— Он не согласится! — перебила Марина. — Я его и к вам-то еле затащила, а еще один психолог…
— Давайте обсудим все это в понедельник, на встрече, — уловив нотки отчаяния, предложила Даша. — По крайней мере…
— Нет! Не говорите ему, что я это предлагала!
— Я и не собиралась, конечно, просто я предлагаю вам с Александром обсудить на сессии то, что происходит. Рассказать ему, что вы боитесь, что он уйдет, что это влияет на ваши действия, на атмосферу в семье и, естественно, на Костю. Понимаете?
— Понимаю, но… Не сейчас просто… Нет.
— Я вижу, что вам непросто об этом говорить. Могу, разве что, предложить вам моего знакомого психолога, чтобы вы проработали это с ним. Я не могу, к сожалению, консультировать и вас, и вашего сына.
— Вы смеетесь?
— Нет, я абсолютно серьезно.
Я как телефонный спам какой-то, подумала вдруг Даша. Вот вам такой психолог, а вот еще один. Можете взять трех по цене двух… У нас сегодня акция.
— Марина, я детский психолог. Моя главная задача — работать с Костей. Да, с вами тоже, но только для того, чтобы видеть картину в целом. Вы предлагаете мне, условно, встать на вашу сторону против вашего же мужа. Как понимаете, я не могу такое себе позволить. Равно как и обратное: я не могу поддерживать вашего мужа отдельно от вас.
— И что мне делать?
— Лучший вариант — обсудить ситуацию с Александром. Расскажите ему о своих чувствах на сессии.
Трубка молчала. Даша размяла шею и уткнулась взглядом в табличку на доме. Никитский Бульвар, 11/12, строение 1.
— Хорошо, спасибо, — буркнула Марина и отключилась.
Даша удивленно посмотрела на трубку. Так себе новости. Она еще какое-то время постояла, задумчиво глядя на подсвеченные деревья, потом цокнула языком и пошла обратно.
Спустилась вниз, прошла к своему месту за стойкой и одним залпом осушила остатки коктейля.
— Ого, — притворно удивился Игорь. — Решила ускориться?
— Было бы неплохо, — ответила Даша, но не на его вопрос, а на какой-то свой, просто совпавший по форме.
— Так, и что там, с извращениями? — поинтересовался Игорь. — Есть что интересное?
— Интересное? — не поняла Даша.
— Ну, что-нибудь совсем необычное. Прям из ряда вон выходящее.
— Я же не словарь фетишей читаю. Меня интересует механизм возникновения девиаций, а не форма!
— Ладно, не кипятись! — усмехнулся Игорь. — Я так, в целях общего просвещения. Думал, чего интересного расскажешь. Или научишь. Ты же, кстати, говорила, что ты детский психолог, зачем тебе такая литература?
Даша вздохнула, глянув, как бармен ставит перед Игорем третий коктейль.
— А по-твоему, в каком возрасте формируются все отклонения? — немного раздраженно ответила Даша.
— Да откуда мне знать? Почему ты решила стать именно детским психологом?
— Мне кажется, что иногда проще предотвратить, чем исправить. Понимаешь? Мне кажется, действительно эффективно можно повлиять в детстве. Чем дальше, тем сложней, психика становится все менее подвижной. Взрослые с очень большим трудом работают со своими травмами, а дети… Они даже не всегда воспринимают травмы как что-то плохое. Они более любопытны и с большим интересом исследуют что-то.
— То есть все проблемы действительно из детства? — поинтересовался Игорь — Мол, мама не любила — и все, дальше все под откос?
— И да, и нет. Есть мнение, что влияние родителей сильно переоценено. Если взять, к примеру, пару, в которой женщина мужественная, а мужчина, наоборот, феминный. Она зарабатывает, он с детьми сидит и по дому убирается. Казалось бы, их дочь должна взять эту модель на вооружение, но это не всегда так. Девочка может взять от отца заботливость и нежность и все равно в итоге проявляться максимально женственно, вовсе не став карьеристкой и добытчицей. Опять-таки, надо понимать, что в психологии, как в квантовой физике, объект может менять свои свойства в результате наблюдения. Не всегда понятно, где реальность, а где интерпретация психолога. Кстати, сейчас вообще интересное время. Мы можем наблюдать результаты воспитания детей в гомосексуальных парах. Чего, конечно, раньше просто не случалось. Нужно еще лет десять, для большего количества примеров, но предварительные цифры говорят о том, что дети в таких парах вовсе не всегда следуют примеру родителей. Возможно, даже процент гомосексуалистов среди них не больше, чем среди детей гетеросексуальных пар. Надо, конечно, подождать и посмотреть, но… — Даша замолкла, поняв, что Игорю это совсем неинтересно.
