Летик не сдавался. Доминика атаковали два нострамца: один взял в захват его руку, а второй убил ударом цепной глефы. По жестокости бой не уступал ни одному на памяти Летика, и хотя в последнее время он немало дрался с другими космодесантниками, ярость этих врагов ошеломляла. Он отбросил болтер и вцепился в нападающих, принялся бить их по лицам локтями и кулаками, пытаясь расколоть хрупкие линзы и открыть врагов разреженному воздуху.
Иконки его солдат гасли одна за другой. Затем враг оказался и спереди, и сзади. Кто-то схватил его за руку. Он вырвался, но две другие руки заскребли по доспехам, пока он не оказался в захвате. Броня выла, откликаясь на попытки освободиться. Летик успел отшвырнуть одного Повелителя Ночи ударом тыльной стороной руки, после чего вторую руку тоже схватили, потом захватили ноги, и его повалили на пол. Летик вырывался и пинался, и пятеро врагов безуспешно пытались его усмирить, держа за руки-ноги, пока к броне не прилепили какой-то прибор, закоротив ее мощным электромагнитным импульсом и лишив Летика сил. Только тогда легионер был повержен.
Келлендвар с братом вырезали себе путь по хребтовому коридору «Нравственности». На корабле было три тысячи смертных членов экипажа, но сопротивления они оказывали не больше, чем младенцы. Убивать их было так же легко.
Дробь из ружей корабельных бойцов отскакивала от силовой брони, не причиняя вреда. Бойцы не пытались бежать, поэтому Келлендвар убивал их на месте, разрубая надвое огромным палаческим топором. Келленкир крутил цепной глефой, вырисовывая в воздухе размытый узор, сквозь который никто не мог пробиться.
— Они не боятся, брат, — заметил Келлендвар. Вокруг выл ветер, устремляясь к дыре, которую они выжгли в корпусе. — Они храбры. Это почти достойно похвалы.
— Их легионеры много времени проводят рядом с ними; возможно, поэтому они не поддаются страху. Но то, что им хватает смелости не сдавать позиции, не значит, что они не боятся. — Келленкир видел это, в отличие от брата. Чувствовал сквозь решетку респиратора. — У Жиллимана презреннейший из слуг считает себя героем! — Келленкир засмеялся, ударом цепной глефы лишив жизни очередного бойца. Алмазные лезвия зубьев разбили лицевую пластину его шлема, прошли сквозь панцирную броню и впились в грудь. — Смотри, как они умирают! Какая разница, храбры они или трусливы. Главное — что слабы!
Посреди коридора выстроились в ряд несколько человек, здоровяков, по меркам смертных, и вооруженных дубинками-электрошокерами.
— Не вижу слабости. Они сражаются с честью, — сказал Келлендвар.
— С честью или без, но их слабость отвратительна, — ответил Келленкир и обрушился на мини-отряд.
Дубинки отскакивали от его брони, а вслед за ними вскоре отправлялись отрубленные конечности. Фонтаны артериальной крови окрасили коридор алыми потеками. Это оказалось последним аргументом, и выжившие бросились прочь от Келленкира.
— Путь свободен! — крикнул Келленкир. — Они бегут, начав понимать урок! И это правильно. Они не так глупы, как их товарищи. Храбрость не спасет от страданий и смерти! Бегите, людишки, бегите! — ревел он через вокс-динамики. — Я все равно поймаю вас и убью. Скоро боли придет конец. Обещаю вам!
Из люка показались новые бойцы, но всех их ждал топор Келлендвара. Келленкир дрался с фанатичной радостью в голосе, и это основательно беспокоило Келлендвара, но он не переставал убивать, пока думал об этом. Убийство было жизнью. Убийство было спасением. В детстве он убивал, чтобы увидеть следующий день. Став космодесантником, он убивал во имя Императора, чтобы человечество выжило. Теперь он убивал для Скрайвока, чтобы стать свободным. Страх — главным образом страх пыток, боли и недостойной смерти — всегда был оружием его легиона. Но именно оружием — инструментом, которое следует использовать, когда оно нужно, и убирать, когда в нем нет необходимости.
