Я продолжил ходить по комнате.
— Государь, мы надеялись, что Лида всё-таки попадет в Софью. — Начал Никита. — Но видно сейчас всё будет похоже на реальные события. Я пытался убедить Алек… Ивана скрыться, но он до последнего надеялся на Лиду. Теперь его не сегодня, так завтра потребуют выдать, раз не нашли во время бунта. Это может погубить не только царицу, но и тебя, и меня. Я не уверен, что в этом случае генерал будет способен что-то сделать один.
— А кто у нас Генерал? Антонов? В ком он?
— В Алексашке должен быть. Саркофаг Антонова изначально настраивался именно на Меншикова — тут варианты исключены.
Никита стал рассказывать мне то, что он знал об истории проекта и о планах Генерала. Иван добавлял его рассказ комментариями о последних событиях перед своим "погружением". Первоначально никто не ожидал, что вселенцы смогут делать что-либо кроме наблюдений. Поэтому готовили одного Генерала. Он был первый, кто испытал "Саркофаг" — многие на проекте так звали темпоскоп. Генерал понял, что темпонавт может управлять носителем, если подавит личность последнего. Природа такого поведения психоматрицы была не понятна ученым, которые работали над темпоскопом, но именно это больше всего заинтересовало контору и помогло развернуть проект через наш банк. Первый прыжок был осуществлен минимально близкий тогда срок — почти на 1000 лет назад и проектной команде была поставлена амбициозная задача сократить его до пары часов. К несчастью для проекта информация всё-таки ушла к заклятым друзьям за океан, причем на тот момент гарантированно был достигнут рубеж конца XVII века. Продажа инвестора и мое появление в Енисейске подстегнуло завершение подготовки команды. Генерал рассчитывал теперь сделать эксперимент с прогрессорством — он верил, что попадает в прошлое своего мира, хотя его доклад по первому прыжку расходился с маркерами историков. Оставалось сделать тестовую закладку "артефакта" в условленном месте и подтвердить гипотезу единства мировой линии развития. Олега Александровича отправляли в 1687 год, и он должен был в измайловском бору оборудовать тайник, дождаться появления Антонова и вернуться вместе с ним. После того как ученые удостоверятся в путешествии в свой мир основная команда проекта должна была быть эвакуирована. Новым хозяевам досталась бы пустая база с телами темпонавтов в хронокапсуле без документации. Из персонала оставалась только охрана. Мой доклад, вероятно, заставил противника пойти на крайние меры и штурмовать бункер, поэтому отправку сделали аврально.
Олег Александрович был первым в основной команде на "погружение", поэтому попадал в прошлое раньше других. Его весьма удивило, что он попал на 10 лет раньше расчета — как раз в момент, когда Никиту утверждали учителем царевича.
Склонный к вину дьяк, знающий хорошо только церковную грамоту и не отличающийся настойчивостью, показался царю Фёдору достойной кандидатурой для наставника своего крестника. Не то, что бы Фёдор плохо относился к самому Петру, но с мачехой у старой семьи всегда любви не наблюдалось. И царь не стал искать для сродного брата очень хороших учителей. До самой своей смерти он так и не узнал насколько ошибся в выборе.
Олег Александрович попав в дьяка, быстро растворил в себе предыдущую личность. Так как он готовился поспасть именно в это время, то адаптация не вызвала больших проблем. Заслуженный учитель РСФСР смог организовать обучение малолетнего царевича, не сильно отходя от канонов тогдашнего церковного образования, но привнеся в процесс весь свой опыт. Пётр проникся к нему искренней преданностью. Я смог "вспомнить" через Петра как ему было тяжело пережить разлуку с учителем, когда царь отправил Никиту с посольством в Крым. Олег Александрович после обязательного заучивания церковных книг дополнительно учил Петра основам математики и физики. Много рассказывал из истории Руси и её географии. Вот так он стал ожидать прибытие остальной команды. Генерал просил его просто стать незаменимым для будущего императора человеком, прикрывающим его прогрессорство на самом верху. Каково же было удивление Олега Александровича, когда к нему на контакт вышел прибывший из ссылки Иван Кириллович, который оказался Александром Марченко — мужем Лиды. Он посветил дьяка о смене планов на проекте и предположил, что следует ждать еще нескольких вселенцев. Вдвоем они определили, что был сбой настройки оборудования, т. к. один из них провалился на десять лет раньше срока, а другой к тому же ещё и в "неправильного" персонажа. На другой день после их встречи Иван имел неожиданный разговор с кравчим царя — князем Борисом Голицыным. Оказалось, что в него был перенесен правая рука Генерала на проекте — майор Дудыкин. Князь тогда только вышел из глубокого запоя или как доложили царю "болезни". Втроем они договорились ожидать появления остальных темпонавтов и уже с ними решать, как жить дальше и как строить империю. Вселенец в Петра не ожидался. Более того, ожидая появления Лиды в теле Софьи, даже не очень-то следили за ростом недовольства в стрелецких слободах. Поэтому активная фаза бунта стала в некотором роде ожидаемой неожиданностью. Утратив надежду на помощь вселенцев из другого лагеря, Никита и Иван стали составлять новые проекты спасения своей жизни и власти Петра. Я застал их в самом начале разговора, сразу после того как они обменялись слухами.
