Худенькая черноволосая служанка молниеносно исполнила требуемое и исчезла, словно и не было её.
— О чём ты? — спросила Эрри, неосознанно скомкав в кулаке подол отсыревшего платья.
Зервина мазнула по краю бокала губами, даже не смочив их в вине, и положила ладонь на сжатый кулак герцогини Байе.
— О том, что ты уже сделала неправильные выводы, Эрри. Но если отбросишь эмоции — поймёшь, что покушение на твою сиятельную задницу меньше всего выгодно королю и королеве, — всё с той же улыбкой сказала Зерви, чуть сжав пальцы Эрвианны. И, сразу же убрав руку, поднялась с лавочки, кивнула герцогине Саменти и направилась к своему месту, поближе к трону королевы.
— Как я понимаю, мне так и не даровано прощение, — глядя вслед де Смиле, прошипела Валения.
— Не стоит всё принимать близко к сердцу, мама. Некоторые вещи безопасней не знать, чем знать, — ответила Эрри, поднимаясь с места и склоняя голову в знак приветствия королевской четы, принца и принцессы хостийской.
Что может быть сложнее, чем поиски правды? Особенно там, где её никогда и в помине не было.
Рассадник лжи и интриг — вот чем был королевский дворец. Таким он был при Халедингах. И глупо было бы думать, что что-то изменилось при Смиле. Скорее, всё стало ещё сложнее. Ещё опаснее. Ещё тоньше стало лезвие, по которому ходит придворная знать. А король на троне — ещё подозрительнее.
Федерик не так рьяно заботился о своей безопасности, возложив эти обязанности на герцогов Байе, Кильна и Саменти. Хотя на деле покойный король верил в свою неуязвимость. Совершенно напрасно, как оказалось.
«Эрри, нет ничего постоянного. И самое непостоянное — власть. Королевский трон — это песочный замок на берегу моря, который укрепляют не водой, а кровью, страхом, шантажом, слезами сирот и вдов. Деньгами. И если монарх забывает об этом, трон съедает его», — говорил отец.
Тогда Эрвианна считала ужасными подобные слова. Это не могло быть правдой!
Но увы, заблуждение, присущее юной девушке, выращенной в любви и заботе, быстро разбилось о жестокость и суровость реальности.
Вистер не стал повторять ошибок своего предшественника. Трон под ним укреплялся каждый день.
Его подозрительность становилась просто невыносимой.
Что уж говорить о королеве Ивсталии…
Сравнивать её с Тинэрией Халединг, последней королевой династии Халедингов — неблагодарное и глупое занятие. Тонкая, свежая и нежная, как едва распустившийся первоцвет, и такая же сильная и выносливая. Всегда поражала двор своей красотой и… жёсткостью. Ни высшая, ни тем более низшая знать не смели ставить под сомнение её слова и поступки. Хотя стоит отметить, они всегда были оправданны и разумны.
В случае же с королевой Ивсталией… сложно вообще что-либо говорить. За то время, что герцогиня Байе провела при дворе Вистера Первого, ясно стало только, что королева здесь лишь видимость. Да, приличия соблюдены. Она не управляет двором, не следит за дворцом, не участвует в политических обсуждениях. Странно, что Ивсталия вообще почтила вниманием Эрри. Почему? И что у неё на уме?
Эрвианна де Байе запуталась, как муха в липкой паутине. Могла ли королева приказать подмешать яд в её вино? Или Зервина права, и она цепляется за то, к чему её усердно подводят?
Что бы получила королевская чета от её смерти? Деньги Байе. Огромное состояние, которое Эрри стерегла, как огненный дракон, и отвоевывала у мужа каждый медяк. И платила за него… дорого платила. Но и не могла позволить Тевору разрушить то, что осталось от её покойного Рона единственному сыну. В то же время, так ли обнищала королевская казна, чтобы всколыхнуть новую волну подозрений и недовольства высшей знати? С одной стороны, это опасно. Потому как носители древней крови в состоянии ощутимо пошатнуть трон под и без того неуверенно на нём сидящим Вистером. Как это случилось с Федериком. А с другой, Смиле отличились именно тем, что попрали обычаи и традиции, соблюдавшиеся веками. Смешать кровь высшей и низшей знати, угрожать жизни единственных наследников, продавать простолюдинам право глазеть на знать… Что мешает им убивать?
