— Не-е-ет, — тянет она, — сегодня я дома. Отдыхаю ото всех. Скучаю. В выходные куда-нибудь схожу.
— Тоже хорошее дело, — улыбаюсь своим коварным мыслям. Она еще не знает, что скука скоро закончится, у меня куплен подарок — красивая фарфоровая кружка, ручной росписи, и что я собираюсь ее подарить именно сегодня, и уже полдороги к ее дому проехала.
— Спасибо, что позвонила Варь, мне правда очень приятно, — растроганно произносит она, — надо как-нибудь пересечься. Поболтать. Кофейку попить.
— Конечно, — гораздо раньше, чем ты думаешь!
Прощаемся с ней, и я не могу сдержать тихий смех, представляю, как вытянется у нее лицо, когда через двадцать минут заявлюсь к ней.
Конечно, такое спонтанное появление — это как снег на голову. Она действительно может быть занята чем-то важным. Но уж очень хочется поздравить лично. Если что просто вручу подарок и уйду. Мне не сложно. А ей приятно будет.
***
Подходя к ее дому, поежилась, нацепила капюшон на голову, пытаясь укрыться от непогоды. В конце октября уже было холодно, но снег не торопился выпадать. Ветер завывал, подхватывал бурые пожухлые листья, трепал их из стороны в сторону, бросал под ноги прохожим.
Асфальт покрывали глубокие лужи, поэтому приходилось прыгать с одного сухого места на другое. Да еще машин было понаставлено где попало. Одна из них, большая и черная вообще нагло припарковалась в плотную к подъезду, и пришлось ее обходить по большой дуге.
Что за человек такой? Сам припарковался, а как люди будут к дверям подходить — никого не волнует. Уууу, хулиганье!
Все-таки добралась до подъезда. Домофон не работал, и дверь была приветливо распахнута настежь, а кто-то добрый ее еще и кирпичом подпер, выпуская на улицу драгоценное тепло. Не порядок. Камень в сторону отпихнула и дверь за собой прикрыла. Не зачем светить на всю улицу распахнутым нутром.
Оказалось, что света нет во всем доме — потому что лифт тоже не работал. Повезло, так повезло. И подругу проведаю, и фитнесом позанимаюсь. Радует, что она на третьем этаже живет, фитнес будет недолгим.
Поднимаюсь, мысленно повторяю про себя заготовленную речь, попутно достаю из обычного пакета красивую коробку, поправляю немного смявшийся бант. Перед ее дверью останавливаюсь, выдыхаю взволнованно. Все. Я готова дарить радость и хорошее настроение.
Тяну руку к звонку, но замечаю, что дверь приоткрыта. Что за дом такой? Тут не принято запираться? А если маньяки? Если зомби? Улыбаюсь своим мыслям, а потом хмурюсь.
Может, случилось чего?
Осторожно берусь за ручку и тяну дверь на себя. Она бесшумно открывается.
Захожу внутрь. Приятно пахнет кофе.
Где сама хозяйка-то? В тайной комнате что ли?
Уже собираюсь подать голос, позвать ее, как до моего слуха доносится ЭТО!
Стоны, громким, развратно-откровенные.
О, Боже! Она не одна! И в данный конкретный момент занимается сексом с мужчиной! О таком варианте развития событий я не подумала!
Не удобно-то как!!!
Надо уходить, пока она…они не обнаружили моего присутствия! Точно! Вернусь через полчаса.
Начинаю пятится к двери, очень надеясь, что никакими неосторожными звуками себя не выдам. Ну, надо же как получилось! И я хороша, то же мне сюрприз придумала. Мне теперь в глаза будет ей стыдно смотреть, после того, что услышала.
Шаг назад, еще один, и я уже у порога, осталось переступить через него и сбежать. И тут взгляд цепляется за куртку, висящую на вешалке.
На Ромкину похожа. Мы недавно вмести ходили ее покупать. Хорошая куртка, дорогая. Думала, такие на каждом углу не встречаются, а тут висит один в один.
Взгляд опускаю, и вижу ботинки.
То же один в один, как у Неманова. Знаю, утром сама их чистила.
Бывают же совпадения.
Только во рту что-то горько становится от таких совпадений, и сердце сжимается неприятно, словно морозной коркой покрывается.
Смотрю на тумбочку в прихожей, и вижу еще одно совпадение. Сумка— портфель, из коричневой кожи.