— А полный список всех кто должен быть в 17 веке есть? — спросил я у Никиты.
— Это только Генерал знает. С научниками контактировал только он, и отряд темпонавтов комплектовал он. Ну может ещё Михалыч — его зам в СБ по технике. Чтобы узнать, кто и куда вселился, нам надо дождаться, когда кто-то из этих двоих объявится.
В этот момент открылась дверь, ведущая в молельню, и оттуда в темном траурном одеянии вышла Марфа Апраксина — молодая и красивая вдова Фёдора. С ней вышла так же одетая во все черное пожилого вида боярыня и зло посмотрела на дядьку Ивана. Женщины поклонились мне. Мужчины встали.
— Наговорились ли вы с дьяком, Иван свет Кириллович? Царица, я чай, уж все очи проплакала, о тебе боярин… — при этом она так посмотрела на Ивана Нарышкина, как женщина может смотреть только на по-настоящему близкого человека. Я заметил как Иван (Александр) смутился. "Ай-я-яй, дядюшка, утешил видать вдову! Узнают стрельцы и его уж точно не спасти!"
— Да, пора нам царица покинуть твои покои — сказал я. — благодарю, что сберегла мне Ивана Кирилловича, да Никиту Моисеевича. Пойдешь ли ты с нами к матушке моей, али здесь останешься?
— Пойду, великий государь, коли ты дозволишь…
Я замешкался у дверей, пропуская царицу выйти первой. Оказалось, что зря — мой статус, как царствующего сейчас государя, был выше. В сенях к нам присоединился нерасторопный холоп князя Ивана. Так как стрельцы сегодня уже не шатались по дворцу, то мы добрались до половины матушки без приключений.
Глава 9
Наталья Кирилловна, как только увидела брата живым и здоровым, поднялась было с трона к нему навстречу, но сразу остановилась, испугавшись проявления своих чувств.
— Поздорову ли ты царица? — спросила она Марфу Апраксину — Поздорову ли ты Иван Кириллович? Поздорову ли ты Никита Моисеевич?
— Поздорову матушка государыня. — Отвечали ей.
Рядом с царицей стоял высокий плотный боярин. Стоял одетый в шубу покрытую зеленой парчой с серебряной вышивкой. Горлатая шапка особенной высоты добавляла ему ещё роста. Видно было, как парился боярин. По красному лицу его стекали крупные капли пота. Он стоял прямо не шевелясь стараясь делать как можно меньше движений. Только его большие, темные с желтизной глаза внимательно следили за мной.
"Кто это с матушкой, Пётр?" — спросил я царя мысленно. "Борис Андреевич Голицын, он ко мне кравчим поставлен". Я по знаку матери подошел к ней и сел рядом на специальное кресло. Остальные пришедшие стали искать места на лавках, где уже сидело несколько бородачей в таком же наряде как и у Голицына. Петр среди них узнал лишь своего деда Кирилла Полуэктовича.
Царица сегодня выглядела успокоенной и даже умиротворенной. Лишь нервное подрагивание мизинца у лежащей на перилах трона руки выдавало пережитый ей вчера ужас.
— Знаете ли, какого страху натерпелись мы с государем? — Спросила царица. — Стрельцы окаянные убивства хотели. На меня, да на царя руку подняли. Насилу отбились. Афанасия брата моего, да Мартемьяна, да Артамона Сергеича и других многих бояр и стольников государевых побили смертию. Да на тебя, свет мой, Иван Кириллович хулу кричали, да на батюшку нашего тако ж.
