Мертвое - Марина Суржевская 7 стр.


К тому же, я не собираюсь подчиняться нелепым правилам родственника! Ардена бы точно не стала.

Поэтому, гордо задрав подбородок, я спустилась на кухню. И обомлела — еды в шкафу не оказалось. Ничего. Пусто! Стерильно почти! И куда «братец» все дел? Была же еда — ветчина и сыры, и конфеты…

Живот заурчал, соглашаясь. Я яростно обернулась к открытой двери. Сквозь проем был виден мой ненаглядный «родственник». Кристиан положил книгу на колени и смотрел на меня. Он не улыбался, но я нутром ощущала, что доволен.

И это раздражало.

—Ты что, ненормальный? — поинтересовалась я, начиная методично открывать все дверцы.

— А ты сомневаешься? — поднял брови «брат». — Разве не ты называешь меня выродок и монстр, дорогая сестра?

Я мысленно вспомнила добрым словом Ардену. Да, именно так она и говорила о брате.

— Откуда тебе знать, как я тебя называю? — несколько сконфуженно пробормотала я. Вот странно, гадости делала Ардена, а стыдно — мне.

— В Двериндариум приезжали твои знакомые. Некоторые — достаточно близкие, — с прежней насмешкой отозвался февр. — Просветили.

Я помрачнела — вот же подстава! И как мне бороться со всем, что наворотила Ардена?

— Куда ты дел продукты?

— Выкинул.

Я вот тут я разозлилась. Может, Ардена не так уж и не права, питая к брату столь теплые чувства. Я медленно повернулась. И видимо, лицо у меня стало бешенное, потому что февр глянул удивленно.

— Ты выкинул продукты? — тихо, почти шепотом переспросила я. Тихо и угрожающе. — Свежие, хорошие продукты? Дюжину яиц, куски сыра и ветчины, бутыль молока, пучок лука и даже морковь? Корзинку с булочками? Фрукты? И ящичек с конфетами? Выкинул?

На стене висели ножи, и я с трудом удержалась от желания сжать один в кулаке. Ярость клокотала в горле, воспоминания голодного приютского детства не давали успокоиться. Меня трясло. Как можно выкинуть продукты? Как?! Да кем вообще надо быть!

— Лишь бы досадить мне… Выкинул… все же свежее было! Так нельзя! Ты что, не понимаешь?!

Стукнув по столу кулаком, я пролетела мимо Кристиана. Он проводил меня ошарашенным взглядом. А уже в своей комнате я привалилась к двери и закрыла лицо руками. Медленно сползла вниз, с ужасом осознавая, что наделала. Дура! Какая же я дура! Да я же чуть не сдала себя со всеми потрохами! Или сдала без всяких чуть?

Не могла богачка Ардена так отреагировать на выкинутые продукты. Что для нее дюжина яиц и бутыль молока? Это лишь для меня они означают жизнь… Несколько часов, дней или даже месяц… Это я знаю, что такое пытаться уснуть, когда живот сводит от голода. Это я знаю и ненавижу вкус хвойной смолы, которую жуют сиротские дети, обманывая друг друга, что едят конфеты и заглушая противную пустоту внутри. Это для меня конфеты, фрукты и булочки — невиданная роскошь.

Это все я. Не Ардена.

Я до боли прикусила кулак. Чокнутая! Как я могла так вскипеть? Не смогла остановиться… Теперь он точно поймет. Вон как смотрел.

Склирз ползучий!

Я ведь совсем не лицедейка и не актриса, я не умею притворяться кем-то другим! И уже сильно сомневаюсь, что внешнего сходства хватит, чтобы сойти за Ардену.

Единственное мое спасение в том, что Кристиан не виделся с сестрой много лет. Он не знает ее, не знает ее привычек и поведения. По крайней мере, я на это надеялась.

Настоящая Ардена рассказывала, что давняя неприязнь привела к полному игнорированию между родственниками. Правда, она не пояснила причину таких «теплых чувств». Ясно, что в прошлом случилось что-то, породившее эту ненависть.

Но что же делать мне? Как вести себя?

Главное — уверенность. Я не должна показывать страх. Ардена ничего не боится. Она избалованная, самоуверенная, сумасбродная и, насколько я поняла, довольно порочная богачка.

И я должна вести себя соответствующе.