Тело ватным становится, все вокруг будто в тумане. Вижу только вещи, такие же как у моего Ромы и ничего больше. Из комнаты доносятся гадкие звуки, от которых мороз по коже.
Ноги приросли к полу, будто парализовало. Надо уйти, сбежать, потом спросить обо всем у Ромы. Наверняка этому есть объяснение. На самом деле он на работе, и эти вещи просто похожие…
В груди заломило, заболело. Потому что…не бывает таких совпадений.
Ставлю идиотский подарок на тумбочку рядом с коричневой кожаной сумкой и иду вперед, к дальней комнате, откуда доносятся непотребные стоны.
Последний шаг, и чтобы удержаться на ногах, хватаюсь за косяк.
Это Неманов! Собственной персоной! Он… Они…
Ирина стоит на коленях на диване, упираясь руками на спинку, запрокинув голову, закрыв глаза от удовольствия. Рома сзади. На одну руку намотал ее полосы, второй мнет грудь, при этом трахает ее, как ненормальный. В ужасе смотрю на совокупляющуюся парочку, на их разгоряченные, блестящие от пота тела, слушаю их громкое дыхание. Смотрю и подыхают, в груди дыра с кулак и сердце мечется загнанным кроликом.
Ведет в сторону, поэтому еще сильнее цепляюсь за косяк и с всхлипом зажимаю себе рот.
Они слышат меня. Как по команде поворачивают головы в мою сторону и смотрят безумными, затуманенными похотью глазами, по инерции продолжая двигаться. Все медленнее, пока окончательно не замирают на месте. Мне кажется, до них даже не сразу доходит, что это я.
— Бл**ь, — не своим голосом произносит Неманов, отпуская ее грудь.
На Иркином лице нескрываемое злорадство и триумф, а я чувствую себя так, словно небеса обрушились.
Ромка смотрит на меня, и я вижу в его глазах раздражение, злость, недовольство тем, что помешали, и ни капли раскаяния.
Смотрит на меня, а сам еще в ней. В другой женщине.
Кишки в узел скрутило. Мне кажется, я умираю
Не знаю, как хватает сил отступить, начать пятится. Спиной выходу из комнаты в коридор, пячусь мимо подарка, который я с таким трепетом выбирала, и вываливаюсь из квартиры. Ничего не вижу перед собой из-за слез, а ноги несут меня прочь от пепелища, в которое превратилась моя любовь.
Выскакиваю из подъезда, едва не влетев в проклятую черную машину, и только тут обращаю внимание на номера. Ромкина!
Бегу по улице, по лужам. Ветер бьет в лицо, сорвав с головы капюшон. Мечтаю провалиться сквозь землю, сдохнуть, что угодно лишь бы справиться с тем, что творится внутри. Я не знала, что такая боль существует. Реву белугой, а мимо проходят люди и смотрят на меня, кто-то равнодушно, кто-то с нескрываемой жалостью.
Мне все равно. Какое дело, что подумают люди, когда сердце в лоскуты разодрано?
У метро беру себя в руки. До крови закусываю губу чтобы снова не разревется, хотя рыдания так и рвутся наружу. Кое-как, трясущимися руками вытираю сырые щеки.
Мне надо добраться домой! Во что бы то ни стало, пока я не рассыпалась в прах, не упала прямо посреди улицы на колени, не начала рвать волосы на голове.
Как добираюсь до своей квартиры — просто не помню, всю дорогу перед глазами пелена еле сдерживаемых слез, которые ручьем проливаются, стоит лишь переступить через порог.
Господи, пусть кто-нибудь сотрет из моей памяти эту картинку: потные тела, неистово двигающиеся друг на встречу другу. В ушах до сих пор слышны стоны, влажные шлепки, с которыми ее задница врезалась в мужской пах.
Аааааа!
Это не он. Не мой Ромка. Это кто-то другой, просто похожий! Совпадений!
Мне так хочется в это верить.
Еще хуже становится, когда понимаю, что это происходит не впервые. Что любовники за моей спиной уже не раз вот так дико, по-звериному совокуплялись. И это я их познакомила! Я! Пригласив в свой дом завистливую дрянь. О чем я только думала в тот момент?
Вою раненым зверем, волчицей, потерявшей свою любовь.
За что он так со мной??? За что? Я же все для него делала. Все!!!
