Рисса слушала этот бред, глупо приоткрыв рот. На Ремиса было противно смотреть: он сейчас походил на сектанта, каких одно время развелось в Старом городе, как крыс. Ей хотелось вмазать ему, чтобы мозги встали на место, но Иллин успела раньше. Хрупкая, нежная и тихая Иллин стремительно шагнула к нему и с размаху ударила по щеке. Да хорошо так ударила — когда ошарашенный Ремис отнял руку от лица, на нем отчетливо виднелся след от изящной девчачьей ладошки.
— Пойдемте отсюда. — Иллин требовательно взяла Милли за руку и строго посмотрела на Риссу. — А этот… Он может оставаться и сдохнуть в своей любимой Империи. Зато сдохнет недоситхом, а не кем-то там.
Часть 14
Как и все некогда великолепное, но брошенное, забытое и разграбленное, погребальная камера Хамеис выглядела печально. Наверное, когда ее хоронили, усыпальница была богаче иных дворцов. Пространства здесь было раза в два больше, чем в академской казарме, на стенах не было места, свободного от росписей и украшений (поскребя барельеф с очередной батальной сценой, Ремис обнаружил под слоем грязи золотое покрытие), гроб на высоком постаменте сторожили две статуи, изображавшие воинов с секирами. В изголовье саркофага стояла каменная женщина. Заметив ее в полумраке, Ремис чуть с воплем не вылетел за дверь: издали статуя казалась почти живой. Да и вблизи была до жути натуральной. Какой-то вандал (руки бы таким подонкам поотрывать и в жопу засунуть!) изуродовал ее лицо, но относительно целыми остались тщательно вырезанные в камне украшения, сложный головной убор, отдаленно напоминавший корону, и платье, которое, казалось, вот-вот шевельнется на сквозняке. В одной руке женщина держала маленькую пирамидку, в другой — длинный, слегка изогнутый клинок. Когда-то она, наверное, была щедро украшена драгоценными камнями, но теперь об этом напоминали только пустые выемки в короне, ожерелье и на поясе.
Крышка саркофага валялась на полу. Ремис не удержался, заглянул внутрь, и его передернуло от омерзения и странной жалости: от древней ситки осталась лишь ветхая мумия в истлевших обрывках одежды. Шея Хамеис была переломлена, так что голова лежала отдельно от тела. Скрюченные пальцы левой руки сжимали пустоту, а на правой недоставало кисти: видимо, гробокопатели без лишних церемоний вырвали какой-то предмет у нее из рук, и трухлявые кости этого не выдержали. Все ценности, что похоронили вместе с ней, давным-давно растащили.
Ремис всю сознательную жизнь был уличным воришкой. Шарился по чужим карманам, оставлял закладки с наркотой, стоял на стреме, пока ворье постарше обносило чей-нибудь магазин, — словом, не ему про мораль что-то вещать. Но то, что сделали гробокопатели… Так было нельзя. Просто нельзя. В галактике существовали вещи намного важнее любых денег, и только конченый дегенерат мог этого не понимать.
И только глупые девчонки могли доверять таким мразям. Ремис уже почти не злился на них — все больше на себя. Он должен был их догнать и вбить им в головы хоть немного мозгов, а вместо этого надулся, как обиженный ребенок, и позволил им уйти. Вместе с типом, у которого аж глазенки масляно заблестели, когда Иллин предложила расплатиться собой за место на корабле! Ну не дура ли?! Если бы понимала, о чем говорит, даже не заикнулась бы о таком. Дурочка тепличная, цветочек домашний… Если бы они не стали истерить и обсудили все нормально, Ремис бы им рассказал, что компания взрослых мужиков может сделать с девчонками. В красках, чтоб все тупые идеи из голов вышибло. Хотя Рисса-то должна была понимать! Ремис думал, что хоть у нее мозги включатся, так нет — землячка оказалась такой же дурной.
Идиотки. Плюнуть бы и забыть, да не получалось.
"Ничего уже не поделаешь. Это их решение, пускай они за него и огребают".
Почему-то от этой мысли легче не стало. Даже наоборот. Но догонять девчонок было уже поздно.
Ремис обошел гроб Хамеис и направился к скрижалям, которые должен был сфоткать. Две огромные таблички высотой от пола до потолка были сплошь покрыты текстом. На одной он был записан иероглифами, на другой — ауребешем, но разобрать не вышло ни тот, ни другой. Кто-то от души прошелся по скрижалям чем-то вроде плазменного резака. Или светового меча? Ремис припомнил, что как минимум дважды Коррибан разоряли джедаи.