Он вновь вспомнил «Никтон» и тот момент, когда пришел забирать брата из его самодельной пыточной в Зале трофеев. Увиденное встревожило его. Проблема была не в самих действиях Келленкира: Келлендвар много раз проводил похожие операции.
Но он не был садистом. Он понимал, что боль и страх — это тоже инструменты. Келленкир же явно принадлежал к огромному числу легионеров, которые любили использовать их ради собственного удовольствия, однако им двигало не простое желание причинить боль. В его действиях было что-то миссионерское.
Очередной боец погиб, разрубленный топором Келлендвара от плеча до паха. Удар был четким, смерть мгновенной, и топор легко вышел из плоти. Он приподнял оружие, готовый атаковать снова, но обнаружил, что противников не осталось. Коридор был пуст. Крики и болтерный огонь доносились лишь издалека. Убитые лежали кучами.
— Вслушайся в эти радостные звуки! Идем, брат! Идем! — ликовал Келленкир. — На мостик! Теперь ты сможешь впечатлить своего хозяина. Иди со мной и раздели славу, пока я не передумал.
«Радостные? — подумал Келлендвар. — Нормально ли это?»
Его мысли прервало вокс-сообщение от Вайсеркона, ведущего группу из шести Повелителей Ночи на корме.
— Келлендвар, машинный зал взят.
— Потери?
— Закраш и Менон, — доложил Вайсеркон. — Мы встретили сопротивление со стороны легионеров. Убили троих, двое отступили и исчезли на нижних палубах. Мы их выследим.
— Забудьте про них. Возможно, они попытаются повредить поле Геллера, чтобы не дать нам скрыться в варпе. В этом случае не обращайте на них внимания. Но если они поняли, что побеждены, то попытаются уничтожить корабль. Немедленно направляйтесь к главному реактору. Ваша главная цель — не допустить гибель корабля. Мы должны захватить «Нравственность».
— Палач, — отозвался воин и отключился.
Келлендвар не отправил своего брата вместе с остальными по одной важной причине. Тот стал бы отвлекаться на пытки и убийства. Брат был так кровожаден, что Келлендвар долгое время считал того безумцем.
Смотря, как Келленкир макает пальцы в пролитую кровь и размазывает ее по пластинам брони, Келлендвар начал думать, что дело не в этом.
Он начал опасаться, что его брат просто злой.
Глава 7
Главная локация «Альфа»
Инвит
Видения отца
Главная локация «Альфа». Кузнец войны Барабас Дантиох не видел смысла придумывать что-то оригинальное: название было подходящим, поскольку указывало на значимость регулировочных механизмов. Оно было понятным и эффективно сообщало, какую важную, первостепенную роль играет это место. Будучи Железным Воином, пусть и изгнанным, Дантиох ценил эффективность.
Вот только оно не передавало дивное величие Фароса, и из-за этого совершенно не годилось.
Он сдержал смех, чтобы Полукс не подумал, будто над его усилиями потешаются.
Фарос был так могущественен, что сделал из него философа. Его чистая, простая красота напоминала Дантиоху о великих крепостных дворцах Олимпии. Фарос приводил его в трепет, что случалось с ним нечасто. Низкий гул квантово-импульсных двигателей давно стал привычным и теперь только успокаивал. И не проходило и дня, чтобы он не обнаружил новый удивительный аспект ксеносского устройства.
А наблюдая за другом, медленно осваивающим маяк, он чувствовал себя еще счастливее. Разделить с кем-то тайну Фароса значило удвоить радость от работы.
— Не спеши, Алексис! — позвал он.
Половину высокой пещеры, которую представляла собой главная локация «Альфа», закрывало дрожащее изображение далекого мира. Капитан Алексис Полукс из Имперских Кулаков стоял перед ней, почти комично поморщившись от напряжения.
— Хорошо, хорошо! — сказал он, перекрикивая гул квантовых двигателей. Низкие частоты этого шума вызывали неприятные вибрации в области ран, но он научился отстраняться от этой боли, как и от всей остальной. — Работа механизма основана на стимуляции квантовых взаимодействий между частицами. Это происходит естественным образом, но машина неизвестным образом гармонизирует фундаментальные элементы вселенной. Она создает эмпатическую связь между объектами, местами, а возможно, и временными периодами, разделенными огромным расстоянием.