Я попыталась вскочить, но длинные пряди зацепились за дверную ручку, затылок заныл. Тихонько взвыв от досады и паники, я выдернула волосы и в сердцах схватила из корзинки для рукоделия ножницы. Правда, в последний момент одумалась. И отрезала лишь запутавшуюся прядь, а не всю длину! Хотя…

Мне ведь необязательно носить настолько длинные волосы? Ну кто заметит, если я их слегка укорочу!

Чикнула ножницами и испытала хоть какое-то облегчение, увидев отрезанные золотые локоны.

И тут я ощутила на себе чужой взгляд. Обостренным чутьем человека, выросшего в ожидании удара.

За спиной — закрытая дверь. Пустая комната. И окно. Незашторенное окно со стекающими потоками воды. Рывком отклонилась в сторону и погасила лампу. Сумрак окутал комнату. А я прильнула к оконному стеклу. Сквозь пелену дождя была видна крыша соседнего дома. И на миг показалось, что на треугольном скате застыла каменная фигура крылатого чудовища, такого же, какие скалились на стенах замка. Словно змеево отродье — эфрим — слетело с черной крыши Вестхольда и сейчас смотрит в мое окно.

Но… Кажется, или чудовище пошевелилось?

Не дыша, я всматривалась в странную гротескную фигуру. Темный, страшный… Сидит, прижавшись коленями к черепице, опустив ладони и глядя на мое окно.

Внизу стукнула дверь, и я вздрогнула, отвернулась. А когда снова глянула в окно — крыша соседнего дома была пуста. Я нахмурилась. Да что это такое? Мне почудилось?

Ночью Двериндариум уже не выглядел безмятежным и даже безопасным. Напротив. Мне казалось, что Взморье лютует, порываясь стереть и замок, и окружающие его дома с острова. А еще — что там, во мраке, живут чудовища. Кто-то ведь был на крыше. Я точно знаю, что был.

Прижалась лбом к холодному стеклу.

Почему Ардена не общалась со своим сводным братом? Что произошло в их семье? Ясно, что трагедия, слишком красноречивый взгляд был у Кристиана. И слишком подозрительно то, что Ардена предпочла это прошлое скрыть от меня.

Мои мысли снова сбились на того, кто жил в соседней комнате. Февр. И каратель. Худшее соседство из всех возможных. Если он заподозрит, что я самозванка…

Сердце испуганно пропустило удар.

И как он вообще им стал? Все знают, что для этого нужны особые Дары. Нельзя стать карателем, получив в подарок умение рисовать или ускорять рост волос. Интересно, что Дверь подарила Кристиану? И сколько раз он ее открыл?

И…Неужели Ардена умышленно умолчала о том, что ее брат — февр? И что мы будем жить в одном доме? Ведь узнай я все это заранее, сбежала бы в тот же миг. Я не самоубийца, я хочу жить. И если бы незваная богачка рассказала мне правду, я бы не за что не приняла ее предложение. Слишком опасно! А теперь уже нет пути назад, придется выкручиваться. Ардена это понимала, потому и утаила важные сведения.

Или я зря ее обвиняю? Может, и сама госпожа Левингстон не знала, с чем мне предстоит столкнуться в Двериндариуме? Вернее, с кем.

Я с досадой подергала себя за длинные прядки.

Карателя я видела лишь раз в жизни. В Управлении Лурдена были смотрители и законники, но не каратели. Но в то лето, когда мне исполнилось семь, в городке убили женщину. Старую госпожу Брукс, которая держала лавку со всякими мелочами на улице кожевников. Законники не могли найти убийцу, и тогда приехал каратель. Не знаю, как, но он нашел виновника. Одного из приютских мальчишек, мы звали его Проныра за тощую фигуру и вредный нрав.

Наш сиротский дом — длинный, одноэтажный и серый — стоял за холмом, в стороне от Лурдена. Отходник — так величали приют в городке. Слева от него высился забор, за которым шумел чахлый лес и булькало тухлое болото. Справа темнела низинка, в которую свозили мусор. Лето выдалось жарким, и настоятели выстроили всех приютских во дворе. Там не было ни одного дерева или даже куста, так что приходилось жмуриться от солнца и глотать полуденный зной. И тем удивительнее было видеть карателя, затянутого в черный мундир. Я смотрела с любопытством, ведь раньше я не видела самых знаменитых февров империи.

Нижнюю часть лица карателя закрывал черный платок с изображением скрещенного ножа и кости — символ Ордена Карателей. Но остановившись перед нами, он снял платок, и мы увидели его лицо — вполне заурядное. Каратель был пожилым и седовласым. Высокий, или так казалось мне — малявке. И пугающим на уровне инстинктов.

