— Аня, ты думаешь, он бургомистр?
— Говорят. Иначе кто же?.. Главное, не робей, Винька. Чую, тут многие — наши… Соседка, например. Если так — обопремся не только на хозяйкиного свояка. Тогда легализуем тебя. Преогромные дела провернешь.
— Поэтому, дражайшие слушатели, — продолжал выступающий, — предостерегаю некоторых малочисленных недовольных от посягательств на новый порядок. Ускользнуть от возмездия — немыслимо. Германские власти справедливы, но взыскательны. Строгость споспешествует избавлению от большевизма. Неукоснительное соблюдение предписанного поведения — священный долг освобожденного населения: каждого мужчины, каждой дамы…
Далее оратор подчеркнул, что все обязаны доносить властям о вызывающих подозрение поступках или высказываниях.
— Винька! — прошептала Аня. — Сюда, оказывается, привезли почти всех станционных работяг. И только мы с тобой попали случайно. Вдруг после этого внушения проверка документов? Обыск?
— На худой конец уловкой хозяйкиной прикроемся… Стрижеными волосами! Откинем платки — гляньте, господа фрицы! Недавно болели, не принуждайте тулупы скидывать — простынем.
— А если все же… ТТ — не иголка. Не утаишь.
Аня сама себя перебила:
— Тогда хоть парочку захватим на тот свет! Овраг страшнее был. Не сдрейфишь, Винька?
— Нет! — твердо прозвучало в ответ.
14
Выпив глоток воды, лектор развернул небольшого формата газету, начал читать:
— Господа, освобожденные русские! Сегодня, 27 ноября, войска вермахта широким фронтом форсировали реку Нара. Далее, до самой Москвы, перед победоносным вермахтом уже нет водных преград. Нет способных к сопротивлению войск. Освобожденная от большевиков столица колокольным звоном встретит своих избавителей… Зачем же продлевают агонию советские комиссары, на что надеются?..
— На русский народ! — перебил его женский голос. Это прозвучало спокойно и уверенно.
— Ха-ха, господа!.. Ха-ха!.. — поспешил с ответом лектор. — Нет войск, имеются готовые на все девицы!.. Ха-ха!..
Реплика из зала что-то неуловимо переменила в холодном и затхлом воздухе давно не топленного клуба. Винцента огляделась: почти все вокруг тихонько переговаривались. Мало кто слушал немецкого пропагандиста. Не мог он не видеть этого, однако сыпал и сыпал, как об стену горохом. Винценте подумалось, что сейчас, после реплики, усилия фашиста направлены, прежде всего, на то, чтобы скрыть собственную тревогу. Поэтому он начал повторяться. Опять завелся насчет каких-то лишений, кои претерпело многострадальное российское крестьянство.
— Проповедь идет к концу, — выдохнула Аня свистящим шепотом. Ее побелевшие губы были по-прежнему как отмороженные. — Закончит, и мы подойдем… Ты выпустишь в него обойму! Понятно?
Винцента промолчала, но заставила себя кивнуть. Аня, выждав, спросила.
— Помалкиваешь? Может, струсила? Я приказываю! Прихлопнуть холуя!
Аню толкнула в бок ее соседка справа:
— Заткнись! Осатанела совсем? Али припадочная? Забыла, куда занесло?!
Не обращая на нее внимания, Аня продолжала:
— Убить изменника на глазах у всех — это здорово! А я берусь охранников свалить. Тебе — только бургомистра. Бабахнем — все кинутся прочь! Тогда смешаемся с бегущими. А дальше — снегом нас укроет. Ясно? Приготовь оружие. Живее, Винька, живее!
Конечно, не только ближайшая соседка поняла, что задумали девушки, но — ни слова, ни резкого движения. Кругом — свои, советские… Не выдадут. Полминуты — и ТТ уже поставлены на боевой взвод. А девятый, сверх обоймы, патрон подан в канал ствола. Теперь можно вздохнуть свободнее.
