ХРРРРРЯЯЯЯЯШШШШШШ!
Покой осеннего леска нарушил тяжёлый грохот, сменившийся знакомым воплем. Стая испуганных птиц вспорхнула и полетела из ставшего небезопасным места. Заржали осаженные лошади. Их всадники замерли, вслушиваясь в разносящийся над деревьями трубный рёв. Ладони сами потянулись к рукоятям мечей и прикладам арбалетов. Затем повисло тягучее молчание. Никто не издавал ни звука, точно боясь тем выдать своё местоположение.
— Стойте! Дальше ехать нельзя! Там здоровяк в яму сверзься, а другой его теперь от туда достать пытается, — предупредил их один из следивших за древнями разведчиков, выныривая из зарослей ежевики, заполонившей своими дебрями всю влажную низину.
Командор, или привычнее среди подчинённых — Шрам, нахмурился и удобнее перехватил рукоять извлечённого из-за плеча топора. Передав поводья своего коня, он кивнул подъехавшему к ним командующему над разведчиками сиру Хью. Вместе они направились узнать, в чём дело. Часть солдат последовала за ними. Прочим было велено оставаться в сёдлах.
Лопух продирался через колючие заросли. Надетый шлем и тот не уберёг его от царапин на щеке, хорошо ещё перчатки защитили руки. Длинные, усеянные мелкими шипами плети цеплялись за одежду, опутывая и удерживая. Стражник обрывал их и лез дальше. Оказавшись на более-менее свободном участке, он хотел уже облегчить душу праведным матерком, да передумал. Рядом из ежевичника выбирались остальные парни, и даже кто-то из магов-недоучек.
Справа в полусотне шагов от них находился внушительный котлован округлой формы, чьи края облюбовала крапива, вымахавшая здесь в тени и сырости в человеческий рост. В одном месте растительность была свезена, открывая свежий глинистый скат. Из глубины выработки доносилось бормотание и скрежет ворочающейся там массивной туши. Командор с сиром Хью хотели подойти поближе, но у ямы шастал чрезвычайно возбуждённый древень. Ещё недавно безликий Метатель, разбивавший своими камнями стены Медвежьего Угла, теперь громила носил собственное прозвище — Носорог. Наградили им его за толстый отросток, выпирающий аккурат из цента его лобастой, сросшейся с торсом башки. Великан то и дело подступал к краю котлована, наклонялся и заглядывал вниз.
Юлиан стоял возле Лопуха и с накатившей грустью наблюдал за стараниями древня помочь своему угодившему в беду собрату.
Склон ямины здесь, очевидно, подмыли дожди. В итоге, более лёгкий Носорог прошёл мимо, а грузный Разрушитель обвалил землю и низвергся на её дно. Что при этом случилось, можно было только гадать, но раз древень до сих пор не смог выбраться оттуда, значит при падении он что-то себе повредил или даже сломал. Теперь исполин мог лишь стонать, то ли от присущей и этим существам боли, то ли, таким образом, зовя на выручку. Обрывистые края котлована превращали все усилия Носорога в тщетные потуги, сопряжённые с риском самому оказаться в ловушке. Случись такое, и их походу пришёл бы бесславный конец.
Носорог без толку топтался возле выработки. Но тут он замер и развернулся в сторону следящих за ним людей. Коряга-нос, покрытый бахромой листьев, нацелился на наблюдателей, как грозное боевое орудие. Маленькие глазки сверкали под наплывами «бровей», сложенными из шляпок старых замшелых трутовиков.
Шрам приподнял топор, тихо рыкнув: «Никому не двигаться».
Великан не стал нападать. Выгнувшись, он запрокинул рогатую голову и скорбно завыл. Лес, умножая его вопль, отозвался ещё более скорбным эхом. Исполнив прощальную песнь, древень пошёл от выработки, огибая светло-зелёные гладкие стволы осин и сминая подлесок кустарника.
— Хью, кто из твоих следил за Носорогом — бегом за ним! — велел командор, стряхивая с них всех временное оцепенение. — Скажите мэтру Кроули и… и другим — пусть подходят.
Тогда они наконец-то смогли приблизиться к злосчастной яме.