"Это так они с Тьмой боролись, что ли? Воюя с мертвыми царицами? Круто. Отличное занятие для воина Света".
Он никогда не любил джедаев — ничего, кроме проблем, от них простому народу ждать не приходилось. Похоже, не зря не любил. Это уже не просто война получается, а уничтожение. Будто джедаи хотели, чтобы от их врагов не осталось даже памяти. И они еще обижаются, что Империя разбомбила их драгоценный Храм на Корусанте? Ремис бы тоже на их месте разбомбил. И не только Храм.
Ремис сделал несколько снимков на датапад. На экран тут же выпрыгнуло окошко с текстом: "Восхваление владычице Хамеис Ар'Шаат — дочери старого народа, матери нового". Ремиса кольнуло любопытство — за этими словами явно крылось что-то интересное и важное, — но он решил отложить самообразование на потом. Сейчас эти снимки были его пропуском в Академию, и все.
Если бы Рисса не была такой дурой, они бы вернулись вместе. Все вчетвером.
"Может, они не успели далеко уйти?"
Ни на что не надеясь, Ремис все-таки прислушался. Ни шагов, ни звонких девчачьих голосков, конечно. Только свист сквозняков и странный шепот на самой грани слышимости, которого Ремис все это время старался не замечать. У гроба Хамеис он звучал так четко, что неясное шипение складывалось в отдельные слова. Неразборчивые, но явно сердитые. Злые. И голос был однозначно женским.
Ремис не верил в призраков. Но на всякий случай поклонился, прежде чем ломануться прочь со всех ног.
* * *
— Мы зря его бросили.
Рисса искоса глянула на Милли через плечо. Они шли уже минут двадцать, и все это время малявка угрюмо молчала — только сердито пылила ногами, специально пиная песок.
— Очень вовремя ты снеслась, мелкая. Хочешь за ним вернуться? — Рисса мотнула головой, призывая Милли полюбоваться на дорогу, оставшуюся позади.
Милли обиженно поджала губы.
— Будто ты не хочешь, — буркнула она. — Ремис же тебе нравится, а ты его бросила. Просто потому, что он со зла глупостей наговорил. По-моему, вы с Илли глупо поступили. Глупо и нехорошо.
У Риссы руки зачесались отвесить малявке затрещину. Ремис ей нравится? Он — ей?! Милли не иначе как кудрявую башку напекло. Было бы лучше, конечно, если б Ремис одумался и пошел с ними, но раз он решил, что ему с ситхами по пути, пусть к ним и катится. Ничего, Рисса с девчонками и без него выживет. А вот он без них — вряд ли.
"Какой же он все-таки придурок. И ведь понял же, что неправ был, наверняка понял! Чего ему стоило вернуться? Ну подумаешь, извинился бы перед Иллин. Ничего, корона бы не слетела. Зато сейчас бы с нами был, а не с Аргейлом".
— Иллин, видала? — Рисса, бодрясь, весело ухмыльнулась. И ничего ей грустно не стало! Просто сердце от усталости немного защемило, так бывает. — У нас тут бунт на корабле. Будем бунтовщиков за борт выбрасывать или затрещиной обойдемся?
— Дура ты, Рисса, и шутки у тебя дурацкие. — Иллин ласково погладила Милли по плечу. — Конечно, Милли переживает за Ремиса. И я тоже. Он… не такой плохой, каким пытается прикинуться. Я зря вспылила. Все время забываю, что вы еще маленькие, а я повела себя хуже, чем вы оба…
Рисса ткнула ее в плечо.
— Нашлась мамочка! Иллин, Милли, все мы правильно сделали, и хватит мусолить эту тему. Вы же видели, Ремис в восторге от ситхов. Ну, флаг ему в руки и танк навстречу: пускай скачет перед Аргейлом на задних лапках и лижет ему сапоги. Может, у него чего и получится. А мы будем сами решать, как жить, и ни перед кем спины гнуть не станем. Каждому свое.
Она задрала голову, щурясь на заходящее солнце. Хотя уже вечерело, жара даже не собиралась спадать. Жаром тянуло от каждой скалы, и даже долбанные песчинки, постоянно лезущие в глаза, нос и рот, были горячими. Рисса вся взмокла, натерла ноги и ужасно хотела пить. Вода, прихваченная из Академии, почти закончилась, ведь приходилось поить ею менее предусмотрительных Милли и Иллин. Хорошо хоть они не хныкали — соображали, что ради свободы можно и потерпеть.