— Каратели открывают Дверь много раз, — прошептал мне Ржавчина. — Это слишком сильно меняет их. Говорят, они перестают быть людьми и становятся чудовищами…

Я с любопытством глазела на мужчину, пытаясь увидеть то самое чудовище. Но каратель казался обычным человеком, немного уставшим, немного мрачным. Ничего общего с тем бородатым горбуном, которого я видела в бродячем цирке, что приезжал в Лурден. Меня это даже слегка разочаровало, раз нет чудовища, к чему все эти байки и россказни?

А потом во двор вывели Проныру. Он озирался и дрожал. Приютские притихли, уже понимая, что будет дальше.

В стороне застыли настоятели. Каратель смотрел спокойно. Он сказал что-то о том, что зло должно быть наказано. Что никто не имеет права нарушать закон и отнимать чужую жизнь. Никто, кроме тех, кто призван вершить правосудие. Что оно всегда свершается, каким бы хитрым не оказался преступник.

И мы, дети из дома терпимости, всегда должны об этом помнить. И каждый раз, когда Двуликий Змей нашептывает нам в ухо и склоняет к пакостям и преступлениям, надо делать правильный выбор…

А потом каратель снял перчатки и протянул руку. На его пальцах заплясал огонь. Только лепестки пламени были не красными, а мертвенно-голубыми. Они облизывали руки карателя, с каждым его вздохом становясь все больше. Мужчина посмотрел на Проныру, тот завопил.

«Только не мертвый огонь, только не мертвый огонь!» — орал парень. Все время орал…

А мне хотелось зажмуриться. Только Ржавчина не позволил. Жестко сжал мою руку, которой я пыталась прикрыть лицо, и приказал:

— Не закрывай глаза, мелочь. Не смей. Смерти надо смотреть в лицо. Поняла? Всегда.

Я поняла. И даже смотрела, хотя больше всего хотелось сбежать. В ноздри забился жуткий запах горящего мяса. Но одно я запомнила накрепко — каратели обладают правом единолично вершить правосудие. И лучше с ними не сталкиваться.

Надо же, как повезло оказаться с одним из них в этом доме!

Нахмурилась и отошла от окна. Хотелось есть, но к этому я привыкла и не обращала внимания. Подумав, я решила, что самым разумным будет лечь спать.

Переодевшись в шелковую сорочку, я по привычке потрясла шторы и заглянула под кровать, проверяя, нет ли в комнате шутих. То, что эти злые духи существуют лишь в сказках, меня не волновало. Так делали все приютские, это был ежедневный ритуал.

Потом залезла под одеяло и зевнула — оказывается, я устала.

В стекло по-прежнему бился ветер и голубые призрачные тени скользили по комнате. Но я запретила себе бояться. Это всего лишь переживания и непогода. А завтра снова взойдет солнце и все образуется. Я в это верила.

ГЛАВА 7. Кто быстрее

Мы плавали наперегонки с Ржавчиной. Барахтались в теплой воде, не чувствуя дна, и смеялись. От края до края горизонта расстилалась вода — ни одного клочка суши. Вода была ярко-бирюзовая, прозрачная, бесконечная. И где-то на самом краешке сознания мелькало удивление — как я держусь на воде, ведь я совсем не умею плавать. Это я и крикнула, а Ржавчина снова рассмеялся. И оказался близко-близко, глядя мне в лицо темными глазами. Они выглядели точь-в-точь, как шоколадные конфеты, наполненные эйфорией.

«Учись плавать, мелочь, — шепнул Ржавчина. — Это ведь океан. Не утони в нем. Я тебе запрещаю…»

— Встать! Подъем!

Я проснулась в один миг. Перевернулась на кровати, вскочила и вытянулась по струнке, ошарашенно глядя на Кристиана. Парень так же ошарашенно уставился на меня. Мы застыли, осознавая.

Я — то, что по приютской привычке отреагировала на команду. Уже в раннем детстве я знала, что если не вскочить еще до того, как утихнет голос настоятеля — будет худо. И два года у госпожи Фитцильям ничего не изменили. Резкое «подъем!» — и вот она я! Стою босиком, в шелковой сорочке, облегающей тело. Все мои волосы — будь они неладны! — гнездом на голове, глаза, вероятно, как плошки.