Эти мысли разрывали её спокойствие, как стервятники, раздирающие ещё не остывший труп. Дрожала маска высокомерного безразличия. То и дело с мраморного лица сползала вежливая, ничего не значащая, улыбка. И раз за разом возвращался взгляд к невозмутимо взирающей на арену королеве. Если она и была причастна к утреннему инциденту, то мастерски это скрывала. Ни одна мышца не дрогнула на лице, когда Эрри склонила голову в знак приветствия. Да и сейчас Ивсталию больше интересовали циркачи, исполняющие невообразимые по сложности кульбиты в воздухе, чем сиятельная герцогиня Байе. По крайней мере, она не давала повода усомниться в этом.
Где искать правду? И стоит ли она того? Что она сможет сделать королеве?
Многое. Особенно если…
Эрвианна перевела взгляд на внимательно выслушивающую своего будущего жениха и мужа Колливэ. Ещё одна растоптанная традиция. Хостийка не имела права занимать трон подле наследника, не будучи его женой. Да что там женой. Она и невестой была только по договору, а не по правилам. Не было помолвки в Храме. Их не связал пэйре алой лентой.
Герцогиня закусила губу, отвернулась и уставилась на арену, изображая неподдельный интерес. На деле же раздумывая, что делать дальше.
Эрри даже не заметила, как исчезли, словно испарились, циркачи. Как притихли простолюдины внизу, а дамы, наоборот, зашуршали юбками, продвигаясь ближе к бортику. И вздрогнула, когда зашевелился мокрый песок, пошёл волнами, как неспокойное море. И один за одним начали подниматься из него самые настоящие равли.
У герцогини Байе даже возникло желание протереть глаза, дабы убедиться, что это не выверт её подсознания.
Четыре здоровенных взрослых особи равлей сейчас стояли там, внизу. Быстрые, сильные и очень опасные. Страшные, наверное, лучше сказать.
Четыре грязно-серые ящерицы размером с лошадь. С острыми шипами вдоль позвоночника и жалом на хвосте. Тонкие кривые лапы, что заканчивались длинными изогнутыми когтями. Острая морда с огромной пастью, набитой кинжалами длинных зубов. Красные глаза со щелями чёрных вертикальных зрачков. И раздвоенный чёрный язык, раз за разом подметающий арену.
Эрри забыла, как дышать, и только когда встретилась глазами с одним из равлей, всхлипнула и оглохла от грохота собственного сердца.
Вот что значит настоящий первобытный страх. Так похож на тот, что настигает её каждый раз, стоит оказаться в темноте и тесноте. Когда пот стекает ручьями по спине, но в то же время тело сотрясает дрожь и мурашки ползут вверх по ватным ногам, пробираясь по спине до самой макушки. Сердце колотится где-то в животе, и одновременно глохнешь от его грохота в ушах. А мир вокруг перестаёт существовать. Хочется сбежать, а сдвинуться с места — нет ни сил, ни воли. Но стоит сделать шаг — и уже никто не сможет остановить тебя, пока не свалишься с ног, хватая воздух ртом.
Вот что такое настоящий страх. Или, правильней сказать, ужас.
Животное едва заметно качнуло головой. Словно отвесило короткий поклон герцогине Байе, и её словно прошила молния. Но именно это позволило ей оторвать взгляд, взять себя в руки, немного успокоиться.
Равль прижал голову к песку, словно обычная дворовая собака, и резко крутанулся, разбрызгивая в стороны комья песка, осыпая им нижние ряды. И толпа отмерла. Кто-то взвизгнул, кто-то выругался. Но в основном это был рёв восторга. Равли, привыкшие к такому, кружили по арене, бросались на высокие бортики и падали на спины. Только тогда Эрри заметила широкие ошейники, что усмиряли животных. И это всё сильней разогревало толпу. Летели в песок монеты — на удачу — и выкрики ободрения, адресованные тому, на кого были сделаны ставки. Зачем равлю монеты? Они нужны тому, кто ухаживает за ним.
Эрвианну замутило. Застучало в затылке практически непреодолимое желание сбежать. Но едва малодушие взяло своё, и она развернулась спиной к арене, как буквально налетела на мужчину. И только спустя три глубоких вдоха осознала, что это герцог Харимэ.
