему его престолу».
По окончании сея церемонии рыцари в сопровождении Гвардии шествовали к царским чертогам в Зульфское предместие. Визирь Исуф принял их, сделал новое в восточном вкусе приветствие и предложил им во владение те чертоги, что подало им о щедрости Ибрагимовой высокия мысли.
Визирь уведомил их, что они на утрие будут иметь прием; почему Роланд и спросил у него, что надобно наблюдать в таком случае? Обыкновенный придворный обряд, ответствовал Исуф. Вошед в приемную палату вы преклоните колена, потом встав сделаете три шага вперед и наклонитесь так, чтоб на пядь только не достать ковра, после подойдете к трону, падете ниц и трижды ударите челом в землю.
Сии мелочи заставили Рыцарей улыбнуться. Разве милостивые Государи, пред европейскими Царями не унижаются? спросил Визирь. Извините, говорил Роланд, пред ними также пресмыкаются, да они обыкновенно и окружены бывают пресмыкающимися душами: но вот, Визирь! что я хочу сказать вам. Мы друзья Ибрагиму и чувствительны к его благодеяниям. Естьлибы дело дошло до оказания ему какой либо услуги, мы бы охотно за то взялись. Между тем я вам клянусь, что в состоянии отрубить тому голову, кто захочет нас принудить к преклонению колен, пред каким бы то Государем ни было.
Исуф более ничего нетребовал. Он сообщил точно Государю своему ответе Роландов, который для него был дело неслыханное. Дерзость была явная и пример опасный. Ибрагим во гневе своем повелел чужестранцев привести к себе в оковах. — Да удостоит милостиво внять Государь мой и Владыка словам моим! говорил Визирь: как я могу обременить оковами людей в один час взявших тот город, котораго восемьдесят тысяч человек не могли покорить в пять месяцев?
Сие униженное представление удостоено было снисхождения, потому что Ибрагим не совсем удален был от разсуждения и правоты. Гнев его исчез и он приняв спокойный виде спросил у Визиря: не уже ли точно сей воин грозил тебе отсечением головы? Почти так Государь! Ответствовал Исуф. Ну так видно он такой человек, говорил Ибрагим, который в состоянии это сделать. Надобно мне пощадить и простить их слабости; но я непременно хочу их видеть.
Исуф возвратившись донес им, что Государь его за пренебрежение их к Персидским обычаям весьма прогневался, но ему угодно, продолжал он, чтоб ничего больше о том и говорено не было. Между тем Визирь просил их о позволении приводить к ним иногда одного Агу своего друга не недостойнаго сей чести, что и было благосклонно позволено.
Ибрагим повелел угощать Рыцарей с царским роскошеством. Почему определены к ним были придворные служители; также музыкальный хор, лучшия танцовщицы и комедианты, кои попеременно их забавляли.
В один вечер Исуф представил им друга своего Агу Алия. Но друг сей имел в своем вид нечто столь великое, и Визирь был перед ним так мал, что Рыцари наши удобно познали в нем Ибрагима. Роланд решился воспользоваться сим случаем и принести ему благодарность за все его к ним милости. Они все тотчас сели за стол, потому что в Рыцарских комнатах надобно было следовать европейскому обычаю. Не угодно ли вам Визирь! выслать отсюда мызыкантов, говорил Роланд, дабы они не лишили нас удовольствия беседовать с Вами и Господином Алием. Они начали говорить о обыкновениях различных народов, о войне, Политике, удовольствиях и женщинах. Рыцари веселили беседу сию острыми и приятными шутками. Все сие для Аги было ново. Наскуча уже пышным величеством своим и тягостным почтительностями придворных, кои без его позволения немогли никогда даже открыть рта, он пленился вольными и веселыми разговорами рыцарей, и благородною их искренностию приведен был в приятное восхищение.
