Желудок недовольно заурчал, отзываясь на нерадостные мысли, и Гарет, пересиливая себя, все же сунул в рот еще один гриб. Утром, перед выходом, надо будет попробовать нарвать в лесу хотя бы корений и ягод. Долго на таком скудном рационе не протянуть.
Закончив жевать, Гледерик Брейсвер неожиданно спросил:
– Погодите, а на каком языке мы с вами все это время болтаем?
– На регедском… разумеется.
– Вот именно, разумеется. На регедском, как же. Я знаю в совершенстве не меньше пяти языков, но могу поклясться, этот слышу впервые. Он совершенно ни на что не похож. Не венетский, не паданский, не тарагонский, не лумейский… – Все эти названия были Гарету абсолютно в новинку. – Какая-то тарабарщина, но я болтаю на ней так шустро, будто знал ее с колыбели. А вы… Do you understand me, good sir?
– Простите? – растерялся Гарет.
– Excellent, cool, dammit. I think, I'am crazy.
– Мастер Бедвир, наш замковый кастелян, преподавал мне галльский, латынь и греческий, но ваше наречие я слышу впервые. Хотя… немного похоже на саксонский, мне кажется. На нем говорят в Мерсии.
– Бесы побери вашу Мерсию. Ты знаешь латынь и греческий? Я не знаю, но читал кое-что в переводе. Тебе известны Гомер, Вергилий, Эсхил?
– Великие стихотворцы древности. Конечно, знакомы. Люблю «Одиссею».
– Тоже обожаю, три раза читал. Хорошо, а Шекспир?
– Кто это такой?
– Тоже стихотворец, – криво ухмыльнулся Гледерик. – Какой сейчас год?
– Девятьсот шестьдесят шестой, от смерти короля Коля. *
* (Иными словами, в мире Гарета сейчас 1386 год нашей эры – авт.).
– Было бы прекрасно, знай я такого. Ты сказал, мы находимся на острове. А что на материке?
– Галлия… Римская империя. И еще множество государств. В Римской империи считают годы от основания города. Сейчас должен быть… две тысячи сто тридцать девятый по их календарю.
– Погоди. Я знаю про Рим. Он черте когда пал. Еще до Великой Тьмы.
– Империя значительно ослабла, спору нет… Придейн, например, они давно потеряли. Пытались тут закрепиться, но не смогли – их изгнали друиды. Но римляне все еще держатся в Италии и некоторых других землях вокруг Срединного моря.
Гледерик Брейсвер вздохнул:
– Я все же действительно спятил.
– Может статься, вы в здравом рассудке. В старых книгах, составленных друидами, сказано, что существует великое множество миров. Это как… как разные версии одной и той же Земли, сходные в целом, разнящиеся в мелочах. Если вы попали в наш мир из другого, неудивительно, что какие-то детали могут оказаться похожими. Например, наши миры могли быть одинаковы в глубокой древности, но потом развиваться по разным путям. Я читал о подобном в отцовской библиотеке. А если вы говорите, что в вашем мире империя римлян давно распалась… Скорее всего, ваш мир расположен в будущем относительно моего, хотя и не обязательно его прошлое тождественно нашему настоящему.
– Мозги вот-вот задымятся. С чего вообще я должен был попасть в один мир из другого?
Гарет замялся. Признаваться не слишком хотелось.
– Это место, этот кромлех… – начал он нехотя. – Его тоже возвели великие друиды древности. Они умели открывать проходы между мирами. Они странствовали по другим реальностям, чтобы почерпнуть новое знание или поставить себе на службу обитающих там удивительных существ. Когда на меня здесь напали, я попытался вновь открыть такие ворота. Воспользовался для этого собственной кровью. Отправил в пространство призыв… в надежде на то, что кто-то придет из-за грани мне на помощь.
Гледерик как-то странно на него посмотрел.
– То есть, я – удивительное существо, обязанное вам служить, мессир чародей?
