— Что тебе рассказать?
— Все.
— Поверь, Мартынов, тебе это не надо. Это мои проблемы, и я с ними как-нибудь сама справлюсь.
— Виду я как ты справляешься. Все колись.
Ну я и раскололась. Рассказала ему все, что произошло в те месяцы, пока его не было в стране. Ничего не утаивала, не приукрашивала. Правда, как она есть. Про Неманова. Про нашу совместную жизнь. Про то, какой дурой я была. Про Ирку. Рассказываю, а у самой голос хрипит и слезы из глаз катятся. А уж когда дошла до того момента, как застукала Ромку с подругой, как мы с ним разговаривали в последний раз — просто прорвало. Разревелась, уткнувшись лицом в ладони, так горько и надсадно, что Мартынов даже растерялся. Забегал вокруг меня засуетился. Воды принес:
— Пей!
— Не хочу.
— Пей, я тебе говорю! — насильно стакан всовывает.
— Что ты ко мне пристал с этой водой? — отталкиваю от себя его руки.
— Да потому что понятия не имею, как тебя успокаивать! — сердито огрызается он.
— Я спокойна, — всхлипываю в голос и снова реву.
— Варя, хватит! Уймись!!! Я тебя сейчас в душ затолкаю! — рычит угрожающе.
— Не надо в душ, — икаю от рева, по лицу слезы размазываю, пытаясь успокоится. Этот ведь шутить не станет, запросто затолкает под холодную воду. Помню, как в детстве в речку скидывал и не раз.
Кое-как беру себя в руки, успокаиваюсь и внезапно становится стыдно оттого, что истерику перед ним закатила.
— Извини. Накрыло. Словно нарыв лопнул.
— Угу, — ворчит Илья, потирая шею, — я от такого концерта, если честно, охренел.
— Прости.
— Хватит извиняться.
— Ты не должен был этого увидеть.
— Это точно, — хмыкает и усаживается рядом, — мы мужики — народ нежный. Нам такое показывать нельзя.
— Извини…
— Еще раз извинишься — рот скотчем заклею.
***
— Значит, пока я по стажировкам мотался, ты решила в любовь поиграть?
— Я не играла.
— Догадываюсь. Ты никогда не играешь. У тебя всегда все серьезно. Если учеба, то красный диплом, даже желательно два. Если читать «Войну и мир», то все четыре тома. Если любовь, то с первого раза и навсегда.
— Разве это плохо?
— Я не знаю, — жмет плечами, — судя по тебе, хорошего мало.
Мне нечего ответить. Рассматриваю свои бледные ладони, взглядом нахожу линию любви. Неровная, прерывистая с перегибами. Все как в жизни. Не могу удержаться от грустного вопроса:
— Вот скажи, как можно было так поступить?
— Ты о ком? О нем? О ней?
— О них. Это ведь подло, грязно. Это какими людьми надо быть, чтобы вот так запросто?
— Обычными, — спокойно отвечает Мартынов. — каждый живет так, как ему нравится.
— Но это ведь неправильно! Так нельзя!!! — с досадой всплеснула руками.
— Кто сказал? — в этот момент он чем-то Неманова мне напомнил.
— Никто не сказал. Это очевидные вещи.
Илья смотрит на меня долгим, непонятным взглядом, потом качает головой и произносит.
— Знаешь, я очень люблю твою бабу Катю. Но с тобой она явно маху дала.
— Это почему? — тут же вскинулась, готовая грудью защищать честь бабушки.
— Ты слишком добрая получилась. Слишком наивная. Слишком правильная.
— Что в этом плохого?
— Ничего…если бы ты жила где-то в монастыре, среди тибетских монахов. Или в другом мире, который был бы населен такими же блаженными созданиями. А здесь, а наших реалиях это скорее проблема, чем достоинство. Ты такая…такая…
— Никакая, — подсказываю ему нужное слово.
— Варь! — сердито с упреком.
— Я никакая, — повторяю зло. Вспоминаю Ромку, а злюсь на саму себя, — никакая! Никакашка!
Мартынов давится от смеха. Под моим строгим взглядом тушуется, пытается сдержаться, но ни черта у него не выходит. Снова смеется:
— Прости. Слово смешное. Мне понравилось.
— Дарю, — ворчу недовольно, потому что мне совсем не смешно. Ни капли, — забирай. Можешь так сохранить меня в телефоне Варька-никакашка.
