— Ты сразу поняла?
— Ты мордашку этой девочки видел? — С укоризной поинтересовалась жена. — Она хоть и малышка, да только все слишком явно. Довольно характерные черты проявились. Это могло бы быть совпадением. Мало ли? Но ты ведь заботишься только о своих или о тех, кто тебе зачем-то нужен. Какая польза с этой измученной женщины для твоих дел? Правильно. Никакой. Возможно, какие-то тайные игры. Но в этом случае ты бы не пристраивал ее в служанки при дворце. Вывод оказался слишком очевиден.
— Мне жутко неловко.
— Разумеется тебе неловко, — буркнула супруга. — Странно, если бы было иначе. Мда. Неужели так невтерпеж было?
— Я же уже рассказывал, — буркнул Максим. — В те дни я думал, что я самозванец, которого или казнят, или в дом для душевнобольных упекут, или мне придется бежать из страны. Я не видел для себя никакого будущего. Я думал одним днем. Жил моментом. Эх… Виноват… Что тут еще сказать? — Сказал Меншиков и повесил голову.
Татьяна молча подошла. Нежно его обняла и елейным голосом, почти с придыханием, прошептала на ушко:
— Узнаю, что гуляешь — убью.
Неожиданные слова. От них Максим аж вздрогнул и чуть отпрянул. Но только для того, чтобы рывком крепко-крепко прижать к себе супругу. Ее глаза смотрели жестко, пронзительно с легким налетом безумия, а губы слегка подрагивали. Жутковатое зрелище. Обнимать ее много приятнее, чем смотреть в эти, холодящие кровь глаза.
Неизвестно, что Татьяна себе там надумала, однако, Марту в последствии она не третировала. Даже более того — взяла некоторое шефство, потихоньку приближая. Насколько это было возможно для простолюдинки. Да и малышке тоже уделяла свое внимание.
Максим же слова жены крепко запомнил. Он не был трусом, но она в тот момент смотрела на него ТАКИМ взглядом, что парень поверил в ее искренность. Убьет. Во всяком случае — попытается. Слишком уж для нее этот вопрос оказался значим…
Глава 3
1916 год, 11 мая. Штормград
Раннее утро. Скорее еще ночь.
Щелкнула и отворилась дверь, выпуская Максима из автомобиля. Рядом трое бойцов, наблюдают за периметром. Чуть в отдалении еще две тройки. Он вышел из авто и спокойно двинулся вперед. Темнота скрывала его лучше всякой брони. Пока скрывала, но скоро рассвет…
Наш герой прошел в комендатуру города, где его уже ждали. Уставший и не выспавшийся Хоботов нервно вышагивал у стола и теребил карандаш, да так интенсивно, что это выглядело в некоторой степени неприлично.
— Лев Евгеньевич, я смотрю вы полны утренней страсти.
— Максим Иванович! — Не сразу заметив его ахнул Хоботов. Видимо сильно погрузился в мысли.
— Что-то случилось?
— Вечером к нам явился некий Аристарх Свистунов. Сказал, что хочет с вами поговорить. Поначалу мы его отправили в общую запись на прием. Но когда я выходил из комендатуры он подошел ко мне и сообщил, что знает про нападения.
— Вот как? И что он хочет?
— Мы с ним пообщались. Поначалу он не хотел мне ничего говорить, но потом уступил. И сообщил, что люди, знающие кто и зачем пытается вас убить, ждут встречи в одном загородном домике. Куда вам надлежит прибыть для переговоров. Дескать, это вопрос жизни и смерти, ведь из-за покушений на вас уже пострадали мирные и ни в чем неповинные люди. И что будет дальше, никто не знает.
— Адрес он сказал?
— Нет. Говорит, что покажет сам, как ехать. Он очень переживает за безопасность своих близких и имеет тоже определенные риски.
— Лев Евгеньевич, проводите господина Свистунова в подвал. Да-да, в ту комнату со звуковой изоляцией.
— Но… Максим Иванович! Он же пришел предложить помощь!
— В канун наступления и вот такую странную, очень похожу на ловушку? Свистунова допросить. Если расколется сразу, пусть там в подвале и посидит. Если нет, то тело в Одер. А по выявленному адресу отправьте ребят. Пусть отработают. Даже любопытно — засада там или заминированно.