Впрочем, у мнимого родственничка не лучше. Хотя, в отличие от меня, Кристиан был полностью одет. Вместо вчерашнего мундира на нем красовались тренировочные мягкие штаны и тонкий черный свитер. Отстранено я признала, что и такая одежда очень идет моему «брату». Делает его… человечнее. А если бы парень улыбнулся, то наверняка стал бы настоящим красавцем. Но улыбаться он точно не собирался. Он таращился на меня и сжимал в руке кружку с водой.

Я посмотрела на «брата». На кружку. Снова на этого склирза, который явно принес эту посудину сюда не для того, чтобы предложить водичку сонной родственнице. А чтобы вылить на мою голову, когда я и не подумаю просыпаться!

Протянула руку и, отобрав кружку, выпила, не спуская с парня дерзкого взгляда.

— Утром я предпочитаю какао, — сказала я. — В следующий раз не перепутай.

Кристиан моргнул. Прозрачная топазовая синева медленно потемнела.

— У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок перед пробежкой, — выдал он и, развернувшись, скрылся в коридоре.

Я задумчиво почесала голову. Конечно, можно и сегодня послать родственника в пасть двуликому змею, но я все равно теперь не усну. А с этой враждой надо что-то делать. Не в моих интересах разжигать войну, слишком силы не равны. К тому же, я смогу узнать от родственничка, что ждет меня в Двериндариуме, а это тоже неплохо.

Поэтому я быстро освежилась, торопливо и не слишком умело заплела волосы и натянула такие же, как у Кристиана штаны, свитер и обрезанные перчатки. Посмотрела на мягкую замшевую куртку, но решила, что она лишь стеснит движение. Ардена упоминала, что в Двериндариуме придают серьезное значение физическим тренировкам и подготовила соответствующую одежду. Правда, сопроводив этот костюм уничижительными эпитетами. Оно и понятно. Красивой и родовитой девушке не пристало носить столь неженственную одежду.

А вот меня наряд вполне устраивал — он был удобный.

Собралась я за пять минут. А потом еще десять смотрела в окно, решив, что слишком быстрое одевание покажется подозрительным. На дорожке возле дома наливался злостью мой дорогой брат. Правда, вида он не показывал, стоял возле порога, заложив руки за спину. И лишь напряженная шея и наклон головы говорили о его эмоциях.

И словно почуяв мой взгляд, Крис вдруг резко поднял голову, уставившись в мое окно.

Я отшатнулась.

Когда я все-таки спустилась, Крис окинул меня быстрым взглядом. И светлые глаза снова потемнели.

— Ты опоздала.

— Я пришла, — улыбнулась почти весело. — В нашей ситуации это уже много, согласись.

Темные брови Криса сошлись на переносице. А я вдруг увидела, что у него на шее рисунок. Черный рисунок, выглядывающий хвостом из-за воротника. Интересно, что там изображено? Может, двуликий змей, как у Отступников?

Я хмыкнула, представив «родственника» в роли преступника. Ну уж нет, похоже, он прирожденный каратель!

— Снова играешь в свои игры… Иви? — процедил он. — Думаешь, я один из тех, кто все простит за твои милые улыбки?

Я рассмеялась и махнула рукой.

— Ты разбудил меня в такую рань, чтобы угрожать или бегать? Или ты можешь лишь болтать?

— Бежим до конюшен, — сказал он. И усмехнулся. — Если выдержишь, конечно.

Я прикинула расстояние. Азартная мысль вспыхнула в голове, и я выдохнула:

— Предлагаю пари!

Он насмешливо и недоверчиво поднял брови. Но меня уже захватил знакомый азарт. Кровь закипела, толкая на безумства.

— Если я прибегу первая — ты сделаешь над собой усилие и постараешься вести себя, как брат, а не как двуликий змей!

Кристиан недовольно нахмурился, и я торопливо добавила:

— У нас с тобой нет причин, чтобы любить друг друга. Но мы можем хотя бы попытаться… пообщаться. Ну так как? Пари?

— А если первым буду я? — вкрадчивые нотки в его голосе вдруг заставили меня споткнуться. Но я лишь мотнула головой.

— Мечтай!

И сорвалась с места, устремляясь к утихшему Взморью. Буря прекратилась. Брусчатку усыпали листья и сломанные ветки. Двериндариум спал, и тишина острова казалась оглушающей. Робкие рассветные лучи трогали влажные стены домов и пили капли дождя на листьях вечнозеленого вьюнка.

Назад Дальше