А лектор все никак не мог закруглиться:
— Обеспечьте, господа, многострадальной родине покой, мир и благоденствие! Сотрудничайте с великой Германией! — бубнил он. — Сообщайте, доносите, информируйте! Даже один злоумышленник — серьезная помеха благоденствию. Например, электросварщик станционной мастерской оголил электропроводку. А кругом — легковоспламеняющиеся материалы. В результате короткого замыкания взорвался бак с горючим. Убит контролер-немец! Ужасно, господа!.. Натурально, что повешен электросварщик, а также — не донесшие на него подручные. Примите как предостережение. — Он сдвинул фуражку на затылок, платочком отер потный лоб.
Тотчас лязгнул засов запасного выхода.
— Дозволяется выходить! — буркнул охранник в штатском и показал автоматом на дверь.
Все молча потянулись к выходу. Пришлепывая большими подшитыми валенками, толкнула дверь и выскочила наружу женщина в телогрейке. За ней — сквозь клубящийся по полу морозный пар — простучала сапогами вторая… Следом спешил сухонький старичок с обвислыми усами. Локти его согнутых рук были прижаты к бокам зипуна.
— Стоять! — вдруг завопил охранник в штатском. — Прокламации наружу!
Он соскочил с помоста сцены, навел парабеллум на заподозренного. Между тем автоматчик взглядом охватывал всех и поводил шмайсером — от одной головы к другой. Будто не замечая этих угрожающих движений, передние женщины быстро обступили немца в штатском и задержанного. Немец рванул борт зипуна. С треском разошлись швы, и на пол посыпались лохмотья газет.
— Вот они, твои прокламации! Собирай!..
— Одежу-то ваши солдаты позабрали! Разуй гляделки! Даже пиджака нет, одна лишь исподняя рубаха! Да под ней — бумага для тепла…
— На работу загоняется силком!.. А каково без одежи, когда ее сами же пограбили?..
— Ох и бесстыжие вы, освободители!.. Чей на тебе полушубок-то?
Аня и Винцента радостно вздохнули. Кажется, пронесло? Да, пронесло. Не будет общего обыска. Значит, можно рассчитывать на внезапность.
Одна из кричавших женщин оттеснила плечом опешившего штатского, сгребла с полу газеты, сунула старику и подтолкнула его к выходу.
Оконфузившийся немец вскочил на помост, пересек сцену, пнул ногой дверцу второго запасного выхода.
Девушки только сейчас разглядели ее: дверца оклеена теми же серыми обоями, что и стены. Винценте пришло в голову, что это не выход, а какое-то подсобное помещение. Иначе бы в клуб хлынул морозный воздух, но она не успела сказать об этом Ане. Не успела, так как автоматчик, похлопав оратора по плечу, направился вслед за штатским.
Зал опустел. Немцы оставили своего лектора-холуя без охраны?!
— Господин бургомистр, — шагнула к нему Аня, — вы требовали сообщать о подозрительных.
Оратор отступил в глубь сцены, торопливо извлек из внутреннего пиджачного кармана дамский вальтер и сразу же сунул обратно. Потом достал из другого кармана записную книжечку в блестящем коленкоровом переплете. Пахнуло дешевыми духами.
— Хоть я не бургомистр, но готов заприходовать информацию, — усмехнулся он.
— Не бургомистр!.. — с явной досадой протянула Аня. — Кто же?
— Всего лишь абитуриент… В училище пропагандистов восточного министерства рейха, — он чуточку запнулся, может, оттого, что произнес это на одном выдохе. Раскрыл надушенную книжечку на первой странице. — Ну-с, итак?.. Смелее!
Аня молчала. Смотрела в бледное лицо с острым подбородком и молчала. Винцента догадалась: Аня разочарована, что вместо бургомистра перед ней оказалась мелкая сошка. Но поздно менять решение. Абитуриент уже насторожился. Надо завершить начатое. Пауза становилась угрожающе продолжительной.
— Но все-таки вы тоже заслуженный? — Винцента почувствовала, что следует улыбнуться. Но не владела мускулами лица. Сердце колотилось уже под самым горлом. Она повернулась к Ане.
— Да, да, тоже заслужил, — отозвалась та. И пистолет словно сам собой скользнул в ее руку. Хрипло скомандовала: — Клади оружие!
