Дженифер опустила голову, побледнев, как нашкодивший ребенок. — Но позже ты вспомнишь мои слова, когда этот звереныш покусает руку, которой ты ее кормишь, — потыкав тонким, дрожащим пальцем в Лизу, пожилая женщина гордо удалилась.
Остальные родственники хранили гробовое молчание.
— Нет, Лиза не такая, — неожиданно вскричала слегка разозленная Джен в спину старой женщины. — Она очень красивая и очень талантливая. В ней чувствуется порода.
— Порода беспородности? — с ухмылкой заметил Джастин, снова оборачиваясь. Его юные друзья откровенно ржали, наблюдая за этой неприятной сценой. — Какая у нее может быть порода? Пудель безмозглый? Блондинка натуральная, детдомовская? — продолжал изощряться он, держа в одной руке бокал коньяка.
Лиза невольно сравнивала цвет коньяка и его глаз, подсвеченных огнем в роскошном камине с настоящими, потрескивающими дровами.
Лиза не могла даже обидеться на него, хотя сердце сжималось от боли. Но это было скорее страданье невозможности исполнения ее мечты, чем боль от его слов.
Девочка с грустью признавала его правоту: конечно же, он имел право смотреть на нее свысока, этот красавец в безукоризненном смокинге и золотой булавке в галстуке.
По ее мнению, ему не подходила только девушка.
— Лиза сочиняет собственную музыку и играет ее, — с гордостью продолжала женщина, не желая признавать при всех, что, может быть, совершила ужасную ошибку, удочерив нищенку. — К тому же, она великолепно владеет английским и французским. И это притом, что она действительно росла в ужаснейшем приюте отвратительной бедной страны.
От подобных комментариев, после которых большая часть приглашенных резко сделала шаг назад, словно она была прокаженной, — ей стало еще противнее и гаже на душе.
— Лизочка сыграет нам, ведь правда, дорогая? — Джен подтолкнула ее в сторону пианино, стоявшего в комнате. Девочка догадалась, что его принесли специально ради этого вечера.
Стараясь не обращать внимание на усилившийся шум — гости явно занялись своими делами, продолжая громко развлекаться, — она подошла и села за инструмент, подняла крышку. Когда пальцы коснулись чуть прохладных клавиш, она снова ощутила единение с космосом, со своим личным внутренним адом — подсознанием. Демоны зашевелились в ее душе.
Она сыграла три композиции, и завершила свое выступление мелодией, придуманной ею в момент убийства.
Ей казалось, что ее музыка всколыхнула даже души этих равнодушно-черствых аристократов.
Когда она повернулась к ним, сверкая глазами, все еще затуманенными вдохновением, она отметила тишину, наступившую на каком-то этапе выступления. Но очень быстро волшебство рассеялось. Все разом заговорили.
— Это ужасно, просто кошмарно. Она просто чудовище, — восклицала старуха, имени которой Лиза так и не узнала.
— Набор бессмысленных звуков, — скривившись, громко заявила Джина, с вызовом глядя на нее серо-голубыми злыми глазками.
— Отстойник, — щегольнул молодежным слэнгом рыжеволосый, очень некрасивый, зато шикарно одетый приятель Джастина.
— Пусть лучше нам Джастин сыграет, — воскликнула старуха, улыбаясь и демонстрируя зубной протез.
— Да-да. Мы хотим услышать твое гениальное исполнение, Джастин, — послышались подбадривающие восклицания. Впрочем, его и не следовало подбадривать — он и так был полностью уверен в себе, что было странным для такого юного возраста.
Улыбнувшись всем присутствующим, он грациозной походкой уселся за пианино и тоже начал играть. Лиза словила себя на том, что заслушалась, почти потеряв связь с реальностью.
"Пожалуй, он единственный исполнитель, который мне действительно нравится" — мелькнуло у нее в голове.
В первые же дни она попросила Дженифер приобрести для нее диски с различными современными исполнителями классической или собственной музыки. Женщина отдала приказ слугам — и те закупили полные коллекции современных исполнителей. Для нее приобрели даже джазовые композиции, хотя она терпеть не могла этот стиль, презрительно считая его нехитрым развлечением для необразованных негров.