— Тебя вообще что-нибудь интересует, кроме психологии и этих твоих перверсий? — уточнил он.
— Что-то интересует, — Даша и сама задумалась, что это может быть.
Махнула рукой бармену, жестом попросив повторить заказ.
— А где тут…
— Вон там, слева, — Игорь указал рукой направление.
— Спасибо.
Даша снова проделала раздражающий путь в узком пространстве между стойкой и стеной. Зашла в туалет и, конечно же, уперлась глазами в крупные латинские буквы. Видимо, те самые стихи Катулла.
Даша умылась и посмотрела на себя в зеркало.
— Тебя вообще что-нибудь интересует, кроме психологии и этих твоих перверсий? — спросила она вдруг у своего отражения.
То, конечно, только недовольно скривилось. Даша вернулась в зал и сразу же увидела пустующее место Игоря.
Наверное, этого стоило ожидать. Весь этот вечер через одно место. Хороший вроде парень… Или нет… Да к черту. Она пробралась к своему месту, села и достала телефон.
— Ваш коктейль. — Даша подняла взгляд на бармена. Внимательно просканировала его выражение лица.
Но ни малейшего оттенка сожаления или, напротив, усмешки не обнаружила.
— Спасибо.
Даша вернулась к смартфону и удалила Тиндер. Сунула трубку в сумочку и отпила свой классический «двадцатый век». Коктейли тут и вправду безупречные. Хотя бы в этом плане вечер удался.
Глава XVI
Даша недовольно посмотрела на свое отражение. Всю помаду съела, как будто в первый раз красилась, ей-богу! Быстро поправила макияж и недовольно покосилась на трещину в зеркале. Из приемной донесся приглушенный голос Филиппа Викторовича и звонкий женский смех.
Даша посмотрела на часы, неторопливо убрала косметику в сумочку, давая супервизору время закончить свои дела, и вышла в приемную. Смеявшейся недавно девушки уже не было.
— Дарья! — улыбнулся Филипп Викторович. — Как ваши дела?
— Вроде бы, хорошо.
— Действительно, — согласился собеседник. — До супервизии сложно быть уверенной в ответе. Проходите.
Даша вошла в знакомый кабинет, села в почти родное кресло и устроилась поудобнее. Сумочку положила на пол слева.
Филипп Викторович занял свое место, надел очки и раскрыл папку, в которой, очевидно, пряталась расшифровка последней сессии.
— Начнем?
— Да, — решительно, будто в холодную воду нырнуть собиралась, ответила Даша. — Вы, возможно, помните, что два года назад ко мне привели мальчика. Я тогда предполагала, что у него диссоциативное расстройство личности.
— Да, помню, — кивнул Филипп Викторович. — Он себя адмиралом считал.
— Контр-адмиралом, — зачем-то уточнила Даша.
Филипп Викторович кинул на нее мимолетный насмешливый взгляд из-под очков, но ничего не сказал.
— Так вот, — продолжила Даша. — Его снова привели ко мне. Соответственно, я снова с ним работаю. У меня вопрос именно по этой сессии. Я чувствую, что что-то… не так. Что-то не работает. Но не понимаю, что.
— И это запрос на супервизию? — не отрываясь от чтения, уточнил Филипп Викторович.
— Да.
— Почему вы сказали «соответственно, я снова работаю с ним»? — поинтересовался супервизор. — Соответственно чему?
Даша даже растерялась. Вопрос выбил ее из ожидаемого русла разговора.
— Ну, соответственно запросу, наверное. Его привели, я работаю.
— Чему вы так стараетесь соответствовать? — Филипп Викторович достал из нагрудного кармана свою любимую ручку и сделал какую-то пометку в расшифровке.
— Ну… Профессиональным стандартам, наверное.