И все равно жизнь была зашибенно прекрасна. Академия осталась где-то там, за скалами и извилистой горной тропинкой, а впереди ждала свобода. Голодная, нищая, и все равно — драгоценная. А может, им повезет, и гробокопатели возьмут их в команду. Должен же кто-то отмывать всякий ценный хлам от песка и грязи, готовить и прибираться на корабле? Рисса бы даже на такую работу согласилась — главное зацепиться, а потом сметка и ловкие руки помогут пробиться повыше.
— Долго еще топать? — крикнула она гробокопателю, бодро шагавшему впереди. Ему-то долгие переходы были не внове: он даже ни разу не остановился перевести дух и девочкам этого не позволял. Говорил, что слишком близко к территории импов, могут накрыть.
— Что, выдохлись? — дружелюбно осведомился он. — Ничего, еще немного потерпите. У меня спидер во-он под той скалой припаркован, в пещере.
Милли тихонько застонала, проследив за его пальцем. "Во-он та скала" была хатт знает на сколько метров выше по серпантину, который все резче забирал вверх. Хорошо хоть гробокопатель повел их не вверх, а вниз, по еще более узкой и ненадежной тропке. Глянув за обрыв, Рисса рефлекторно отшатнулась: земля виднелась очень-очень далеко. Разрушенные постройки отсюда казались кукольными домишками.
— А что там? — спросила Рисса у гробокопателя. — Город какой-то?
— Дрэшде, — кивнул он. — Довольно новый городок, кстати. Всего-то триста лет назад, при Реване, там космопорт с поселеньицем были. Делать в нем, правда, нечего: все обнесли подчистую, а в последнее время еще и импы окопались. Кажись, грузовой порт собираются строить. Мы с вами кое-куда получше направляемся.
Рисса фыркнула. "Всего-то триста лет назад" — этакое можно только на Коррибане сказануть.
— И что это за кое-где?
Они как раз дотопали до пещеры (Иллин, правда, не дотопала, а доехала на заднице: камушек из-под ноги вывернулся). Тви'лекк остановился около входа и с театральным полупоклоном указал девчонкам на спидер — старенький, кое-где битый ржавчиной, но зато с новенькими ускорителями и вместительным багажником. Рисса бы даже сказала — грузовым отсеком. Пещера была неглубокой, но отлично закрывала машину от посторонних глаз.
— Настоящий рай для трудяг нашего ремесла, девочки. — Тви'лекк широко улыбнулся. — Великий и прекрасный город Варадин, населенный зубастыми козлами, огромными слизняками, летучими мышами-переростками, шипастыми ящерицами с зубами как два твоих пальчика, кучей мертвых имперцев и совсем не населенный имперцами живыми. Вам понравится.
Часть 15
— И где же твои подруги?
Ремис рад был бы сказать, что Аргейл, восседающий на своем троноподобном кресле и взирающий на послушников, как властитель на рабов, выглядел жалко и смешно. К сожалению, выглядел он ровно так, как хотел — грозно до жути. Стоя перед ним навытяжку, Ремис чувствовал себя подсудимым, которого вот-вот приговорят к расстрелу. Наручников только не хватало.
— Не выжили, сэр. — Ремис заставил себя смотреть надзирателю прямо в глаза. Это ведь как работает: в глаза не смотришь — значит, ссышь. А раз ссышь, то либо слабак, либо скрываешь что-то. Аргейл мог убить его и за одно, и за другое. — Слизень сожрал. Самую мелкую живьем заглотил, Иллин ноги откусил, когда она попыталась дать деру. Что с Риссой, я не знаю. Она в другую сторону удрала. Может выжила, может — нет, понятия не имею. Не проверял.
Аргейл продолжал сверлить его взглядом. Ремис пялился на него в ответ, отчаянно надеясь, что пот по его лицу еще не катится градом. Всего одна промашка, и все, труба — Ремис отправится к инквизиторам, которые ему мозг наизнанку вывернут и заставят рассказать обо всем, начиная с побега девчонок и заканчивая последним украденным пирожком.
Недоверчиво хмыкнув, Аргейл откинулся на спинку кресла.