— Нет, — тянет он с улыбкой, — ты у меня как Вареник сохранена. Ни за что не поменяю.
Вареник. С жидкой размазней внутри вместо начинки. Все правильно. Идеальное прозвище.
Снова пригорюнилась, уткнулась лицом в ладони, пытаясь совладать с очередным приливом отчаяния и приступом боли в области сердца.
— Опять реветь собралась? — подозрительно интересуется Ильха и бесцеремонно руки мои в стороны разводит.
Убедившись, что глаза сухие, облегчено выдыхает, но тут же хмурится и выдает:
— В гроб краше кладут.
— Знаю, — от моей самооценки ничего не осталось. Мне уже все равно.
— Как на работу завтра пойдешь?
Только жму плечами.
— Весь день на людях придется быть. Терпеть любопытные взгляды, неудобные вопросы, — осторожно предполагает Мартынов.
— Ничего не поделаешь. Работать надо. Может, именно работа станет тем спасательным кругом, который поможет выплыть.
— Конечно. Только ты не забывай. Он в том же здании. Всего на несколько этажей выше. Что будет, если вы случайно пересечетесь? Заревешь? Бросишься ему в ноги? А обморок повалишься?
— Я не знаю, — меня даже застряло, когда подумала о встрече с Ромой. Представила его ничего не выражающий, пустой взгляд и удавиться захотелось. Как можно жить без него? Как продолжать это гребаное существование?
— Как по мне, — убежденно произнёс Илья, — тебе надо завязывать с этой работой. Это с ума сойти можно, если каждый день трястись в ожидании встречи. И отсюда уезжать надо, — обвел жестом комнату, — чтобы не вспоминать, что здесь происходило.
— Что ты предлагаешь? Все продать и уехать? Скитаться по свету? Вернуться в деревню?
— Нет. Я предлагаю все тоже, что и раньше. Выходи за меня замуж.
Смотрю на него в полнейшем недоумении:
— Илья, ты издеваешься? Какое замуж?
— Такое. Я планирую на несколько лет перебраться в Англию. Опыта набраться, поучиться. Могу забрать тебя с собой. Выдернуть из этого болота.
— Спасибо за заботу, но это бред.
— Не спеши отказываться, — Мартынов серьезен, как никогда. Для тебя это реальная возможность оставить за плечами то, что случилось.
— Ты прямо мистер благотворительность! Готов пожертвовать собой, ради спасения неудачницы-никакашки.
— Ничего подобного. Я преследую свою выгоду.
— Какую? — иронично подняла брови. Это все, на что хватает сил, — какая от меня может быть выгода?
— Отец со временем планирует ввести меня в совет директоров. Там важен статус, репутация. Мне нужно быть семьянином, для создания положительного, надежного образа.
— У тебя женщин, как грязи. Бери ту, что нравится и подходит, и женись на здоровье!
— Вот я и пытаюсь это сделать. Мне ты подходишь! — произносит уверенно, вызывая у меня нервный смех, — чего смешного?
— Чем Я могу подходить ТЕБЕ?
— Всем, — он убежден в своей правоте и это уже не смешно. — Я тебе уже говорил об этом много раз.
— Илья, — вздыхаю через силу. У меня вообще в последнее время с дыханием плохо, будто игл в грудь засыпали, которые безжалостно впиваются при любом неосторожном движении, — это плохая затея.
— Почему? — настырный блондин искренне не понимает, почему я упираюсь.
— Потому что я тебя не люблю!
— Так и я тебя не люблю. И это главный плюс.
— В чем плюс? Любовь должна быть, без нее ничего не получится.
— У тебя была любовь, и что из этого вышло? — хладнокровно напоминает о моей трагедии с Немановым, — хрень несусветная!
Насупившись, молчу, а он продолжает:
— У нас с тобой гораздо больше, чем просто любовь. Мы с детства знакомы. Друг за друга горой. Чего еще надо?
— Как ты себе это представляешь. Быть привязанными друг к другу, не имея особых чувств. А вдруг кто-то другой понравится? Что тогда?
— Варька! Ты опять сваливаешься в утопию. Не идеализируй. Я предлагаю тебе не просто брак, а свободные отношения, — произносит аккуратно, при этом внимательно следит за моей реакцией.