— Барабас, ты мне это уже больше ста раз говорил, — прокричал Полукс, словно боровшийся с сильным ветром.
Дантиоху же место казалось приятно тихим, а шум двигателей успокаивал, как игра волн. Голос Имперского Кулака громко звенел, но эха не было. Полированные черные стены зала поглощали звуковые волны так же жадно, как свет.
— Но ты все никак не запоминаешь.
Полукс скривился и покачал головой:
— Я не понимаю его принципов, как ты, Барабас. И почему ты сам не можешь заняться поиском новых маяков?
Разрушенное лицо Дантиоха осветила скромная улыбка, но под суровой железной маской этого не было видно.
— Я сам слишком мало о нем знаю, чтобы можно было говорить о понимании. Со временем мне, может, и удастся разобраться в том, как Фарос работает, но пока я действую интуитивно. А полагаться на кого-то одного — плохая стратегия, к тому же мне надо следить за показаниями оборудования, а тут ты понимаешь еще меньше.
Он взглянул на бесчисленные шкалы и экраны на пультах, установленных вдоль стены. Из-за снятых внизу панелей вились толстые кабели, исчезающие в глубине горы, где соединялись с другим оборудованием Механикум, которые регулировали работы ксеносского устройства. Дантиох жалел, что пришлось установить все эти когитаторы. Долгое время было опасение, что они нарушат работу Фароса. Этого, похоже, не произошло, но возникла другая проблема: пусть Фарос и был технологией ксеносов и не заслуживал доверия, контрольная аппаратура оскверняла его совершенство.
Он никогда не поймет Фарос до конца, с этим придется смириться. Он потратил несколько недель лишь на то, чтобы настроить систему мониторинга, и пройдут годы, прежде чем он осмелится напрямую вмешаться в работу Фароса — если это вообще случится.
Полукс так напрягался, пытаясь настроить связь, что вспотел. Изображение Семсамеша IV дрожало, словно находилось за водопадом, но вдруг на мгновение замерло, обретя фантастическую четкость, которую мог обеспечить только Фарос.
— Ты слишком все усложняешь, друг мой. Это не машина с холодной логикой, а вещь с душой. — Дантиох на мгновение задумался. — В твоем мире ездят на верховых животных?
— Нет.
— Хм…
— Но примитивные племена используют сани, запряженные зверьми, — буркнул Полукс.
— Я ни разу не ездил верхом или на повозках, поэтому прости меня, если аналогия будет не совсем правильной. Представь, что Фарос — пылкое ездовое животное, конь, который хочет бежать и бежать. Ты можешь указать ему направление, но для этого нужно с ним поладить, найти общий язык. Не пытайся подчинить его. Чувствуй его, следуй за ним, и он даст тебе то, что тебе действительно нужно. Но контролировать себя тоже не позволяй. Если баланс в отношениях нарушится в любую сторону, фокус потеряется.
Полукс заскрипел зубами. По его лицу бежал пот. Он поднял руку, подражая псайкерам, которых видел в битвах. При этом чувствовал себя крайне глупо.
Дантиох улыбнулся:
— Да, брат! У тебя получается, чувствуй, не думай! Не пытайся заставить его делать то, что ты хочешь. Скажи ему, что тебе нужно.
Далекий мир помутнел, и цвета размазались, окружив диск радужной аурой.
— Почти получилось! — воскликнул Дантиох.
Полукс издал давящийся звук, скривился и побагровел.
— Во имя Терры, Алексис, дыши!
Полукс вскрикнул. Изображение пошло волнами и рассеялось, словно туман на ветру.
— Я не могу! — Он в бессилии всплеснул руками. — Это бесполезно! Я понимаю, что ты пытаешься мне сказать, Барабас, и всегда прилежно все записывал. Но это… — Он раздраженно мотнул головой в сторону зала с его странными, чуждыми измерениями. — Я солдат и мастер по камню, не более. Я не разбираюсь в машинах так хорошо, как ты.
— Это машина из камня.
— Все равно это машина.
Дантиох подошел к другу, и его силовая броня нескладно зажужжала в ответ на хромающую походку.