— Проклятье… — прошептал Хоботов, хлопнув себя рукой по лицу. — Эх… Максим Иванович… Спать мне нужно больше.
— Все мы слишком утомлены. Главное — дел не навертели под впечатлением.
Лев Евгеньевич молча кивнул и развернувшись, решительно направился по коридору своей энергично-неуверенной шаркающей походкой. За эти два года он стал совсем другим. Тот увалень-интеллигент, с которым Максим повстречался в лесах Восточной Пруссии в августе 1914 года остался там навсегда. И война сказалась, и испытания, и близкое общение с нашим героем. Он приобрел немало отчаянности и романтичной решительности. А главное — готовность убивать. Если не своими руками, то силами подчиненных уж точно. Крови перестал бояться. После обороны Штеттина он в ней наплавался до тошноты и это переломило страх. Подавило его. Раздавило. Расплющило. А потом он обрел еще свою любовь — медсестру Людочку из-за которой Лев Евгеньевич был готов ради не только на мотоцикле прокатиться, удирая от проблем, но и в бой вступить. Нелепо и неловко, но решительно и без всяких сомнений-сожалений…
Хоботов ушел по делам, а Максим отправился в главное штабное помещение. Он сюда каждый день уже приходил, пытаясь принять решение. Командующий Северным фронтом и Ставка не ставили точных сроков, оставляя начало операции на откуп нашему герою. И тот ловил момент, пытаясь нащупать наиболее подходящую ситуацию. Ведь требовалось ударить без замаха. Быстро. Решительно. И сокрушительно. Причем, линию фронта нужно было не только взломать, но и преодолеть. Причем запредельно быстро. Так, чтобы никто не смог отреагировать. То есть, в сжатые сроки навести мосты через траншеи и речушки, чтобы его полковая колонна смогла прорваться дальше.
Аэропланы, оборудованные фото— и киноаппаратурой, постоянно летали над германскими позициями. Ни днем, ни ночью, не оставляя супостата в покое. Да, приборов ночного зрения не было, но сбор сведений о кострах, огня и прочих бытовых признаках скопления людей имели огромное значение. Скупались и через Швецию вывозились газеты, которые потом методично изучались. Составляли «розу ветров» для полета германских самолетов, выявляя места базирования. Ну и «языков» брали регулярно.
Сведения же, стекались сюда, в комендатуру, и агрегировались. А на большой и детальной карте во всю отмечалось все, что может пригодиться и быть полезным. Даже мостики через ручьи, если удавалось их выявить.
Работать над этим вопросом начали еще зимой — в феврале. И Максим, наведываясь по делам в Штормград каждый раз просматривал и обдумывал собранные сведения. Их становилось все больше, но легче от этого не было. Потому что он никак не мог решиться. А в ставке уже дергались, ведь у любого терпения есть предел. Требовалось начать действовать, но глаз его никак не мог ни за что зацепиться. Он просто не видел очевидной дыры в обороне. Немцы его явно уважали и ценили. Здесь — против Штормграда — у них оказалась самая крепкая и глубокая оборона на всем Восточном фронте. И лучше всего оборудованная…
А пока он думал, Лев Евгеньевич действовал. Уже пострадали приближенные к Максиму Ивановичу люди. В том числе и их родственники. Поэтому он, переживая в том числе и за Людочку, закусил удила. Бедного Аристарха Свистунова разложили в комнате интенсивных допросов так быстро и решительно, что тому пришлось приложить немало усилий, чтобы начать рассказывать и безудержно «колоться». Все-таки взбешенный интеллигент с кусачками бывает несколько экзальтирован и крайне опасен. Вот и Хоботов на какой-то момент забыл, зачем он туда зашел. Накрутил себя, а сдать на тормозах едва смог.
Дальше пошла рутина.
От комендатуры выехало три рабочие группы. Парочка отправилась проверять и паковать злодеев по городским адресам. А третья, самая крупная и сильная — «поскакала» в загородный домик. Засада. Там была засада на Максима. Аристарх толком ничего не знал, но кто-то очень хотел получить Меншикова живым или мертвым. Там хватало бойцов и оружия, чтобы наверняка скрутить или убить нашего героя, если он приедет даже со значимой охраной. Поэтому Лев Евгеньевич отправил туда штурмовые группы, подкрепленные бронеавтомобилями. И сам с ними отправился…
И вот тот самый лесок. Лев Евгеньевич посмотрел на карту местности в планшетке командира штурмовиков. И вопросительно на него глянул.