– Нет, ни в коем разе. Вы вольны делать, что вам заблагорассудится, и отправиться отсюда, куда пожелаете. Правда… Я не уверен, что сумел бы снова открыть проход в ту страну, из которой вы явились сюда. Все же, я не прошел полного магического образования и многого не знаю о волшебстве. Возможно, дипломированные чародеи из университета в Карлайле смогут помочь. В нашей столице. Я как раз туда ехал.
– Думаю, тебе нужно многое мне рассказать, лорд Крейтон.
Дэрри смотрел на Гарета без всякого пиетета, но и без злости.
«Уже хорошо. По большому счету, я изрядно перед ним виноват».
Гарет, не торопясь с ответом, поерзал на холодной земле. Сидеть вот так было не слишком удобно. Юноша стянул с плеч плащ, в который перед тем кутался, и расстелил его на траве. Гледерик немедленно примостился на краешек, вытянув ноги к огню. Гарет уселся рядом, попутно стащив с ветки еще один поджаренный гриб, и принялся его жевать.
– Я жду, – напомнил Дэрри.
– Сейчас соберусь с мыслями и начну. Только учтите, это будет долгий рассказ.
– А мы никуда не торопимся, молодой человек.
Гарет вздохнул и принялся говорить.
Глава 4
Гарет вырос в замке Крейтон, чьи древние стены, поросшие мхом, помнили старые годы — те самые, когда чародеи возводили кромлехи и открывали двери в иные миры, расположенные на изнанке привычной реальности. Замок стоял на берегу озера, и ночами, еще будучи мальчишкой, Гарет любил смотреть, как луна оставляет на воде серебристую дорожку. Он мечтал, что сумеет подняться по этой дорожке в замок Лунного короля и узнает все тайны – почему убывает месяц, что таится за горизонтом, как спрятать звезду в свой карман.
Лунный свет изгонял ночные страхи, помогал не помнить о тьме, являвшейся ему в дурных снах.
– Ты наследник Крейтонов, – говорил Гарету отец, старый лорд Андрас. – Не забивай голову пустой ерундой. Учись полезным вещам, и все глупые страхи уйдут.
Гарет старался так и делать. Вместе с мэтром Бедвиром, замковым кастеляном, он до поздней ночи, щуря глаза в дрожащем свете свечи, изучал привезенные из столицы трактаты, посвященные ведению хозяйства, военному делу, фортификации, юриспруденции, истории и медицине. История представляла для него особенный интерес. Книги уносили вдаль, в неведомые земли и былые времена, заставляя забыть обо всем.
Под руководством капитана Макдоннелла, командира замкового гарнизона, Гарет с раннего утра, вставая еще до рассвета, и до середины дня занимался фехтованием, стрельбой из арбалета и лука, рукопашной борьбой. Изнурительные тренировки занимали много часов и продолжались каждый день. Мышцы нещадно ломило. С малых лет щуплый и тощий, Гарет со временем начал замечать, что его руки наливаются силой.
Капитан Макдоннелл обучал его драться на клейморе и бастардном мече, размахивать саблей, биться на кинжалах и топорах. Иногда завязывал Гарету глаза и выпускал против троих противников сразу. Он разговаривал с наследником замка, словно с крестьянским мальчишкой, взятым с одной из ближних ферм, и нещадно его гонял. Отец ни капельки не возражал.
Сам лорд Андрас преподавал Гарету единственное и самое главное, возможно, искусство – искусство плетения чар. Магический дар передавался в семье Крейтонов на протяжении многих поколений, от отца к сыну. После обеда и до самого вечера лорд Андрас запирался с Гаретом в Обглоданной башне, чьи окна смотрели на север, и показывал, как творить заклинания. «Чары помогут тебе там, где не справится меч», наставлял отец.