Седши на софе подле Ангелики чудился он редкой ея красоте, внимательно слушал ее и говорил мало. Визирь опасался, чтоб из того невышло какого-нибудь для него неудовольствия; но Али обратясь тотчас к рыцарям говорил: никогда не имел я, милостивые Государи, так приятнаго ужина. Я нахожу здесь вольность, веселость, учтивство, великих людей и прекрасных женщин. Мы посоветуем Ибрагиму делать почаще такие ужины.
Между тем налили вина в золотые покалы. Роланд встал с своего места и говорил Are: мне кажется, милостивый Государь, что вам обычаи набюдаемые за европейскими столами не противны. Там часто пьют за царское здоровье: и так мы выпьем за здоровье великодушнаго Ибрагима. При сем слове Визирь затрепетал; но Али встав с софы поклонился. Мы известим о сем Государя, говорил он, я уверен, что это ему будет приятно. Прибавте, милостивый Государь, сказала Ангелика, что мы желаем сему великому Государю славы и благополучия. Гордый Али, который никогда никому не оказывал отличнаго почтения, поклонился Княжне весьма низко.
Али вкушал в сей компании такия приятности, который до толе Персии не были известны, и между протчим говорил гостям своим: признаюсь вам, что я скорее бы применился и привык к вашим обычаям, недели вы к нашим. Есть конечно обычаи, ответствовал Роланд, коим всякой человек с понятием следовать должен; но есть такие, кои совсем не сходны с разсудком. Как, на пример, вы думаете о томе Государе, который управляет народом невыхода никогда из своих чертогов, как между тем Министры его все делают по своей воле и угнетают народ его именем! — Разве вы не знаете, сказал Ага краснея, что для Государя необходимо нужны Министры и что он один не может всего делать? Но та беда, подхватил Роланд, что иные под предлогом невозможности одному все делать совсем ничего не делают. Они вовсе опускают из рук своих брозды правления и вдают оныя в руки подлых царедворцев, кои составляют злополучие и совершают падение государства, а сами между тем покоятся в лоне роскоши и неги, не зная что имена их проклинаются милионами нещыстных.
Сей разговор чрезвычайно вольный в разсуждении лиц и места произвел в Aгe великое движение. Он уже готов был открыть пламень своего гнева и едва мог от того удержаться. Визить смутился; но Али разсудил, что слышанное им в первый раз очень могло быть истинною, странною токмо для Государей. Храбрый Витязь, сказал он Роланду, не уже ли вы думаете, что зло сие не есть неизбежно, и разве вы не знаете к отвращению онаго какого нибудь средства? Скажите пожалуйте, чтобы вы сделали будучи сами на месте сих Государей? — Что бы я сделал? Ага! ответствовал Роланд с жаром: я скажу вам о том. Избрав сам мудрых и просвещенных людей вверил бы им важнейший места моих владений. С одной стороны предложил бы им самыя высокий почести и богатства, с другой смерть при первом вероломстве. Понадобилось ли бы мне объехать все мои провинции, я бы постарался увериться собственными глазами в поведении своих министров. Мудрость их и верность получили бы достойное возмездие, я бы простил погрешности вырывающийся из человеческой слабости, но умышленное преступление никогда бы не избежало казни. Наконец, Ага! продолжал Роланд, я приказал бы начертать сии слова на дверях сокровищницы моей: «может быть сюда не входит ни единая лепта, которая бы не была омыта потом и слезами моего народа».
Сии слова привели Агу в задумчивость, из чего удобно можно было заключить, что он силу оных довольно чувствовал. Он встал с своего места и уходя от рыцарей говорил Роланду: клянусь вам Алием, вторым из Пророков, что Государь извещен будет о нашем разговоре и употребит оный в свою пользу, потому что он для него гораздо полезнее, нежели самое взятие Кандагара.
Но в самом деле обещание Аги не сдержано. Ибрагим нимало тем разговором не воспользовался. Он остался по прежнему слабым Государем, и народ его претерпевал те же бедствия.
На другой день Ибрагим прислал дамам богатые подарки состоявшие в дорогих камнях, а рыцарям по усыпанной брилиантами сабле. Щедрость его была неограниченна. При отъезде же их из Испагана повелел он Визирю Исуфу проводить их до самых границ Персии.