Юлиан с Лопухом осторожно, лишь бы не поскользнуться и не сверзнуться вниз, встали у её края. Разрушитель распластался на дне в налитой там дождями луже. Его неуклюжее тело барахталось в мутной глинистой жиже, облепленное плетями выдранной крапивы. Вытянутая в сторону лапа с узловатыми отростками пальцев судорожно скребла по склону котлована, оставляя на нём длинные борозды. Исходящее от великана бормотание чередовалось с тяжкими вздохами. Близость людей он либо не замечал, либо сейчас ему не было до них никакого дела.
Беспомощность некогда могучего исполина вызывала жалость. Но подобные чувства Юлиан, похоже, испытывал один. Солдаты тыкали в великана пальцами и обменивались на его счёт издёвками. По всему выходило, что при падении Разрушитель собственным же весом переломал себе ноги, и теперь его парализовано.
— Не столь уж они от нас и отличаются, — расслышал стражник посреди общей болтовни голос мэтра Кроули, тоже приспевшего взглянуть на древня. — Коль поломал ты себе костяк, будь ты хоть сто раз великан, а результат один.
Напряжение спало. Опасности от «калеки» не исходило никакой. Тесно обступивший яму народ разговаривал, уже не таясь.
Шрам, старик и зеленоглазый господин отошли в сторонку посовещаться: нагонять ли им Носорога или стоит задержаться у котлована ещё на некоторое время. Последнее сулило «уникальные возможности в практическом изучении такого чуда природы, как древесный гомункул», на чём мэтр-маг рьяно настаивал. Тем не менее, целесообразнее в их ситуации выглядел первый вариант. Но надо было что-то решать и с Разрушителем. Оставлять у себя в тылу живого громилу не хотелось — авось оклемается?
— Мэтр, а нельзя ли использовать что-то из вашего личного арсенала? — спросил маэдо, когда они трое вернулись к выработке.
— Не знаю, не знаю. — Маг разглядывал возящегося в грязи великана. Тот продолжал царапать склон лапой. Вторая его лапа, как и половина головы, скрывались под слоем жижи, оставшийся видящим глаз смотрел на заполонивших край ямы людей, а может и мимо них. Глаз был однородного травянистого цвета, без зрачка, словно вставленный в древесную колоду драгоценный камушек. Рядом шептались ученики. Сольен на правах старшего что-то объяснял Гере. — Хватит ли силёнок… больно уж поистратились… если только… Решено! Командор Штрауб, сделайте милость, отведите подальше солдат. Мы попробуем осуществить одно магическое действие. И вас, Аргуст, я тоже попросил бы удалиться.
Так, находившийся тут же и слышавший весь разговор (разумеется, по чистой случайности) Юлиан впервые узнал имя загадочного сеньора. Шрам между тем в два счёта отогнал подчинённых от прямо-таки притягивающей всех ямины.
Юлиан с Лопухом и ещё семеро стражников Медвежьего Угла входили в особый десяток, выделенный комендантом Швабрю для похода за великанами. Догвиль, ради такого случая перешедший на должность простого десятника, осуществлял над ними неусыпный надзор. Во главе преследователей стоял милорд Штрауб — тот самый верзила со шрамом. Когда стражники узнали, кто поведёт отряд, удивлению их не было предела. Но его образ в их глазах скоро сменился от висельника с большой дороги до строгого военного, познавшего армейскую службу вдоль и поперёк. Репутацию среди рыцарей Розы командор имел высочайшую. Штрауб постоянно совещался с господином маэдо — или, как теперь выяснилось, Аргустом — и мэтром Кроули. Зеленоглазый держался в роли серого кардинала. А вот чудаковатый старикан, не иначе, являлся главным вдохновителем их погони за великанами.
Напарники, выведшие для себя за время пути данную расстановку, топтались в смешанной шеренге, пытаясь, как и все остальные, понять, что же такое замыслили чародеи.
Мэтр Кроули собрал учеников у котлована. Образовав круг, подмастерья взялись напевать свои колдовские песнопения. Под заунывный мотив они вскидывали и роняли сцепленные руки. Но в сравнение с прошлой волшбой у Стены, сейчас движения их были более резкими. Сам мэтр, как и тогда, встал в центре, высоко подняв над собой резной посох. Ритм напева всё убыстрялся. В тот момент, когда он перешёл в однотонный гул, старик выкрикнул некое слово. Его посох и руки учеников одновременно упали вниз.
Сделано!