"Никто не может сравниться с ним, никто" — убежденно прошептала она, зная, что в общем восторженном гуле ее никто не услышит. Впрочем, она понимала и разделяла их эйфорию.
— Ты был божественен, мой дорогой, — Джина кинулась ему на шею, когда парень встал и слегка поклонился присутствующим, на что те ответили ему шорохом аплодисментов.
Звуки аплодисментов слышались ей, словно шорохи тысяч падающих листьев, срываемых с деревьев ураганом.
— Спасибо, любимая. Но думаю, ты слегка преувеличиваешь. Это же не концерт — я играл для своих, без соответствующей аппаратуры, — отвечал он, самодовольно улыбаясь, вопреки попыткам изобразить хоть кое-какую скромность.
* * *
Вечеринка прошла просто ужасно. Впрочем, всем остальным было хорошо и весело. Всем, кроме нее. От нее шарахались, отскакивали, чуть ли не отпрыгивали, когда она перемещалась по залу.
В конце концов, Лиза уселась на диванчик в углу — и все гости тщательно обходили это место, где самая красивая девушка вечера прозябала в безвестности.
Лиза выпила пару бокалов шампанского — и от пузырьков, взрывающих мозг, как пузырьки джакузи — тело, — она ощутила себя очень странно. Словно бы провалилась в какое-то другое измерение. Ее состояние усугублялось отчаянными и довольно удачными попытками сделать вид, что ее нет на этом мероприятии — слуг и то замечали, потому что те проносили мимо гостей подносы с миленькими канапе и бокалами различных напитков.
Ей казалось, что это был сон, который с самого начала напоминал кошмар, а потом стал нудным галлюциногенным переживанием.
Лиза незаметно ушла через заднюю дверь, ведущую в сад. Она мстительно оставила ее немного открытой — чтобы гости в легких нарядах продрогли, а еще лучше — простудились, подхватили воспаление легких, заболели и умерли.
Ей самой было ужасно холодно в легком платьице с открытыми плечами на осеннем ветру. Но душевный холод жег изнутри.
Она немного прогулялась, стараясь затеряться в наступающей полутьме вечера. Немного посидела в беседке, вспомнив свою первую встречу с Джиной.
"Почему она меня так презирает? Я ее намного красивее, пусть и младше. И у меня ведь тоже была хорошая мама… Я слишком совершенная, чтобы родиться в семье нищебродов и алкашей. Да и отец, наверное, из приличной семьи. Я не помню. Или не хочу вспоминать?" — эти мысли вспарывали мозг, словно скальпель, причиняя ужасную боль.
У девочки разболелась голова, что случалось каждый раз, когда она пыталась вспомнить прошлое.
Почувствовав, что ужасно замерзла и едва может пошевелить руками, а ног вообще не чувствует, Лиза встала.
"Надо уйти к себе. Пускай потом Джен отчитает меня за то, что я сбежала — мне все равно. Быть может, уже завтра они меня выгонят? Я ведь никому не понравилась. Меня даже не попытались кому-то представить, кроме этой жуткой старухи. Я была пустым местом. Они меня ненавидят".
Мысли бродили в голове, как заблудившиеся люди в дремучем лесу.
Ноги сами собой привели ее на террасу, куда она взобралась по небольшой винтовой лесенке. Тут стояло несколько летних лежанок и даже имелся подсвеченный бассейн, хотя Лиза не могла и представить, какой экстремал согласился бы купаться там на холодном осеннем ветру.
Но когда она подошла поближе, ей показалось, что атмосфера была не такой уж холодной — она даже начала отогреваться. Через какое-то время Лиза обнаружила, что вся терраса закрыта стеклянной крышей и стенами.
Неожиданно возле бассейна она обнаружила "сладкую парочку": Джастина с Джиной.
Они лежали на мягком диване, абсолютно голые. Причем, как удивленно отметила шокированная Лиза, — девушка была сверху. Ее волосы мерцали синеватым светом, идущим от бассейна.
Подняв голову, Джина заметила Лизу.
Наверное, что-то ощутив в поведении партнерши, Джастин тоже остановился, повернул голову к выходу. Похоже, он даже немного смутился.