Они продолжали путь свой с великим удовольствием. Роланд будучи всегда внимателен, предан и искренен, изъяснял любовь свою одними только поступками. Княжна с своей стороны оказывала ему и благосклонность и почтение; но нежныя ея чувствия обращались одному Реноду. Юное сердце ея роптало на нечувствительность сего рыцаря. Многократно любовь понуждала ее с ним объясниться: и хотя стыд удерживал ее в молчании; но все слова, которыя бы она сказать хотела взорами, поступками, смятением и даже самым молчанием так ясно выражаемы были, что Реноду надлежало действовать всею бодростию и мужеством своим, чтоб устоять противу столь опасныя осады. И сам Турпин думает, что сей великий воин при всех дружеских чувствованиях к Роланду и Изабелле был бы побежден непременно, естьлибы не обращался часто в бег для надежнейшаго одержания победы.
Наполненныя живостию и прелестями Ангеликины глаза так неудачно скрывали снедавший ее пламень, что он всем стал известен, кроме Роланда. Сей любовник не только не был ревнив, но ему даже не могло и в помышление войти, чтобы можно таковым сделаться. Он любил с доверенностию сродною прямому сердцу, и ревность почитал страстию душ самых низких. Но в последствии он испытал к нещастию своему, что и Героем будучи надобно иногда подвергаться жестокости сея любовных сердец мучительницы.
Гидон оставя совсем намерение советовать еще Роланду, чтобы он прервал молчание и приступил к делу, смеялся непрестанно над любовниками и любовию; и как в один день Роланд поздравлял его с таким удачным забвением вероломныя Фатимы, он говорил ему: я хотел бы забыть даже и то, что она сделала было меня весьма диким и глупым. Я начинаю уже думать, что любовь есть совершенная глупость. — Вы хотите сказать, подхватил Роланд, что она есть величайшая слабость или неучастие? Нет, ответствовал Гидон, я хочу сказать, что она есть точно глупость; ну! не глупость ли сударь это, что бы спокойствие свое сделать зависимым от воли другаго и от самых ветреных прихотей? сегодня женщина тебя полюбит, заутра другой предпочтен будет, а там и третий; а почему знать, может быть и все трое в один день благосклонно будут приняты… Я знаю, что когда любимый предмет становится чувствителен, то любовник бывает счастлив, или по крайней мере таковым себя считает: но и то надолго ли последняя минута такого щастия есть первая минута отвращения, и она непременно следует за удовлетворением любви, как будто бы природа хотела тем уверить нас, что сие удовольствие не самой высокой пробы, или что оно даже и опасно. И так вы за ничто считаете, говорил Роланд, сие нежное соединение сердец, которое почитается величайшею в любви приятностию? уважайте, естьли вам угодно, ответствовал Гидон, сие нежное и верное соединение; но остерегайтесь чтобы другая птица не клевала вашей горлицы. Слова ваши похожи на то, говорил Роланд, что и Роксана подражает Фатиме; ваши мысли опять переменились, но скажите мне, скоро ли дойдет очередь до прелестной Бабии? не заботтесь об этом, ответствовал Гидон; зная что любовь слепых своих поклонников и мучит и в стыд приводит, я управляюсь с нею по кавалерски. То есть, прибавил Роланд, вы с нею обходитесь по французски? вы однакож рождены в Мингрелии. Но, разсудок, Сударь, всякой земле сроден, возразил Гидон; в заключение скажу вам только то, что я в любви быть простаком не расположен.
Рыцари достигши до границ Ибрагимова владения нашли пиам Чиновника посланнаго к ним на встречу от Царя и Первосвященника Абдаллина, Калифа Багдадскаго, который извещен о них был от Ибрагима. Абдаллин повелел принимать их везде как друзей царя Персидскаго, возлюбленнаго своего в Магомеде сына. Для пребывания их отведены были в Багдаде огромныя палаты, который от Калифова дворца отделялись только рекою Тигром. В один день, когда Калифу надлежало иметь первосвященническое служение, Рыцари и сопутницы их желая слышать царское поучение, оделись по обыкновению Багдадскому и пошли в великую мечеть.