На этот раз чары подействовали незамедлительно. Откуда-то из земных глубин донёсся рвущийся треск, перепугавший солдат до кондрашки. То, что его источником был не лежащий в котловане древень и не вздумавший вдруг вернуться Носорог, они поняли не сразу. Налетел шквальный ветер. За деревьями заржали лошади. А почва под их ногами дрогнула. Юлиан схватился за приятеля. Голова его ни с того ни с сего закружилась, в ней возникло болезненное давление. Была ли тому виной магия, он не знал. Зато теперь он представлял, что испытали ребята у Стены, когда завалился последний из пролезших в разлом великанов.
Солдаты вытягивали шеи, боясь упустить какое-либо из проявлений волшбы мэтра. «Обычной» молнией здесь и не пахло!
Им пришлось попятиться. Извлечённая и сваленная когда-то возле котлована земля, ныне ставшая поросшим крапивою холмом, начала взбухать буграми. Пласты дёрна сами по себе отваливались в сторону. Из образующихся дыр высовывались земляные языки. Словно живое существо земля обретала подвижность. С хрустом выдираемых корней, перемежаясь волнами, она поползла к краю выработки. Комья срывались в воду на её дне чавкающим оползнем. Их противоестественное движение завораживало. Накренилась стройная берёзка, росшая на вершине холма. Сам холм оплывал на глазах, быстро уменьшаясь в размерах. Маги не размыкали круга, продолжая стоять в опасной близости от ползущей земляной реки. Их сгорбленные фигуры выдавали предельное напряжение сил… Трава, дебри крапивы, ободранный ствол берёзки перекатывались друг через друга. Ползли и обрушивались вниз. Земля заполняла яму. Невидимые руки всё загребали и загребали её туда.
Содрогание продлилось пару минут. Потом всё успокоилось.
На месте недавнего холма осталась ровная голая проплешина. Котлован же превратился в пологую впадину с торчащей в её середине изломанной древесной ветвью, в которой с трудом узнавалась лапа великана. Там под этой ветвью, под метрами тяжёлой глинистой почвы обрёл свою могилу Разрушитель. В то, что можно совершить подобное и за столь короткое время, даже после увиденного верилось едва.
— Неплохо, — похвалил командор, оправляя на спине съехавший чехол с топором.
Его рыцари были более красноречивы. Упавшие поднимались и отряхивали грязь со штанов. На лицах сделавших своё дело магов блестели капли трудового пота. Мэтр Кроули принимал поздравления в мастерстве. Все смеялись и хлопали его учеников по плечам. Особая порция похвалы досталась юной магичке, отчего румянец затопил её щёки пунцовой краской.
Юлиан в отличие от Лопуха не разделял общего восторга. Округлая впадина со свежевзрытой землёй посреди осиновой рощи, а не чародеи притягивала его взгляд.
— Здесь всё кончено, — заключил Шрам. — Возвращаемся!
Но и после возобновления похода за осиротевшим Носорогом веселье не думало утихать. Враз избавиться от грозного исполина да ещё столь эффектно — такое запоминалось надолго.
С того дня минула неделя.
2
Погода снова испортилась. А скорее сделалась обычной для этого времени года и этой местности. Ветер качает золотистые стволы сосен, вольно гуляет в кронах оголяющихся клёнов и берёз. Часто моросит зануда-дождь, вызывающий смертную тоску, а ещё мокрый кашель. Всадники в своих обвислых плащах похожи на чахлых ворон. Проходящие сутки сливаются в тягучий поток: ночи — промозглые и чёрные, как сажа, дни — серые и однообразные. Бездорожье, грязь и ненавистное седло, стёршее ягодицы до кровавых мозолей. Лишь жар костров и таящие на глазах запасы вина, употребляемого отнюдь не в лечебных целях, позволяют как-то скрасить тяготы пути. Мэтру Кроули уже не раз приходилось прибегнуть к своему искусству, помогая походному лекарю излечивать подхваченные простуды, грозящие перерасти в воспаление лёгких. Все устали. От дождя, от холода, от постоянной скачки не пойми куда.
Но дисциплина превыше всего. Настоящий солдат всегда остаётся солдатом. За это парней из Жести и уважают в любом уголке Империи. Они не пахари, не мещане, не столичные хлыщи, они — воины, и тем всё сказано. А уж когда рыцарь Розы берётся за дело, познаёт тогда враг, что значит твёрдая воля и разящая острота его меча. Будь то человек или древесный великан с дубиной — без разницы. Почитайте хроники крепости. Скоро в них впишут новые страницы, повествующие и об этом их…
— …славном походе, — закончил вдохновенный монолог вояка, как говорится, в самом расцвете сил, с длинным посиневшим носом, глупым именем Луи и необязательной к употреблению, по крайней мере, в обращении лично к нему, приставкой «сир», то бишь, полноправный рыцарь.