— Не отчаивайся, Алексис. Возможно, да… Давай поменяем аналогию. Воспринимай Фарос как стратегическое средство. Смотри на него как на инструмент на пути к победе.
Дантиох указал на огромный стальной лист, на котором он кропотливо выгравировал звездную карту, отмеченную несколькими значками.
— Все эти звезды мы идентифицировали благодаря твоей обсерватории на Императорской наблюдательной башне. Фарос тянется к ним. Возможно, раньше существовало множество подобных машин, и Фарос — последний. Только подумай, какие военные возможности у нас бы появились, имей мы два! Или десять, или двадцать, или тысячу таких маяков, освещающих небо! Варп-бури перестали бы быть проблемой, а когда-нибудь мы вообще смогли бы отказаться от перелетов сквозь вари на кораблях.
Полукс подошел к столу и налил в большой кубок воды из бронзового кувшина.
— Красивая мечта, но я бы предпочел, чтобы Фарос был оружием, Барабас. — Он осушил кубок, налил еще воды и осушил его снова. Затем подошел к металлическому мостику, который вел из комнаты, и тяжело опустился на край. Он взглянул на свои руки — одна была бледной, другая алой — и нахмурился, словно недовольный ими. — Все говорят, какая это чудесная технология. Но почему ее нет у Механикум? Они с трудом понимают, как она работает.
— Они пытаются отыскать в машине дух и с недоверием относятся к ней из-за ее происхождения. Магос Карантин не знает, следует ли ему использовать Фарос, или уничтожить.
— Странные они, — сказал Полукс. — Их разговоры о богах и духах в машинах противоречат учениям Императора.
— В некотором смысле, да. Но их картина мира не такая черно-белая. Да и разумно ли обвинять их в неправоте в эти времена, когда создания из жутчайших мифов выползают из дыр в реальности и охотятся на невинных?
— И все же Фарос поражает и изматывает меня. Я рад тебе помочь, Барабас, но не могу избавиться от мысли, что моим способностям можно найти лучшее применение.
— Не злись, Алексис. Нам надо продолжать. У этой технологии много возможностей. Чистое оружие. Энергетические лучи, способные распылять цель па атомы слой за слоем, генераторы полей, которые могут рассинхронизировать объект с окружающей реальностью. А возможности сложного машинного взаимодействия безграничны. И все это благодаря эмпатической настройке квантового состояния.
— И ты можешь сделать такое оружие? — спросил Полукс, невольно заинтересовавшись. — Оно пробьет самую толстую стену.
— Мы с тобой думаем одинаково! Но, увы, это лишь предположение, — извиняющимся тоном ответил Дантиох.
— Дело пошло бы быстрее, если б ты просто показал мне, куда смотреть на контрольном оборудовании.
— Алексис, у нас здесь настоящее сокровище, — сказал Дантиох. — И мы обязаны научиться использовать всего его возможности ради лорда Жиллимана. Я не могу быть единственным оператором. Если меня убьют, наше положение станет катастрофическим.
— Так попроси Механикум, — сказал Полукс.
— Я доверяю тебе, Алексис. Как и лорд Жиллиман. А у Механикум не тот склад ума, чтобы использовать маяк. В них слишком много от машины. Они пытались, но потерпели неудачу.
Полукс вздохнул:
— Я буду стараться лучше.
— Могу я кое-что отметить?
— Разумеется.
— Ты стараешься слишком сильно. Позволь ему направлять тебя.
Полукс был таким же серьезным человеком, как его примарх, сдержанным и молчаливым. Но сейчас на его лице возникло испуганное выражение.
— Мне сложно отказаться от контроля. И моя культура, и тренировки выступают против эмоций. Они делают воина слабее.
— Это верно для нас обоих. Ты из камня, я из железа. Мы не можем похвастаться гибкостью, но в эту эпоху тьмы старым принципам больше нет места. Попробуем доверять своим инстинктам. С холодной логикой многого не добьешься, и нужно принять эту мысль, как бы она ни противоречила нашей натуре. Ты больше подвержен эмоциям, а потому верю, что в конце концов ты научишься контролировать Фарос гораздо лучше, чем я сейчас.
Полукс протянул руку, и Дантиох принял ее. Кузнец войны тихо охнул от неприятных ощущений, но помог другу подняться.