Он жизнь моя. Я без него не могу! Сдохну если его рядом не будет. И в то же время понимаю — не прощу. Никогда. Он предал меня! Предал!
Он больше не мой, а чей-то еще!
Хватая воздух ртом, прижимаю руку к груди, туда, где за ребрами в агонии пылает сердце. Невыносимо.
Мотаясь, словно пьяная иду в комнату. Достаю из шкафа спортивную сумку, ту самую с которой он когда-то ко мне приехал, и начинаю запихивать туда его вещи. Давясь слезами, срываю с вешалок заботливо выглаженные мной рубашки, сметаю с полок футболки, джемпера. Все мну, комком заталкивая в сумку.
Боже, сколько у него вещей! Когда он успел так плотно обосноваться в моем доме? Набиваю барахлом пакеты, так что ручки рвутся, и все высыпается на пол.
Ненавижу!
Визжу во весь голос, расшвыривая вещи по сторонам.
Нельзя так. Нельзя. Рома! Как ты мог??? Как??? Я же верила тебе, полностью, безоговорочно!
Хриплю, рыдания уже переходят в нервные всхлипы, от которых встряхивает все тело.
Очередная попытка взять себя в руки, и снова провал. Горечь разъедает изнутри, растворяет меня, убивает.
А ведь он даже не отодвинулся от нее, когда увидел меня! Не потрудился вынуть из нее свой…
С силой прикусываю губу, потому что снова накатывает, еще сильнее чем прежде. Отхожу от первоначального шока, и эмоции — боль, тоска — обрушиваются во сто крат сильнее.
Он не побежал за мной, не попытался остановить, вернуть. Он остался с ней… в ней.
***
Только успеваю собрать Ромины вещи и выставить их в прихожей, возле двери, как раздается звук поворачиваемого в замке ключа.
Он пришел! Спустя час пришел! Явился! Закончил то, чему я помешала и только после этого соизволил появиться.
Неманов хмурый, раздраженный, смотрит исподлобья, как волк. На скулах желваки нервные играют, когда видит собранные сумки.
А я смотрю на него, не скрывая зарёванных глаз, и умираю. Потому что это конец! Он ни о чем не жалеет и извиняться не станет! И исправлять ничего не собирается! Он не из тех, кто прогибается под других если провинился. Это Неманов. Самовлюбленный сукин сын. Я просто расслабилась, поверила в сказку, забыв о том, что реальность бывает жестока к маленьким, глупым девочкам.
— Какого хрена ты сегодня туда потащилась? — спрашивает в лоб, жестко, колюче, и холод внутри меня ширится, охватывает каждую клеточку.
— Какого хрена? — переспрашиваю горько, — это все, что ты можешь мне сказать? После того, что я увидела?
— Сидела бы дома, и ничего не увидела, — обрывает хладнокровно, причиняя невыносимую боль.
Я оказалась не готова, что Неманов придет вот с таким настроением. Наивно ждала хоть какого-то раскаяния, сожаления. Их нет. Пусто. В любимых темных глазах пусто, как в адской бездне.
— И вы бы продолжали трахаться за моей спиной, — словно со стороны слышу свой глухой, убитый голос.
Он недовольно поджимает губы, но ничего не отвечает. Проходит мимо меня на кухню и наливает волы. Пьет жадно, большими глотками, словно путник нашедший источник в самом сердце пустыни.
Во мне что-то ломается, осыпается гнилыми ошметками. Пульсация в груди становится все сильнее, обжигая, причиняя невыносимые мучения.
— Скажи Ром, как давно это продолжается? Как давно ты предал меня, спутавшись с Соловьёвой.
Неманов стоит уперевшись руками в раковину, склонив голову, и не шевелится. Мне кажется, он проигнорирует мой вопрос, отмахнётся, как от надоедливой мухи. И это злит. Неужели ему настолько плевать? Он настолько меня не уважает, что даже не хочет разговаривать. Чем я это заслужила?
— Что молчишь? — спрашиваю горьким шёпотом, — давай! Скажи, что это в первый раз. Что это случайно. Соври что-нибудь.
Он усмехается, качает головой и поворачивается ко мне. Во взгляде такая стужа, что хочется спрятаться убежать. Но я дома, мне некуда бежать.
Губы трясутся, предвещая новую истерику. У меня просто нет сил. Надо прогнать его. Выставить за дверь, а не могу. Мне кажется, что без него мир сразу исчезнет.