Я только жму плечами. Какая разница, что именно он предлагает, если мой вариант ответа будет прежним. Мне даже не хочется вникать и думать о том, а что будет если…
— Нет, — произношу твердо. Не сомневаясь ни капли.
— Да почему? — с досадой руками разводит, — идеальный вариант. Я заберу тебя из этой кучи дерьма, в которую ты влезла и барахтаешься. Уедем в Англию, будем жить нормально. Родители за. Все останутся довольны.
— Это как же тебе хочется в совет директоров, если даже на фиктивный брак согласен, — усмехаясь невесело. Похоже, мое предназначение в том, чтобы быть для всех «удобным вариантом».
— Фиктивный? — голубые глаза сверкнули, как у хищника, но огонь быстро погас, сменившись усмешкой, — я ни разу, ни слова не говорил про фиктивность. Брак будет настоящим. Со штампом в паспорт, постелью и детьми…позже. Я предлагал свободные отношения, в которых каждый может «найти радость» на стороне.
— Мартыном! Мне даже слушать это тошно! Какие дети? Какие свободные отношения? — вскакиваю на ноги, преисполненная праведного негодования, — все, закрыли тему.
— Как знаешь, — недовольно хмурится, — у тебя еще есть время на раздумья. Пару недель, не больше. Потом я уезжаю…
— Нет! Мой ответ нет! И другого не будет, — режу окончательно, надеясь, что в этот раз он воспримет мои слова в серьез.
Мартынов ничего не отвечает, только цыкает досадливо и качает головой.
На этом неудобную тему закрываем.
***
На следующий день я вышла на работу. Настроение отвратное, делать ничего не хочется, а еще страшно оттого, что могу на Неманова нарваться. Что ему сказать? Что он мне скажет? Да и захочет ли вообще со мной говорить? Может, пройдет мимо, не заметив, не оглядываясь, а мне не останется ничего иного, кроме как смотреть на его удаляющуюся спину.
Дома вроде успокоилась, начала свыкаться с мыслью, что все кончено, а здесь снова накрыло. Мне казалось, что я ото всюду слышу его голос, улавливаю терпкий аромат его туалетной воды, чувствую взгляд на себе.
Конечно, это бред. В приемной, где я сидела, нет никого, кто бы на меня смотрел.
Никому не было до меня дела.
Только Юрий Константинович с тревогой поглядывал, когда оказывалась поблизости, и по-отечески спрашивал все ли у меня хорошо.
Я стойко улыбалась, оправдывалась слабостью после болезни и тайно глотала предательские слезы, которые то и дело наворачивались на глаза.
Это просто мука какая-то!
Не представляю, как дальше работать в этом месте. Просто не представляю.
К счастью, начальник попался совестливый, отзывчивый, заботливый. Поэтому никуда не отправлял меня с поручениями, придерживал задания, опасаясь, что я свалюсь без сил.
На самом деле с силами было все в порядке. Физически я полностью оправилась, а вот с душой — проблемы. Там, словно после атомного взрыва, все раскурочено, отравлено, кровоточит и не собирается заживать. Сгораю заживо.
В перерыв, естественно, никуда не иду. Мне не хочется есть, не хочется выбираться из своего закутка и идти к людям. Кажется, все вокруг знают о том, какая я идиотка, как поверила в красивую сказку с мужчиной, до уровня которого не дотягивала. А еще все смеются за моей спиной, потому что плохо выгляжу. Потому что прическа, казавшаяся мне идеальной для работы, на самом деле подходит продавщице сельского магазина.
И кофточка у меня старенькая, немодная. И туфли подобраны по принципу «главное, чтобы удобно». Вся несуразная какая-то, нелепая, убогая.
Особенно это ощущение усиливается, когда к Юрию Константиновичу приходит сотрудница из другого отдела. Ей уже за сорок, но выглядит она куда лучше меня. В стильном юбочном костюме. Накрашена неброско, но эффектно. Волосы уложены аккуратно, красиво. Все по минимуму, но приятно посмотреть.
И я невзрачная, такая, что со столом сливаюсь.
Никакашка.
Под вечер, когда все дела переделаны и можно отправляться домой, я не тороплюсь. Потому что перестала любить свой дом. Он грязный, оскверненный и сколько бы я его не пыталась отмыть — это не поможет. В нем меня предали…не единожды.