Церемония началась пляскою Иманов, Сантонов и Моллагов. Сии безчувственные служители сделав множество сметных кривлений, наконец упали от усталости. После того Калиф одетый в лоскут ковра, покрывающаго гроб Пророка, взошел на кафедру и говорил такое поучение, которое уверило Рыцарей, что Государь может быть весьма дурным оратором. По окончании онаго слушатели, с добрым наставлением и благословением вышли из мечети.
Каке тебе кажется сия комедия? спросил Ренод у Гидона. Она для меня жалка, ответствовал последний, но не бывает ли любезный мой Ренод таких комедий в Европе? нет ли у вас также безсмыслицы и самых безразсудных обыкновений? Вопрос твой, ответствовал Ренод, довольно означает Музульманина. Да, это правда, говорил Гидон, естьли того можно назвать Музульманином, кто верит что в Алкоране нашем есть истинны; этому я верю, а протчее оставляю так, как оно есть, и всякому охотно позволяю тому верит и понимать, естьли можно. А что ты думаешь о Магомете, спросил Ренод? Я думаю, что он был человек довольно великой, потому что умел сделаться в своей земле Пророком, а это, как говорят, дело не обыкновенное. Так по этому видно, продолжал с усмешкою Ренод, что ты не очень заботишся целовать священную одежду Пророкова преемника? Конечно так, ответствовал Гидон; но я постараюсь с ним видеться, потому что мы родственники. Княжна Заида, младшая сестра коей матери, находится в числе нижайших супруг Калифовых.
Гидон удостоен приватной аудиенции у Абдаллина. Он приведен был к ступеням трона, на коем и Заида сидела с закрытым лицем близ Калифа. Это была престарелая женщина двадцати шести лет, которая долгое время не удостаивалась и взора Государя своего. Приезд племянника ея был для нее щастливый случай, извлекший ее из толпы и забвения. Гидону позволено было приложиться к подолу Заидиной одежды. Он благодарил Калифа за все милости оказанныя Рыцарям, при чем Абдаллин спрашивал у него: старался ли он неверным спутникам говорить о божественном Алкоране, и хорошо ли расположил их к сему святому закону. Повелитель Правоверных! ответствовал Гидон, мы все различных вер, и естьлибы я стал им проповедовать о своей, они бы также о своей мне толковали; таковые споры разстроили бы нашу дружбу и сделали скучным наше путешесвие. Музульманин! сказал Калиф, разве небесныя упражнения могут наводить скуку! приведи мне своих друзей, я убежду их в истинне или увещанием или силою. Да не оскорбится святость твоя, говорил Гидон, моим представлением! я очень сомневаюсь, что бы истинна могла быть внушена силою. О Слепцы, коих очи никогда не были просвещены светом истинны! возопил Калиф, нерадивые музульмане! не уже ли не знаете вы написаннаго: аще неверный не послушает тебе, вооружись мечем? Не сие ли священное веление дало нам над сими местами владычество? Не оно ли покорило столько народов святому закону Пророка?
Для укрощения Калифовой ревности Гидон представил ему точное изображение Рыцарей, восхвалил геройское их мужество, расказал о их подвигах и дал ему почувствовать, что сии воины покровительствуемые Персидским Государем не удобно могут быть обращены в другую веру. Ну, хорошо, сказал Первосвященник, поелику солнце для них еще не восходило, мы можем надеяться, что оно когда-нибудь просветит их… Напоследок приказал он Заиде поднять покрывало свое. Гидон по печальному и томному виду прекрасной своей тетки удобно понял, что ей сераль не очень нравится, и что сотоваришество рыцарей для нее было бы выгоднее, нежели знакомство с Магометовым преемником.