— Анька, не медли! — крикнула Винцента. — Прикрою тебя!..
Она вспрыгнула на помост, подлетела к левой дверце, накинула крючок. И только тогда, спохватясь, вытащила свой ТТ.
— Клади, гад, оружие!
Холуй, что-то шепча перекосившимися губами, послушно достал вальтер и протянул. Он, видать, надеялся, что сумасшедшие девчонки довольствуются такой добычей.
Аня выстрелила трижды. Подобрала вальтер, сунула за пазуху.
— Винька, не отставай!
Сзади раздались удары. Дверца затрещала.
«Я обещала прикрыть», — мелькнуло у Винценты, когда в несколько прыжков достигла выхода и увидела протянутые к ней из снежной мглы Анины руки. «Подхватит меня, когда выскочу…»
Винцента оглянулась. В это время дверь отлетела в сторону, и на пороге показались немецкие автоматчики.
Винцента стрельнула в них торопливо. Едва рухнул, схватясь за живот, опередивший других гитлеровец, как Аня, ловко подхватив Винценту, рывком вытянула ее наружу.
15
Стрельба осталась позади, начала стихать. Только справа и слева вспархивали ракеты. Глаза запорошило едкой кирпичной пылью. У самой головы черканула пуля.
Винцента пошатнулась от удара сзади. Тупого, не слишком сильного. Ниже правой лопатки. В первый миг подумалось, что шибануло кирпичным осколком.
— Винька, не отставай!..
— Глаза протру… Запорошило!
Аня цепко схватила Винценту за руку. Потащила за собой, полуослепшую. Снег становился все глубже. Вдруг они ухнули вниз. Снегом забило нос, уши… Винцента простонала.
— Цыц! Ушиблась, что ли? Пистолет не выронила?
— Нет, он в руке… Но варежку потеряла.
— Плевать! — Аня барахталась в глубоком снегу. Наконец встала во весь рост, но тотчас пригнулась: прямо над головой рассыпались ракеты. Снова бешено застрочили автоматы, примолкшие было на какие-то секунды.
— Винька! Во повезло нам! Это ж окоп! Немцы ни хрена не разглядят.
— Наверно, наших бойцов окоп? — прошептала Винцента. — Ей удалось, превозмогая подступившую тошноту, завести руку за спину. Осторожно потрогала — все мокро.
— Аня, ранило меня… Под лопатку…
— Зацепили-таки! Фашистская мразь! Отольется им сполна! Винька, ты крепись! Еще немного потерпи. Здесь они нас не найдут. Повзбивают очередями снег — и смотаются.
— Я потерплю…
Возгласы немцев доносились издалека. Прошло не меньше минуты — взвилась ракета… Прежде чем она рассыпалась, Аня набросала себе на голову снегу, встала во весь рост.
Поблизости никого…
— Малость подождем. Для верности. Покамест обследую во всю длину… Раз окоп в полный профиль — должны быть в передней стенке ниши для пулеметных лент и гранат. И донышко соломой выстилают, иногда — дощечками. Погляжу, может и найдется что… Для тепла тебе.
— Я не зябну, — прошептала Винцента.
Аня, с трудом переступая тяжелыми валенками, набитыми снегом, отошла. Окоп загибался полуподковой. Обнаружила большую нишу — пустую — с валиком снега вдоль нижней кромки. Зачем-то заставила себя разборонить эту слегка затвердевшую снежную загородку. Озябшие Анины пальцы вдруг нащупали рукав гимнастерки. Видимо наш смертельно раненный боец ухватился за кромку ниши: пытался подняться, чтобы стрелять по врагам еще и еще.
Аня медленно вернулась.
— Все пусто, Винька! Не беда. Ты заметила — не стреляют уже… Рассчитывают, что утекли мы далеко в поле. Там и замерзнем. А просчитаются! Да ведь и ракет уже нет, а? Потерпи, Винька, малость еще. Выберусь и разведаю, чтобы зря вдвоем-то не переться вслепую. Соображаешь? Я скоро вернусь.
— Анечка, нет, — шептала Винцента. — Вдруг и немцы выжидают? Повремени!