— Нет, Варь не первый, — Неманов делает шаг в моем направлении, а я отступаю.
Мне невыносима сама мысль, что он может ко мне прикоснуться.
— Жалко разбивать твои ванильные иллюзии, но мы трахались в первый же вечер, сразу, как только познакомились, — цинично усмехаясь, произносит он, — на этом самом столе, когда ты пьяная заснула.
Хлопает ладонью по столешнице, не сводя с меня безжалостного взгляда.
Больно до невозможности, даже дышать не получается.
— Ром… — пытаюсь что-то сказать, но горло перехватывает спазмом.
— Потом еще несколько раз в комнате, и с утра разок, для закрепления результата.
Он меня убивал, осознанно ломал жестокими словами, разрушая весь мой мир, разрывая душу в клочья.
— Как же так? — спрашиваю растерянно, чуть дыша.
— А вот так, Варь. Легко и непринужденно. И если бы не была такой блаженной простофилей, то запросто поняла бы что твоя «подруга» — бл*дь, каких еще поискать надо.
— А ты? Кто ты Неманов?
— Я — сволочь, Варя, — его взгляд темнеет, — всегда был и останусь. То, что ты там обо мне напридумывала, не имеет никакого отношения к действительности.
От его настроя — злого, насмешливого еще больнее становится.
— Ром, за что ты так со мной? — спрашиваю чуть дыша, — я же так старалась…
— Старалась? Не тем местом ты старалась, дорогая моя. Я все понимаю, тебя воспитали по принципу «путь к сердцу мужчины лежит, через его желудок». Только мне столько сожрать не по силам.
— Тебе не нравится, как я готовлю? — спрашиваю потеряно. Разве можно вот так поступать только потому, что тебе не нравится еда?
— Лисовая, не тупи! — строго произносит он, — тебе не идет притворяться дурочкой.
Я не притворяюсь. Я действительно ничего не понимаю, у меня шум в голове, грохот в ушах.
— Ты вся в своих щах-борщах, уборках, глажках. И дальше проклятых кастрюль ничего не видишь!
— Что я должна видеть? — сейчас задохнусь, вспоминаю сегодняшнее эротическое шоу и меня буквально выворачивает наизнанку от черной ревности.
Рома на мгновение замолкает, а потом, отвечает, глядя мне прямо в глаза:
— Ты никакая, Варя! Просто никакая. Мышь! Серая, вечно копошащаяся в своей норе мышь.
С ресниц сорвалась горькая слеза.
— Посмотри на себя! На голове не пойми что! Пучок этот идиотский, как у кассирши в сельском буфете.
Непроизвольно руку вскидываю, к волосам прикасаясь.
Неманов тут же перехватывает запястье и с силой тянет на себя, разворачивая тыльной стороной ладони кверху.
— Ты вообще в курсе, что ногти можно красить не только прозрачным лаком? И на ногах тоже? Ты ведь приятная, даже красивая, но умудряешься все свои достоинства закопать так глубоко, что их и не рассмотришь под ворохом бессмысленных комплексов. Я понимаю, что для своей бабули ты всегда самая красивая и самая нарядная. Но для других …Увы и ах!
Каждое его слово, как нож в спину, который он вгоняет со всего маху, а потом медленно с садистским удовольствием поворачивает в ране.
— С тобой скучно! Каждый день копирует предыдущий. Твоя суета, чрезмерная забота, снование вокруг — утомляют. Лучше бы не вокруг меня прыгала, как преданная собачонка, а собой занималась. Глядишь и поинтереснее бы стало.
— Скучная, — уточняю, и поджав губы вздергиваю подбородок, глаза к потолку, надеясь справится со слезами.
Господи, я сейчас точно умру. От разрыва сердца!
— Скучная! — подтверждает свои жестокие слова, — а в постели с тобой вообще можно от тоски свихнуться.
Я больше не могу! Не выдержу! Замолчи пожалуйста! Умоляю.
— Бревно. Вечно стыдящееся себя и своих желаний. Думаешь то, что ты легла, руки-ноги в сторону разметала — это предел мужских фантазий? Я пытался, Варь, честно пытался. Подвигнуть тебя к чему-то новому, к экспериментам. В ответ тишина, — лупит жестокими словами, вываливая на меня тонны неприглядной правды. Той правды, которую я предпочитала не замечать.