Стало легче. Словно некие волны, затягивающие её на морское дно и отрезающие от чистого неба, отхлынули, но в то же время оставили ощущение, будто стоишь обнажённой перед этой толпой. Одно успокаивало: страх сковал абсолютно всех. Даже короля и королеву. И лицо принцессы хостийской, хоть и сумевшей не выказать своего состояния мимикой, утратило краски, став белым, словно дорогой мрамор.
— Все панически боятся равлей, — как о чём-то обыденном сказал герцог Харимэ. — Такова их особенность. Не принимай близко к сердцу.
Эрри вздохнула. Даже выдавила кривую натянутую, как струна уфии, улыбку, но всё же не смогла развернуться и снова взглянуть в глаза чудищу, отдавая всё внимание собеседнику.
Сам он не выглядел испуганным. Вид его скорее говорил о настигшей его скуке. Словно он в который раз проделывает опостылевшую работу. Хотя в некотором смысле так оно и было.
— Теперь я знаю, кто меня будет преследовать в кошмарах, — кивнула она в сторону арены, где красовались перед зрителями равли.
— Боюсь, твои кошмары сейчас гораздо страшнее этих милых зверушек, — словно самому себе, сказал старый друг отца и добрый дядя Элвин, что когда-то качал её на коленях и помогал натягивать струны на уфие.
И Эрри стало досадно.
Но это длилось лишь мгновение. И вот снова её накрыло ликование толпы, пришедшей в себя после появления равлей. Загудели придворные.
— Я думала, их уже не осталось, — оперевшись на перила, сказала она. — Мне они казались сказкой. Или страшилкой, что добрый дядя рассказывает маленькой девочке на ночь.
Элвин улыбнулся.
— Положа руку на сердце, я тоже до недавнего времени считал, что их уже не существует. Даже не представляю, как Исгару удалось притащить их во дворец.
— А главное, зачем?
— Для охраны дворца, Эрри, — немного помолчав, тихо ответил герцог Харимэ. — Но, увы, его старания не оценили. Равлей бросили в клетки арены и…
— Я так подозреваю, мне следует готовиться к не самому приятному зрелищу.
Собеседник кивнул.
В который раз ликующе взревела толпа. Но Эрри подавила приступ тошноты, которым сопровождался каждый такой взрыв, и сосредоточилась на том, что творилось внизу.
Под рев толпы на арену выходили четверо вооружённых длинными копьями мужчин, вид которых прямо-таки кричал о том, что это — просто смертники.
— Ставки делают на то, кто победит — человек или зверь? — спросила Эрри, разглядывая тощих измученных мужчин, накрытых до начала поединка куполом из переплетённых железных прутьев.
— На то, какой из равлей сожрёт свою жертву первым, — ответил герцог и сглотнул. — Я бы на твоем месте изобразил обморок и постарался оказаться подальше отсюда.
Знал бы кто, что Эрри и сама уже подумывала о малодушном отступлении. Но спину жёг взгляд короля. Порой казалось — она чувствует, куда именно он смотрит в этот миг. И от этого хотелось передёрнуть плечами. Сбросить это липкое опутывающее чувство. Только воспитание, железным стержнем продетое по всей длине позвоночника, не давало согнуть спину, продемонстрировать слабость.
— Боюсь, мне не простят подобного малодушия, герцог Харимэ. Невозможно бесконечно испытывать терпение его величества, — вздохнула Эрри, заметно вздрогнув, когда огромная туша равля прыгнула на клетку с приговорёнными к столь жестокой казни мужчинами. — Не могли бы вы меня посвятить в тонкости этой… забавы?
Последнее слово Эрри скорее выплюнула, как кислый эль, предложенный взамен красного кильнского. Что не укрылось от её собеседника и вызвало скупую улыбку.
Элвин кивнул.
— Всё просто — они должны попытаться выжить. Не дать себя съесть, — как о чём-то обыденном и скучном поведал герцог Харимэ.
— Хоть кому-то удалось подобное?
— Нет!
— Впечатляет, — только и смогла сказать на это Эрри. — Это что же нужно было сотворить, чтобы заслужить подобную участь?
— Бунт в Кале. Три месяца тому.
О! В таком случае, с бунтовщиками Байе обходились вполне милосердно.