— Значит, они погибли, чтобы ты успел сбежать. Правильно я понимаю? — Ремис, стиснув зубы, кивнул. Аргейл растянул губы в неприятной усмешке. — И не жалко тебе девчонок? Вы ведь были так дружны. Они, наверное, рассчитывали на тебя. Надеялись, что ты им поможешь… Как ты теперь чувствуешь себя, мальчик?
Ремис все-таки опустил взгляд: внутри все клокотало — еще чуть-чуть жару подбавить, и взорвется. Если бы девочки действительно погибли, он бы наверняка уже вспылил и наворотил глупостей.
— Хорошо, сэр, — отчеканил он, сжимая кулаки. — Лучше они, чем я. Они мне не сестры, чтобы ради них лезть к гигантскому червю в брюхо.
Усмешка Аргейла стала еще шире и самодовольнее. Обведя взглядом шеренгу послушников, он торжественно произнес:
— Впервые я готов похвалить кого-то из вашей группы. Этот мальчишка все еще немногим лучше вас, но он усвоил главный урок: жизнь другого ничего не стоит, когда на кону стоит собственное выживание. Когда придет время, он будет готов пройти к победе по вашим трупам — и пройдет, если будет усердно работать над собой. Подумайте об этом, когда в следующий раз вздумаете поделиться пайком с голодным приятелем или решите помочь с уроками отстающему. Завтра ваш друг может бросить вас голодному к'лору на съедение. И виновны в этом будете только вы — потому что не сделали этого раньше.
Ремис не видел лиц однокашников, но точно знал, что сейчас написано на них. Они презирали его — мразоту, кинувшую подруг на верную смерть, чтобы выслужиться перед надзирателем. Он бы такому однозначно темную устроил. Из принципа. И Аргейл, сука такая, именно того и добивался — по довольной роже было видно.
Ремис больше не был одним из ребят. Теперь он был предателем и жополизом.
Аргейл не спешил отпускать подопечных. Он ждал, давал им повариться в собственных эмоциях, чтобы те хорошенько протравили ребятам мозги. Ремису казалось, что его за это время уже раз десять зарезали: взгляды однокашников кололись почти физически.
— На сегодня свободны. Разойтись.
Поклонившись, послушники по одному потянулись к выходу. В дверях Ремиса "случайно" притерли к косяку. Не успел он отойти от кабинета, как прямо у него перед носом возник Элдриж. Этот парень едва доставал Ремису до плеча, но все, чего он не добрал в росте, ушло в ширину. Элдриж напоминал комод о двух толстых ногах, зачем-то оснащенный тяжелыми кулаками и маленькой головой на короткой мясистой шее.
— Слышь, Ремис, спросить хочу, — осклабился он, преграждая Ремису путь. — Тебе понравилось в жопу давать? Он тебя как имел, со смазкой или без?
Девчонка, проходившая мимо, покраснела до корней волос и шустро выскочила в смежный коридор. Ремиса же накрыло странным, но знакомым чувством — будто все эмоции вмиг разогрелись до точки кипения, вспыхнули и тут же прогорели, оставив только глухую, холодную злобу.
Он часто видел такие наезды на Таларме. И знал: тот, кто ответит словами, уже проиграл.
Ремис ударил не раздумывая — кулаком Элдрижу в живот, со всей силы. Силы у него, честно сказать, было не слишком много, но зато имелось кое-что другое. Казалось, вся злость, накопившаяся за последние дни, сама сжалась в кулак, пронеслась по руке и полетела вперед настоящего. Элдриж, по-гаммореански хрюкнув, согнулся пополам. Потеряв равновесие, он качнулся вперед, и Ремис подсечкой сбил его с ног. Схватил за грязно-рыжие лохмы, хорошенько приложил лбом об пол и наподдал сапогом под ребра — для верности. Бугай по-детски заскулил, попытался поднять голову, но лишь размазал по начищенному до блеска полу сопли и кровь.
— В жопу давать не пробовал, — прошипел Ремис ему на ухо. — А ты, мудила, в следующий раз не встанешь, если снова на меня пасть раскроешь. Уяснил?!
Элдриж пробулькал что-то невнятное — не разберешь, извинился или обматерил. Напоследок Ремис от души пнул его в живот и, брезгливо вытерев руки об штаны, осмотрелся по сторонам. Вроде никого. Повезло: за драку в Академии могло неслабо прилететь. Если их еще не прибежали разнимать, значит, камеры этот закуток не ловили.
Кулак предательски кровоточил. Ремис засунул ободранную руку в карман: лишнего внимания ему сейчас было совсем не нужно.