— А почему вам кажется, что вы им не соответствуете? — по-прежнему не отвлекаясь от расшифровки, будто бы между прочим, поинтересовался супервизор.
— Мне так не кажется, я просто держу их в фокусе внимания, — Даша даже сама почувствовала, что выкручивается.
— Хорошо, — Филипп Викторович наконец-то посмотрел на нее. — По этой сессии непонятно, что рекомендовал психиатр. Напомните мне, пожалуйста.
Даша сжала губы, вдруг поняв, почему она сегодня съела всю помаду.
— Родители отказались водить мальчика к психиатру.
— Хм… — Филипп Викторович постучал по расшифровке ручкой. — Тогда, возможно, становится понятно, откуда взялось это ваше «соответственно». Улавливаете?
— Да, — нехотя признала Даша. — Но это же не значит, что я не могу работать с ним.
— И да, и нет, — возразил супервизор. — Судя по всему, вы и сами понимаете двоякость ситуации. Вы осознаете, какую ответственность берете на себя, работая с клиентом, который не следует вашим рекомендациям?
— Да. — «А что тут еще можно ответить?».
— Хорошо. Вы же понимаете, что если речь идет о психиатрическом диагнозе, то ваша работа может оказаться напрасной?
— Если, — отметила Даша.
— Дарья, я старый психотерапевт, который испытывает удовольствие даже от самой идеи вражды психиатров и психотерапевтов, — как-то даже примиряюще улыбнулся Филипп Викторович. — Я их недолюбливаю и честно говорю им об этом. Я работал с массой клиентов, которые чрезмерно увлеклись психиатрией. Вы сами знаете, как непросто их вытащить оттуда. Я к тому, что отлично понимаю ваше отношение к психиатрам. Но давайте внимательно посмотрим на ситуацию. К вам приводят мальчика, который считает себя контр-адмиралом какого-то там карательного корпуса. Более того, он продолжает себя считать таковым на протяжении, как минимум, двух лет. Не кажется ли вам, что тут есть основания для осмотра психиатра?
— Кажется, — согласилась Даша. — Но родители отказались вести его на осмотр.
— Да, понимаю. Работаем с тем, что есть. Но в сложившийся ситуации надо задать вопрос: вы готовы к тому, что прогресса не добьетесь никогда?
Даша задумалась. Вообще-то ей стоило задать себе этот вопрос раньше.
— Не уверена…
— В чем? — уточнил Филипп Викторович.
— Что прогресса не будет. Мы ведь не знаем, действительно ли случай психиатрический.
— Допустим, что да, — отмахнулся супервизор, добиваясь прямого ответа на свой вопрос. — Вы готовы работать безрезультатно?
— Да.
— Хм… Правда?
Даша задумалась. Она все-таки никак не могла окончательно принять для себя такой вариант. Нет же гарантии, что супервизор прав.
— Да. Готова.
— Почему? — внимательно глядя на девушку, поинтересовался супервизор.
— Ну, вдруг все-таки получится, — сдалась Даша. — Не бросать же его!
— Запомните этот момент, пожалуйста, — попросил Филипп Викторович. — Мы вернемся к нему позже. Почему бы не передать мальчика другому специалисту?
— Он ни с одним другим психологом на контакт не идет, — понимая, что оправдывается, ответила Даша.
— Какой мотив руководит вами? — улыбнувшись одними уголками губ, поинтересовался Филипп Викторович.
Даша какое-то время молчала, потом выложила все, что могла сказать по этому поводу:
— Тут нет одного главного мотива. Мне и интересно, и хочется помочь. Из негативного, конечно, есть и гордость: никто, кроме меня, не смог наладить с ним контакт. Опять-таки есть отголоски желания спасти мальчика. Уникальность случая тоже берет свое. Вы же понимаете, что такие клиенты, возможно, раз в жизни встречаются. Как всегда, весь набор, в общем.
— Ну, как понимаете, хорошая новость в том, что вы это понимаете. Можете сказать, что превалирует? Карьерные амбиции или желание помочь?
— Амбиции, — призналась Даша.
Филипп Викторович какое-то время смотрел на нее, будто бы сомневаясь, стоит ли высказать свое предположение.
— Не буду вас учить, что с этим делать. Думаю, вы и без меня с этим справитесь.
Даша отметила, что он так и не сказал вслух о том, что его смутило. И дело вовсе не в ее карьерных амбициях.