— Не обращай на нее внимания, дорогой. Пускай смотрит, — хмыкнула Джина, снова начиная его целовать. — Она ведь пустое место — считай, что к нам на огонек забежала белая крыса, — девица хихикнула, прижимаясь к нему всем телом.
Лиза убежала, с грохотом хлопнув дверью. Ей снова пришлось пробежать через сад — затем она нашла вход в дом и поднялась к себе.
Не вызывая Розу — ей не хотелось никого видеть — девочка стащила с себя платье и почти разорвала его, смяла и швырнула в корзину с грязным бельем. Она знала, что никогда больше не наденет его.
Она поплелась в ванную, села на бортик, открутила краны и, сосредоточенно глядя на набирающуюся воду, ушла в тяжкие думы. Усталость рождала в теле тяжесть и пустоту.
Девочка забралась внутрь, почему-то ощущая себя грязной. А еще — очень замерзшей. Словно ее тело превратилось в кусок льда.
"Жаль, что тело, а не сердце", — вяло подумала она, почти засыпая в ванной.
ГЛАВА 7.
Лиза стояла перед зеркалом, расправляя складки платья. Затем застыла, замерев, гипнотизируя гладкую поверхность огромными серыми глазами, опущенными длинными ресницами.
Тонкие, нервные пальцы пианистки поднялись вверх и запутались в густых светлых волосах — словно тонкие лепестки лилий в жемчужной пене.
Она рассматривала себя, в миллионный раз пытаясь понять, осознать — что в ней было не так?
Прошло пять лет, проведенных в доме Армстронгов. Пять лет, благодаря которым тело развилось и превратилось в идеальную имитацию мраморной скульптуры.
В свое время Лиза боялась, что останется плоскогрудой… Или что ее ноги будут слишком тонкими. Или она, не дай Бог, растолстеет.
Ведь слишком много времени она провела в приюте, и это не могло не отразиться на ее внешности. А внешность и талант были единственными, что у нее осталось ценного в этом мире.
Прочитав взахлеб множество сказок — в доме была огромная библиотека, которой ей разрешили пользоваться — Лиза осознала, что Золушка не была бы нужна принцу, если бы вдруг родилась уродиной.
Или если бы высохла от работы на мачеху и падчериц.
Поэтому она сама очень старалась ухаживать за собой. Не пила, не курила. Правда, избегать стрессов не получалось.
Лизе повезло, что она сразу осознала свое место и сразу же вписалась в эти рамки. Очередная дрессированная собачка миссис Армстронг. Красивенькая куколка, которая играет на пианино — если ее дернуть за веревочку. Улыбается, развлекает хозяйку, никогда не перечит, никого не нагружает своими проблемами, и вообще, держит все эмоции на замке. Просто фарфоровая красотка, купленная в очередном магазине. Безделушка. Возможно, не из самых дорогих.
Впрочем, Лиза сама не желала кому-то раскрывать свое сердце. Равнодушная маска была ей к лицу и приносила пользу. Она научилась безразлично относиться к ядовитым и злобным выходкам родни Армстронгов, когда те приезжали в гости. И ее постоянно заставляли выступать, хотя каждый раз критиковали и обзывали ничтожеством.
Лиза была уверена, что ее музыка нравится им, поражает их, как выстрел в спину. Сначала она не понимала, отчего они так издеваются над собой, если ее исполнение им не нравится. А потом, через пару лет, поняла, что, напротив, очень даже по вкусу. Но признаться в столь ужасном извращении они не могут. Так как по законам семьи для них существовал лишь один кумир — Джастин.
Джастин оставался и ее идеалом — в самой глубине сердца. Но красивый парень, надменный сынок богатых и знатных англичан, по-прежнему смотрел на нее, как на что-то отвратительное, гадкое и низменное.
Каждый его взгляд отравлял душу, наполняя горечью и болью. Ей хотелось кричать: "За что? Что я тебе сделала?", каждый раз, когда он демонстративно отворачивался от нее. И обнимал свою "бледную блондинку".
Джина, которая оставалась его невестой — незыблемая, как скала, — тоже презирала ее. Только к этому чувству, которое у Джастина все-таки было поверхностным, примешивалась женская ревность и зависть.