Даже не пытали. В отличие от этих четверых несчастных.
Оборванные, худые, со следами корост и гниющими ранами на лице и костлявых, сжимающих древки копий, руках. Но даже не это бросалось в глаза. А безнадёжность и отчаянье. Сломленность.
Это как же нужно бояться лишиться власти…
И вспомнилось другое…
«Я не желал этого трона. Не хотел этих смертей.
Одни Великие знают, сколь тяжело мне было видеть, как гибнут сыновья арнгвирийской земли. И только они ведают, сколько раз я готов был отдать свою жизнь на суд Федерика.
Но сами Великие решили, что именно я должен возглавить страну. Именно в мои руки они отдали судьбу Арнгвирии, и я клянусь вам, что сделаю всё, чтобы мои подданные от герцога до землепашца могли жить и трудиться, не оглядываясь по сторонам».
Эти слова он произнёс на своей коронации. И забыл уже на пиру. Или и того ранее — когда венец коснулся его посыпанных пеплом седины волос.
Эрри оглянулась на короля и улыбнулась, встретившись с ним взглядом.
Двуличная лживая тварь, выложившая себе дорогу к трону человеческими жизнями. Телами тех, кто был дорог герцогине Байе… Даже равли на арене милосерднее, чем зверь, занявший арнгвирийский трон.
Узурпированная власть — то чудовище, которое приходится постоянно подкармливать. Деньгами или кровью. Это уже зависит от руки кормящего. И нынешний король щедр на угощения. Иначе оно может сменить хозяина.
Понимает ли ликующая толпа, что завтра любой может оказаться на месте тех несчастных? Многие понимают. Но каждый уверен, что следующим будет не он. Ведь не он был предыдущим. И не тем, что был до него…
И только некоторые понимают, что с каждым разом чудовище будет требовать больше жертв, а за преступления наказывать всё суровей.
Вистер сделал знак, подзывая к себе Эрри. Короткое движение рукой, а сколько ненависти выплеснулось на неё со всех сторон. Начиная с королевы и заканчивая придворными дамами, жаждущими внимания монарха.
До лезвия ножа истончилась ковровая дорожка, что обозначала кроваво-алым путь к королевскому трону.
— Будь разумна! — тихо прошептал герцог Харимэ.
— Я всегда разумна.
Эрвианна, так же улыбаясь, подавила в себе раздражение и, опустив глаза, дабы не выдать блеском ненависти свои истинные чувства, повиновалась. Казалось, она сегодня пятая жертва. Ещё одного зверя, имя которому Власть.
Треснуло небо лиловой молнией. Стихли барабаны, отмерявшие расстояние, пройденное мужчинами и герцогиней Байе. И как последний аккорд, громыхнул гром, вытряхивая из чёрных, как души деливших с Эрвианной королевскую ложу людей, туч крупные капли дождя. Казалось, сами Великие играли мелодию. Такую, которую слышат только те, кому это дано от рождения. Запел ливень. Настоящий и долгожданный.
Но даже он не мог смыть напряжение, тягучее, липкое, как молодой мёд тауни.
Последние шаги до возвышения Эрвианна сделала, едва слыша собственные мысли за грохотом дождя о тент. Склонила голову, как и полагается высшей знати, и тут же подняла глаза на короля.
— Если я правильно помню, дорогая моя Эрвианна, ты ещё не бывала на подобных забавах.
Как назло, стало тихо, словно даже Великим интересен был этот разговор. Притих ливень. А ветер, наконец, дохнул прохладой. Лизнул сыростью открытую до поясницы спину герцогини Байе. И она едва не поёжилась, но сдержалась и теперь.
— Вы правы, ваше величество.
— Тебе не страшно? Равли опасны.
— Вы бы не стали рисковать жизнью своих верноподданных, если бы того не требовали обстоятельства. Вы ведь обещали это ещё на коронации, и все знают, что его величество — человек слова. Потому я уверена, что мне нечего страшиться.
Король кивнул, даже не пряча довольной улыбки.
— Но ведь всякое может случиться, сиятельная Эрвианна…
— О! В таком случае, мне лучше держаться поближе к самому прославленному воину Арнгвирии… — улыбнулась она. — Уверена — никто не сможет защитить слабую женщину лучше вас.