Неторопливо собираюсь, надеваю куртку, задумчиво глядя в окно, заматываю шею шарфом, переобуваюсь и выхожу из кабинета.
В коридоре много людей, все с радостью бегут с работы, разговаривают, устало смеются, а я плыву вперед, как тоскливая тень, больше всего мечтая провалиться сквозь землю.
У лифта столпотворение. Не хочется ждать, а потом спускаться в плотно забитой кабине, поэтому разворачиваюсь и бреду в сторону лестницы, что в другом конце коридора.
Проходя мимо одного из кабинетов, столбенею. Потому что доносится ЕГО голос. Тот самый, который ни с кем не перепутаю! Сразу ком в желудке образуется. Ледяной, сминающий внутренности, парализующий ноги, внезапно ставшие ватными.
Хочется убежать, но не могу.
Подаюсь вперед, как наивная бабочка, летящая на свет одинокого фонаря. Мне хочется увидеть Неманова. Хоть одним глазком взглянуть на человека, которого все еще люблю, и который уже не мой. Да и не был никогда моим.
Легонько толкаю дверь и в узкую щелку вижу Рому, беседовавшего с одним из менеджеров. Неподалеку девица сидит, и накручивая на палец длинные локоны оценивающе из-под полуопущенных ресниц смотрит на мужчин. Вижу, как взглядом скользит по Неманову сверху вниз и обратно.
В груди колет, когда думаю, что так же на него Ирка смотрела, когда я, дура, в гости ее позвала.
Эта девица тоже красивая, уверенная, с наглой ухмылкой.
А я…я просто убожество, с которым он спутался по недоразумению.
Неманов тем временем замечает интерес девицы и мимолетно, как бы невзначай подмигивает.
Ощущение, будто снова кол в грудь вогнали. Роман такой живой, такой самоуверенный, сексуальный. Свободный!!! Со мной он был совсем другим!
Еле успеваю отскочить в сторону, ввалиться в соседний пустой кабинет, захлопнуть за собой дверь, и, зажимая себе рот рукой, замереть словно испуганная мышь. Слышу, как Рома выходит, делает буквально несколько шагов, как следом за ним выскакивает эта девица.
— Роман Евгеньевич! — с придыханием, совсем не рабочей интонацией, — вы документы забыли.
— Спасибо, — от родного голоса, а котором игривые нотки перекатываются, кровь в жилах стынет. Он так рядом, но бесконечно далеко. Не со мной.
— Как здорово, что вы зашли, — воркует эта поганка, не скрывая своего женского интереса.
А он… он свободный. Имеет полное право. Хоть с Иркой. Хоть вот с этой пигалицей. С кем угодно, когда, угодно, как угодно. Он ничего мне не должен. Ему нет никакого дела до меня. До моих проблем. Моей боли. Меня больше нет.
Шаг за шагом отступаю вглубь кабинета. Пячусь от него, от них, не желая ничего слышать.
Я так больше не могу. Не справлюсь. Это выше моих сил.
Словно неживая, робот с исковерканным механизмом, неровным шагом подхожу к стулу и тяжело на него опускаюсь. Рука ныряет в сумочку и привычным жестом в недрах нащупывает телефон.
В этот момент, кажется, что сердце не бьется вообще. Остановилось. Как и моя бессмысленная жизнь.
Набираю номер и слышу весёлое:
— Привет Вареник, — у него шумно. Веселится. В то время как у меня в груди расползается темная пустота.
— Привет, Илья, — на удивление мой голос тверд, даже не подрагивает, когда монотонно произношу, — я согласна.
— На что? — спрашивает поощрительно.
— На все. На твое предложение. Твои условия.
— Уверена? — Мартынов сомневается в моем решении, а я нет.
— Уверена. Я выйду за тебя замуж…только увези меня отсюда.
— Без проблем. Я сегодня немного не в состоянии, давай завтра встретимся и все обсудим.
— Конечно, — я тоже не в состоянии. Мне опять хочется упасть и умереть.
— До встречи.
— Пока.
Вот и все. И будь что будет. Мне уже на все плевать.
Осторожно выглядываю в коридор. Пусто. Нет ни девицы, ни Ромы. Я не знаю радоваться этому или рвать на себе волосы. Забыв о своем намерении, спустится по лестнице, как зомби бреду обратно, за что жестоко расплачиваюсь. Потому что Неманов там, у лифтов! Заметив меня, даже бровью не ведет.