— Ладно, так и быть, обожду, — с нарочитой бодростью согласилась Аня. — Только боюсь, кабы ты вдобавок еще свою башку стриженую не застудила. Моя — зябнет.
— А я вроде согрелась, — уже громче сказала Винцента. — Хорошо, что снег идет. И снежинки теплые.
Ане стало страшновато: не бредит ли подруга? Но решила не выдавать опасений. Продолжала:
— Жалко, что не бургомистр откинул копыта… Что ж, и говоруну поделом! Ишь, сука, в ихнюю школу возмечтал. Вроде как у них политруком.
— Пропагандистом, — поправила Винцента.
Аня угадала, каких усилий стоило подруге достаточно внятно выговорить длинное слово. Помолчала, бережно и легонько нащупывая, не съехал ли платок с ее головы. Отгребла снег от бруствера, чтобы опереться о затверделую землю и выбраться из окопа.
— Винька, твой ТТ одолжи, пожалуйста. Хоть я ненадолго, да неровен час. Ежели напорюсь на фрица — так для верности чтоб из обоих пистолетов сразу!
Все нестерпимее жгла боль под лопаткой, все труднее становилось дышать. Сознание мутилось. Однако Винцента безошибочно поняла, что политрук Аня вовсе не случайного фрица опасается. «Повешены также недонесшие», — вспомнились гнусавые угрозы пропагандиста. Винцента собрала последние силы, чтобы голос ее не прозвучал ослабевшим и нетвердым… Чем грубее, тем лучше:
— Иди ты знаешь куда! Ведь еще холуйский вальтер есть у тебя! Ступай, разведывай! Не то, правда, замерзну…
Аня долго колебалась и наконец сказала:
— Ну и молодец! Я-то, соображаешь, и забыла про вальтер. Ясное дело, ты должна личное оружие — при себе. Сунется заблудший фриц — прихлопнешь. Из укрытия-то. Но помни, Винька: ты воинскую присягу давала. Мы с тобой повоюем еще, слышишь! И не вздумай ничего такого… — сама соображаешь чего. Слышишь?
— Слышу, — громко отозвалась Винцента. — Не теряй время, ступай.
Винцента вытащила пистолет и приставила к виску. Примерилась: хорошо ли владеет пальцами? Только вот этого не хватает Аньке — с тяжелораненой возиться! Она повернулась, оперлась на локоть. И мгновенно перехватило дыхание. Закашлялась, плюнула кровью, простонала…
Осторожно, чтобы не вызвать приступ боли — вдруг не совладеешь с ней и потеряешь сознание, сняла тулуп. И задыхаясь, уже не сдерживая стона, содрала верхний пушистый свитер. Удивилась, до чего быстро снялся. Вспомнила: раньше волосы мешали.
Аня обязана надеть свитер. Чтобы не замерзнуть, выждать, когда немцы прекратят поиски. Только бы вот она уцелела. Винценте захотелось подождать ее возвращения. Но чересчур тяжелым стал пистолет и все труднее дышать. Наплывало забытье. Потеряет сознание — тогда сделается обузой.
Винцента поднесла пистолет ко рту и нажала спусковой крючок.
…Аня искусала себе руки, чтобы сдержать рыдания. Обессилев, прижалась к еще не охладевшей подруге. Корила себя за то, что оставила ее одну. Подул ледяной ветер, и Аня почувствовала, что замерзает. Залубеневшими, плохо повинующимися пальцами натянула на себя свитер — прощальный подарок Винценты. Поцеловала ее, затем осторожно вынула ТТ из коченеющих пальцев.
Увязая в снегу, проминая глубокую борозду, пошла в поле. К счастью, снова повалил снег.
В середине декабря, выполнив очередное задание в тылу врага, возвратилась группа девушек во главе с Лелей Колесовой. Четверо из них побывали за линией фронта уже дважды.
А обессиленную Аню подобрал в двух километрах от станции путевой обходчик. Девушка быстро поправилась и под руководством Клинцова начала готовиться к новому заданию. А впереди еще долгие годы войны. Многие комсомольцы, как и Винцента, не вернутся домой. Но все они мужественно выполнят свой долг.