— Знаем государыня. Знаем горе твое великое. То горе и наше. Многих побили и неспокойно ныне на Москве.
— Что делать присоветуете бояре? Уйти бы нам от сего бесчестия, да некуда. Бунтовщики окаянные караулы поставили свои по всему кремлю. Насилу из дворца царского отвели невежд. Как быть теперь государю? — Наталья Кирилловна тяжелым взглядом обвела собравшихся.
Вопрос царицы долго оставался без ответа. Заметно было, что ближние её может и хотели б ободрить государыню, да не было у них мыслей ободряющих. Наконец решился Борис Голицын.
— Дозволь государыня сказать. — Получив ободряющий кивок, он продолжил — На Москве сейчас неспокойно — много стрельцы шумят и порядка от того нет. Сыны боярские, да дворяне многие готовы порадеть за тебя матушка-государыня, да некому их собрать. Упредили нас Милославские — подняли стрельцов. Князь Долгорукий, упокой господь его душу, сильно надеялся на Матвея Сергеевича. Молод ещё был, да не любим стрельцами. Они и батюшку его старого князя побили, говорят. Нынче Хованские у смутьянов в радости. Таратую стрельцы "любо" кричат ровно они не государевы служилые люди, гулящие донские казачата. Дознал я через людишек верных, что Ванька Милославский, да Васька Голицын подбивают стрельцов царевича Ивана на царство ставить и царевну Софью при нем правительницей хотят сделать. А коли придут стрельцы в Кремль за Иваном Кирилловичем, да за другими ближними твоими царица, то побоятся бояре супротив выступить. Тогда всех потеряем, как бы самим живу остаться. Надо государыня боярина Ивана с братьями и батюшку вашего уговорить постриг принять, да защиту у патриарха просить. А как уйдут стрельцы за реку, так мы с верными людьми в Кремль придем, и царствие Петра Алексеевича в думе средь бояр отстоять сумеем. Чай не впервой сиё.
— Постой князь, ты, верно, всех моих родственников постричь хочешь. С кем мы-то останемся? С тобой и с родичами твоими? — спросила царица.
— Дозволь сестрица и мне слово молвить — дядька Иван в упор посмотрел на Голицына. — Бежать нам надо из Москвы, хоть в Преображенское хоть в Троицу и там поднимать дворян, да детей боярских против бунта.
— Да как же сбежать нам сейчас? Ведь и людей верных не пошлешь — кругом дворца соглядатаи Хованских сторожат. — Вздохнула царица — Все не сможем — надо, чтобы кто остался во дворце.
Долго ещё судили и рядили Борис Голицын с царицыным братом. Мы с Никитой (Олегом Александровичем) да царицей Марфой молча, наблюдали за "прениями". Иногда на стороне Бориса вступался один из сидевших на лавках бояр. Ивана никто кроме его отца не решался поддержать. В какой-то момент мне вдруг стало понятно, что спор сей Голицын и Нарышкин уже давно ведут, но только сейчас он вышел на уровень государыни.
Всё это время царица задумчиво сидела и больше не перебивала спорщиков. Только раз она вмешалась, когда Иван и Борис начали расписывать: кто из думских бояр, стольников, окольничих, думских же дворян и дьяков может поддержать нашу партию, кто будет за Милославских, а кого можно ещё уговорить. Положение складывалось малорадосное. Слишком много было думских, кто колебался и рассчитывал на то, чтобы примкнуть только к уже победившей партии.
Наконец мне этот спор стал надоедать. Я заставил Петра подняться и "перехватил управление".
— Матушка, дозволь мне.
Царица удивленно посмотрела на сына. Было понятно, что Петра взяли на совет для приучения к государственным делам, но в силу малолетства никто не ожидал услышать его мнение. Я не стал дожидаться разрешения и продолжил.
— Коли не можем мы ноне вверху быть, так пусть Софья и Милославские правят пока. Мне венец сей не к спеху. Сестрица с Васькой Голицыным сами со стрельцами смуту и уладят. Коли князь Хованский им убить меня не дал сегодня, то значит, нет у него единства с царевной. Пусть грызутся ако пауки, а мы пока силы соберем, людей верных увидим, да будем дожидаться моих совершенных лет. А как я в лета выйду, то собрать Собор да на нем и принудить родственничков место батюшкино мне отдать. Ибо не было того ещё на Руси святой, что бы сестра поперед брата правила. Надобно только с Софьей наперед установиться, да не ждать когда стрельцы к тому нас принудят, не давать ей силу свою узнать.