— Хорош заливать! Подобной чуши я не слыхал даже у нас в «Берлоге» от пьяного Лаптя, — отмахнулся Лопух. Его крапчатый конь с белыми чулками на задних ногах всхрапнул и брыкнул в сторону. Стражник выровнял негодника. — А уж мне довелось наслушаться всякого, да и самому понарассказывать тоже.
Юлиан с Лопухом и ещё двумя «сирами» ехали где-то в середине отряда, от скуки почём зря трепля языками. Если повесть о тяжкой солдатской участи и была несколько надумана, то насчёт подавленных настроений среди преследователей отнюдь. Всадники кутались в шерстяные плащи и с тоской взирали на беспросветный водянисто-серый покров туч, простёршийся над их головами.
— Лишь бы дождя не было, — доносилось то спереди, то сзади.
Отряд тащился следом за великаном. Куда? Зачем? Раз велено, езжай да помалкивай — вот и весь ответ. А иного не жди. Вперёд, солдат, отмеряй сапогами, вернее лошадиными копытами, вёрсты родной земли. И мечтай о ещё нескором привале.
Четверо вояк поболтали о паршивой погоде, потом о бабах, снова о проклятущей холодрыге, ещё об игре в кости на последнем биваке, когда Лопух спустил Луи десяток медяков, и опять о бабах. Луи с Морисом хотя и были из элиты (рыцари, Чёрная Роза, крепкие мышцы, все как один коротко остриженные, выучка, брони и так далее), но мужиками оказались что надо, и стражники Стены быстро сошлись с ними на почве общих интересов. За пустословной болтовнёй они и проводили сменяющие друг друга однообразные дни.
Переход со своих двоих на лошадиные спины дался приятелям нелегко. Ездить верхом каждый из них умел, но гудящие икры и ободранные ляжки стали сущей мукой, особенно поначалу пути. Как бы то ни было, десяток Догвиля следовал в общем строю. Юлиан, кстати, до сих пор не мог подобрать имени выделенной ему покладистой светлой кобыле. А вот Лопух, только взобравшись на своего норовистого жеребца, тут же нарёк его Живчиком, вызвав тем хохот у оказавшегося поблизости сира Луи. С этого и завязалась их взаимная приязнь.
Проклятый дождь всё же заморосил. Луи с Морисом отъехали. Стражники остались одни. Присоединяться к десятку и встречаться с Догвилем не хотелось. Так они и тащились по неведомой лесной дороге, среди растянувшейся колонны. Следуя за великаном, отряд пересекал в большинстве своём пустующие земли Дальнего удела: сплошные пущи, изредка сменяемые побуревшими от жухлой травы лугами и овражниками. Окраинное захолустье.
— Странно, откуда в такой глуши эта дорога? — спросил Лопух.
— Поселение где-то рядом… Как бы чего не вышло.
Юлиан пониже натянул капюшон, скривившись от пропитавшего одежду прелого запаха. По случаю похода их десятку выдали новую форму, а также подбитые мехом плащи, чтобы они не выглядели убого на фоне рыцарей, но за истёкшие дни обновки успели подрастерять свой шик. Имелись у них и пристёгнутые к сёдлам щиты и полный набор бронь, лежащий во вьючных мешках, — необходимости постоянно таскать их на себе не было никакой. Все прекрасно понимали, что от великанских ударов кожаные куртки со стёгаными дублетами, равно как и железные кирасы, защищали одинаково плохо.
— Да что может случиться? — не разделил опасений Лопух. — А еже ли что, так маги всегда успеют присмирить дуболобого.
— Угу, успеют.
Минут десять ехали молча. Дождь шелестел, навевая сонные мысли. Слышалось лишь чавканье копыт, кашель да ворчанья. Кто-то изредка обгонял их. Благо, дорога эта подвернулась так кстати. Древень со следующими за ним разъездами пробирался метрах в пятистах правее через лес. Остальные же могли временно покинуть дебри. Направление движения великана и дороги пока совпадало.