— Особняк находится вот тут, — указал тот пальцем. — Здесь и здесь нужно поставить заставы, чтобы не дать им отступить.
— А мы?
А основные силы не спешили. Аристарх был простой пешкой и не знал схемы обороны. Поэтому не мог сказать — заминированы ли подъезды. Да, обычных полевых мин времен Второй Мировой пока не употребляли. Но что мешало им заложить фугасы с дистанционным подрывом? Так, как это делали в морских крепостях, прикрывая фарватер.
Поэтому вперед выступили бойцы в «лохматом» камуфляже, которые «прогулялись» и все осмотрели. Явных следов минирования не нашли. Маскируй не маскируй, а если недавно копал, все равно следы бы остались. Вряд ли здесь, в этом доме ловушку собирались сделать сильно заранее, да еще так продуманно. Однако, не рискуя очень уж сильно, бронеавтомобили прикрытия решили отправить не по дороге, а по выявленных в лесу проходам.
Почему так? Риск же был. Да. Был. Но вероятность сплошного минирования периметра была еще меньше. Тем более, что широкие покрышки низкого давления с крупным, «зубастым» протектором был ноу-хау Меншикова. Их выпуск только-только наладили на Петроградском заводе «Треугольник» и никто еще не знал об их реальных возможностях. Ведь выпускали их только и исключительно в интересах отдельного лейб-гвардии механизированного полка. Не штучно, но малой, ограниченной серией. Для обычных же бронеавтомобилей проход по этому лесу был практически не реален. Практически полное отсутствие развитого протектора на узких покрышках с баллонами высокого давления, что бытовали во всем мире в те годы, не оставляли для такого подвига почти никаких шансов. Из-за чего бойцы в особняке скорее всего не ожидали такого маневра, считая его не реальным.
И вот вновь взревели моторы и к особняку с разных сторон двинулись штурмовики, подкрепленные бронетехникой. Да, колесной. Но в те годы и этот аргумент был очень веским. Километр леса преодолен. Сквозь деревья отчетливо проступил особняк и окружающий его луг.
И тут на опушке зашевелились артиллеристы. Оказалось, что для встречи «дорогих гостей» принимающая сторона даже несколько легких морских орудий Гочкиса, поставив на самодельные лафеты. Не очень удобно для маневрирования, но обстреливать бронетехнику в упор — вполне. Тем более, когда знаешь, откуда она пойдет. И о чудо! Они замаскировались! Под большой стог сена. У которого сейчас боковые стенки оказались отброшены, и бойцы спешно ворочали не самые легкие пушки.
Бам. Бам.
Застучали карабины, прореживали артиллеристов. Дистанция была вполне подходящая.
Откуда-то из окна особняка ударил станковый пулемет. Просто по лесу. На подавление.
Бах. Ударил 75-мм «окурок», установленный в качестве основного башенного орудия. Переделка из британской горной пушки QF 2,95” у которой накрутили на ствол двухкамерный дульный тормоз, чтобы легкую башню не сдувало. Что позволило достаточно легко впихнуть столь мощное орудие в относительно легкую башню бронеавтомобиля.
Снаряд пошел невпопад. Все-таки стрелять на ходу — плохая идея. Поэтому стальная тушка ударилась в кирпичную кладку сильно выше того места, откуда стрелял пулемет. Тот на несколько секунд замолк, но потом вновь возобновил огонь на подавление. Просто по лесу, в котором толком и не разглядеть было штурмовиков в «лохматом» камуфляже.
Бах. Вновь ударил 75-мм «окурок». И в этот раз — точно в цель. Снаряд залетел в большой и просторное окно и взорвался где-то внутри. Так что теперь, даже если осколками не посекло, то надежно всех оглушило. Вот пулемет и затих.
А тем временем продолжалось наступление.
Штурмовики быстро перестреляли артиллерийские расчеты и продолжили наступать на особняк. Как на учениях. За тем исключением, что в этот раз им в ответ стреляли не понарошку. Впрочем, у каждого из них было больше сотни учебных штурмов, в том числе сложных с развитой системой взаимного огневого прикрытия. Здесь же не было ничего особенного. Банально и просто. Поэтому штурмовики, ведя огонь на подавление по окнам, спокойно сблизились и начала зачищать помещение за помещением.