— Да что ты говоришь, государь! — Воскликнула матушка. — Мал ты ещё разуметь сиё. Многие сейчас не хотят Милославских. Милославские род многочисленный — всё они под себя возьмут и боярам мало мест будет. Коли оставим венец им — возврата уже не будет.
Тут неожиданно встрял Никита. Был он лишь дьяком, хоть и ближним к царю человеком, но отвечать поперед старших ему было невместно. Однако царица, видно, благоволила ему, и её разрешению ни кто не стал перечить.
— Государыня царица, Государь наш Пётр Алексеевич, дозвольте слово свое молвить — Никита поклонился.
— Говори, Никита Моисеевич — царица по-доброму улыбнулась дьяку, и тот продолжил.
— Государь верно то говорит. Кто по смуте власть возьмет, тот её крепко держать не сможет. А кто по собору тот всем людям московским правым государем будет. Запомнят оне, что Софья возвеличилась волею стрельцов токмо. Дозволь царевне властвовать, покуда сын твой летами мал. Нет у неё советчиков достойных. Полагаю, неправды многие прибудут народу русскому её правления. А как вырастет Пётр, войдет в силу государь, и людей мы верных соберем, так и будут и земство и посадские за нас стоять на соборе, да и бояре с дворянами не все по рукой Милославских радостны будут. Тогда и станет царство нашим. Чай при Софье Милославские все себе заберут, и обиженные бояре милости твоей искать будут, чтобы участь переменить. Да и не было ещё того на Руси, что бы государыня поперед сильного государя властвовала.
— То верно государыня. — Поддержала Никиту царица Марфа. — У Софьи уже и места делят, и тебя с детьми хотят со света сжить. Князь Хованский противится уходу Петра Алексеевича — боится всевластия старого Ивана Милославского — не хочет, видно, полной воли Софье давать. А за ним стрельцы, как он скажет, то они и делать будут. Пока Софья в полную силу не вошла, надо царя спасать. Коли царевна сама венец возьмёт, то и отдавать не захочет. А коли мы ей его даруем, то и обратно забрать завсегда сумеем.
— Сумеем ли, сестрица? — воскликнула государыня. — Уже ли сами должны себя в руки Софье отдать?
— Для того и надо нам прийти с Софьей к согласию, коли удержать венец самим не с кем.
В конце концов, участник импровизированного совета так и не пришли единому мнению.
Расходились уже совсем близко к обедне. Дворец опустел совершенно. Даже челядь куда-то попряталась. Лишь два боевых холопа от Голицыных охраняли вход на нашу половину. Царицу Марфу взялся проводить князь Иван, оставив мне своего ближнего боевого холопа. А я всё-таки не удержался и на выходе сумел тихо сказать ему цитатой "Квартета "И": "А ты боярин — мо-ло-дец!", и скрытно показать большой палец. Александр-Иван ничего не ответил — лишь улыбнулся довольно, как кот, умыкнувший у хозяев вкусняшку.
Мне на обедню в храм идти совершенно не хотелось. Чувствовал, как сильно Пётр устал за это долгое утро, а я боялся самостоятельно сделать ошибку и "спалиться" прямо на службе. Сказался уставшим, я сделал вид, что молиться будут в персональной молельной комнате, что была устроена рядом с кабинетом. Самому мне захотелось пробраться на сторону Милославских и ещё раз увидеть Софью. То что, она оказалась так похожа на оставленную мной жену — вновь всколыхнуло тоску по семье. Страха нарваться на бунтовщиков, как ни странно не было. Наверное, молодой организм царя, в который я попал, так сильно подействовал на мою "природную осторожность", что она не решалась проявиться. Стольники мои видно разбежались, услышав, что стрельцы опять собираются в Кремль. Рядом со мной был только молчаливый Андрей и боевой холоп дядьки Ивана — Степан. Наскоро помолившись перед иконами у себя в молельной, я выскользнул через переднюю в сени. Там, дав знак "не шуметь" ожидавшим меня Андрею и Степану, свернул в проход для служек и спустился в дворцовый подклет.