Взгляд ее серо-голубых глаз казался нацеленным на серебристую лисичку дулом винтовки. Прищур — как прицел. Этот взгляд постоянно следовал за ней, подмечая каждый шаг и жест, как только обе девушки оказывались в одном помещении.
Лизе требовалась железная выдержка, чтобы не кинуться на Джину, и не вцепиться ногтями ей в горло. Пару раз она даже серьезно задумывалась над тем, чтобы проучить ее, как в свое время Розу. Но Роза была прислугой, мексиканкой, которая не стала жаловаться, так как очень ценила хорошо оплачиваемую работу. Лиза прекрасно понимала, что, если она тронет холеную аристократку хоть пальцем, ее просто выкинут на улицу, как нашкодившего щенка. Если в тюрьму не запроторят.
Нет, она понимала, что Джина Остин — слишком сильный соперник, который ей (пока) не по зубам. И она, сжав зубы, терпела. Носила маску бесстрастности на лице, что несказанно бесило вспыльчивую аристократку.
Однажды, когда они остались одни, Джина попыталась замахнуться на нее, но натолкнулась на такой взгляд, что быстро убрала руку и отшатнулась, словно дотронулась до раскаленного, кипящего чайника.
Больше она ни разу не пыталась ее ударить, но ненавидела еще сильнее за тот свой промах.
По мнению мажорки, Лиза не желала знать свое место… И оставаться на нем, как собачка на своей подстилке.
Зато после того случая Джина распустила слухи, что Лиза сумасшедшая. И постоянно рассказывала об этом ее приемным родителям и остальным родственникам, которым и так не нужен был повод, чтобы ненавидеть детдомовского приемыша.
Лиза научилась избегать их общества. Она любила время, проведенное наедине с собой, понимая, что для нее одиночество — это отрадная отдушина, оплот покоя, по сравнению с океаном всеобщей ненависти.
Ей было хорошо в своих комнатах. Только там она ощущала, что на самом деле стала богатой, а еще свободной. Ну, почти. По крайней мере, две ее самых больших мечты сбылись: она ушла из приюта, и не на улицу, да к тому же, у нее всего было вдоволь. Шмотки, еда, даже служанка… А еще — большой рояль и возможность сочинять музыку. И не бояться, что кто-то найдет и порвет ее ноты, как это однажды случилось в приюте — после этого случая ее бывшая учительница всегда закрывала ее на замок, когда оставляла одну в аудитории. Потому что однажды, когда учительница пришла, то Лиза оказалась избитой — а в ее волосах запутались обрывки ее драгоценных нот.
Лиза не забыла, как это — терять. Когда у тебя буквально вырывают из рук твое самое драгоценное творение — и разрывают, а потом швыряют в тебя обрывками.
Именно тогда она ощутила, что обезумела. Потому что накинулась на них, хотя ребят и девушек было десять против нее одной. И чуть не убила одного из них. Она швыряла в них все тяжелые предметы, которые могла поднять, и ей было плевать на последствия.
После этого случая ее ненадолго оставили в покое. Девочку больше не трогали, обижали только словами. Боялись. Даже самым гнусным наглецам не всегда хочется умирать.
Вдохнув, очень красивая девушка с невероятно тонкой талией, длинными, стройными ногами и высокой грудью отошла от отражающего ее во весь рост зеркала.
К ее глубокому сожалению, произвести такое же впечатление на Джину у нее не получалось. Та никак не хотела от нее отцепиться, хотя за прошедшие годы должна была уже привыкнуть. Но с возрастом, по мнению Лизы, та все больше превращалась в визгливую психопатическую сучку.
Иногда, наблюдая за ней в свою очередь, Лиза пыталась оценить, кто из них более сумасшедший.
Иногда Лизе казалось, что Джина одержима ею. Точнее, одержима страстным желанием доказать Джастину, что она во много раз лучше.
Вот этого Лиза никогда не могла понять. Ведь красивый, холеный аристократ и так принадлежал своей невесте без остатка. Такой же холеной и богатой.
"Наверное, все дело в том, что я намного красивее ее. И она это видит — не слепая ведь", — с некоторым удовлетворением подумала Лиза, поглаживая себя по бокам и томно улыбаясь.