— Да, я понимаю, о чем речь.
— Хорошо, давайте пойдем дальше. Вы сами отметили, что никто не смог добиться от мальчика сотрудничества. Что это значит?
— Родители пробовали водить его к другим терапевтам, но с ними он даже говорить не стал, — пояснила Даша.
— А с вами говорит, — задумчиво протянул Филипп Викторович. — Интересно, почему?
— Его водили к ним уже после меня. К сожалению, он как-то узнал, что я рекомендовала отправить его к психиатру, и, как понимаете, обиделся. Вероятно, обиду он перенес на всех психотерапевтов и не доверял им.
— Ого, — супервизор покачал головой. — Это многое объясняет. Я обратил внимание, по крайней мере по этой сессии, на значительный уровень доверия. Я бы даже сказал, высочайший. Как вам это удалось?
— Благодаря обиде, в некотором роде. Когда Костю снова привели ко мне, была очень эмоциональная сессия. Он и со мной не разговаривал сначала, но потом все-таки его прорвало.
— Катарсис?
— Можно и так сказать.
— Нет худа без добра, — Филипп Викторович хмурился, что-то в его голове не складывалось. — Я обратил внимание, что вам удалось как-то развернуть его внимание на себя. Чего не было раньше. Он вообще не был склонен анализировать, если так можно сказать про ребенка, свое поведение. Как вам удалось?
Даша мгновенно приняла решение, которое откладывала последнюю неделю и выстроила в голове схему. Попутно успев понять, откуда на самом деле взялось ее слово «соответственно», которое обсуждали в начале сессии.
— Тоже после катарсиса, — аккуратно, фактически совсем не соврав, ответила Даша. — Он сам отметил, что ему сложно взаимодействовать с окружающими и он хотел бы научиться.
— Чудны дела твои… — задумчиво протянул Филипп Викторович. — Ну что же, это хорошо. Это скорее говорит в пользу вашего предположения о диссоциативном расстройстве, чем в пользу шизофрении.
— Да! — вдруг буквально вскинулась Даша. — Я о том же! Это явный признак того, что случай вовсе не психиатрический. Ему просто нужен хороший специалист, который поможет развить навыки самоанализа!
Филипп Викторович ничего не ответил, но Даша и сама по своему тону поняла, как это прозвучало.
— Что же, вернемся к сессии. Вы понимаете механизм, благодаря которому он обыграл учительницу?
— В общих чертах. Забавный математический парадокс.
— Этот парадокс, в основе которого лежит нетранзитивность, называется «Игра Пенни». — «Да он похвастаться своими математическими познаниями решил», — с удивлением отметила для себя Даша. — Не будем вдаваться в подробности, их Костя не знал. Но он наизусть знал соотношение шансов на победу восьми комбинаций цифр. Суммарно это 56 вариантов. Весьма нетривиально. Плюс он хорошо понимал, как сыграть на высокомерии, азарте и страхе, и тем самым уронить авторитет учительницы. Что тоже весьма нетривиально. Я бы даже сказал, что достойно восхищения. А у вас в расшифровке я вижу периодические отметки о том, что вы испытывали раздражение. Понимаете?
— Пока нет, — нахмурилась Даша.
— Хорошо, давайте так. Если бы вы услышали историю о первоклашке, который так ловко обвел учительницу вокруг пальца, что бы вы ощутили?
— Ну… Наверное, действительно восхищение, — усмехнулась Даша. — Это как минимум забавно.
— Но обратите внимание, что в рамках сессии у вас такого чувства не возникло. Понимаете, о чем я?
— Ну…
— Кто испытывает раздражение от того, что ребенок дурит учительницу, независимо от того, как он это делает? Я вот, например, едва сдерживаю порыв написать Косте письмо с благодарностью. У меня такое ощущение, что он вернул в наш мир справедливость и отомстил за мои школьные годы.
Даша едва не хлопнула себя по лбу:
— Комплементарный контрперенос!
— Именно.
— При этом… — Даша задумалась. — Удивительно, получается, что чужими детьми гордиться проще… Ведь если я воспринимаю историю как стороннюю, то меня совсем не волнует, что мой ребенок не соответствует каким-то нормам общества. Я не пытаюсь вернуть его в рамки..