Граната в окно. Взрыв. Подсадка бойца. И тот рывком врывается в помещение, где со своим карабином имеет значимое огневое превосходство. Парой секундой погодя туда влетает второй. Который подтягивает третьего.
И пошло продвижение.
Сначала в комнату входила граната. Потом бойцы. Комната за комнатой. Этаж за этажом. Главной проблемой было своих не побить. Но навык у бойцов уже был неплохой, так что они действовали довольно слажено.
Раненых не добивали. Их вязали для допроса. Тех, кто не оказывал сопротивление. При малейшем неповиновении или писки — пуля ставила точку в жизни непонятливого человека. Им не было смысла рисковать. И они действовали спокойно, размеренно и наверняка…
— Что там? — Спросил Максим, когда в штабное помещение комендатуры вернулся Лев Евгеньевич совершенно взлохмаченного вида, что при его прическе «на лысо» было весьма непросто. И, не дожидаясь ответа, кивнул в комнату, где смогли бы переговорить. — Удалось что-то выяснить? — Уточнил свой вопрос Меншиков, пока Хоботов нервно пил воду прямо из графина.
— Нас ждали. Пять 47-мм морских пушек на самодельных лафетах. Семь пулеметов, станковых. За сотню хорошо вооруженных бойцов.
— Большие потери?
— Четверо раненных. Один тяжелый, но должен выкарабкаться, остальные легкие. Когда поняли, с кем столкнулись, мы не рисковали.
— И правильно делали. Пленные остались?
— Уже нет, — очень странно перекосил Хоботов, что выглядело на его лице невероятно. Прямо плюшевый мишка в роли кровожадного упыря.
— Кто?
— До допроса дожили только простые бойцы. Но они наши. Все наши. Понимаешь?
— Твою мать… — тихо процедил Максим. — Хоть какие-нибудь зацепки есть?
— Это солдаты! Понимаете?! Солдаты! Кошмар! Как они посмели?! — Взвизгнув выдал Хоботов.
— Солдаты?
— Все допрошенные — с Юго-Западного фронта. Раненные. Им обещали денег и комиссование. Чтобы домой могли вернуться и помочь семьям. Они не отказались. Хотя знали на кого идут. ЗНАЛИ!
— Нужно копать Лева. Нужно основательно копать. Личности всех удалось установить?
— Почти?
— Составь картотеку и постарайся выяснить — кто откуда, где лечился и так далее. Возможно получится выйти на общий госпиталь или получить еще какую зацепку. Врагом мог оказаться кто угодно.
— Их обещали комиссовать…
— А ты уверен, что обещание собирались выполнять? Такие свидетели никому не нужны. Я думаю, что их бы перебили тихо и без лишней пыли. И концы в воду. Ладно. Ты копай. А мне нужно валить.
— Валить?
— Начинать наступление. И незамедлительно. Вот завтра с утра и начнем.
— Что-то удалось найти? Какую-то лазейку?
— Нет. Но ждать дальше, сам видишь, смерти подобно. Не меня, так тебя, не тебя так Танечку, не Танечку, так Людочку. Понимаешь? Мы кому-то очень сильно спутали карты, и они не остановятся. Так что ты копай и приглядывай за моими. Пусть сидят здесь безвылазно. В Петрограде им делать нечего. А если припечет — так в Данию или Швецию пусть едут. Отдохнуть-погостить. И сам туда же перебирайся. И ценности перевози в случае чего. А я в рейд, чтобы не было соблазна. Там, по ту сторону фронта меня будет очень сложно ловить.
— В случае чего? — Удивленно переспросил Хоботов.
— Война, друг мой, она не только на фронтах. В тылу у нашего народа и страны врагов не меньше. И далеко не все из них простых чинов. К сожалению. Мда. Но не унывай. Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!
На том и расстались.
Хоботов пошел спать после бессонной ночи. Не домой, нет. В специальную комнатку комендатуры. Чтобы если что оперативно отреагировать на события. Пока доверенные люди начали агрегировать сведения, взятые в том особнячке наскоком. А группа криминалистов так и вообще — выехала туда рыть носом. Требовалось найти зацепки.