В молодости лорд Андрас успел повоевать за короля, на южных рубежах, служа престолу и магией, и клинком, и пожить в столице, блистательном городе Карлайл. Затем он обзавелся женой, возвратился в Крейтон и с тех пор не покидал его вовсе. Все его прочие дети, два сына и три дочери, умерли во младенчестве. Дети умирали сами, не всегда от хвори, иногда без всякой видимой причины — из них словно по капле вытекала жизнь. Выжил лишь самый младший, Гарет, и отец воспитывал его со всей строгостью.
— Не самое плохое детство, — отметил Дэрри Брейсвер. – По крайней мере, ты сын лорда, дворянин, наследник его земель. Мой отец был купеческим управляющим. Жили мы в большом городе, не бедно, но знатными людьми не считались. Отец вечно рассказывал мне всякие небылицы — про далекие земли, про удивительные страны. В пятнадцать лет я не выдержал и сбежал из дома. Решил посмотреть на все лично.
– Значит, вы сами не дворянин? — спросил Гарет.
Его собеседник немного помедлил с ответом.
— Я получил рыцарское звание и могу называть себя сэром, но добился я этого собственными умом, смелостью и изворотливостью. И, пожалуй, нахальством. Но по рождению я мещанин. Мои далекие предки происходили из дворян. Один из них сделал бастарда, и от того бастарда происходит наша фамилия.
– Странно вы память потеряли, мастер Брейсвер.
— А ты в этом хорошо разбираешься? Как нужно память терять? Да, я не помню, что делал год назад или неделю назад. Зато древних поэтов могу цитировать хоть наизусть. И вот это, самые истоки – они никуда не делись. Отец перед глазами, словно вчера последний раз виделись… Он вечно сокрушался, что мы не имеем того, что положено нам по наследству. А я решил не сокрушаться, а выцарапать себе все положенное зубами.
— Ваш отец был нерешительный человек?
-- Скорее, просто усталый. Работа замучала. А каким был твой отец?
– Суровым.
Отец Гарета был странным человеком – нелюдимым, неразговорчивым, скрытным. Он словно берег от окружающих некий секрет, грызший его изнутри, делающий его недоверчивым и тревожным.
Иногда, напиваясь в ненастный вечер, когда сквозь щели свистели ветра, лорд Андрас начинал бешено кричать, словно тайна, которую он в себе носил, рвалась с его уст наружу, не давая покоя. «Мы все обречены, ты и я, и наш наследник тоже, и весь белый свет! Весь мир обречен! А все потому, что проклятый дурак сделал то, что он сделал, гореть ему темным пламенем!» – кричал отец леди Элене, своей супруге, сидевшей в кресле напротив, прежде чем швырнуть в стену недопитый кубок с вином. Гарет не понимал, о чем речь и почему лорд Андрас злится, и боялся спросить.
Мать Гарета, молчаливая и незаметная, сидела неподвижно, выпрямив спину и сжав подлокотники кресла, пока ее супруг не мог успокоиться. Постепенно гнев лорда Андраса сходил на убыль, он откидывался на спинку кресла и засыпал. Леди Элена поднималась и уходила в свои покои, набросив на спящего мужа плед, проведя на прощание ладонью по его лицу. В детстве Гарет помнил мать совсем другой – улыбающейся, веселой, о чем-то перешептывающейся со своими дамами. Тогда отец и мать любили друг друга. Годы шли, неумолимые, один за другим, и в старом замке становилось все меньше смеха. Мать умерла, когда Гарету исполнилось тринадцать. Ее похоронили не в фамильном склепе, а на другом берегу озера, как она сама попросила, и Гарет часто приходил на ее могилу.
Наступили смутные времена. В окружавших замок лесах сделалось куда меньше дичи, а в озере почти перевелась рыба. Земля давала скудный урожай, пришлось как следует затянуть пояса. Крестьянские женщины рожали мертвых младенцев, а крепкие мужчины, в самом расцвете лет, иногда просто падали оземь и больше не поднимались. Деревня вымирала. Умер и капитан Макдоннелл – однажды просто не открыл утром глаза. Лорд Андрас не стал назначать нового капитана и возглавил гарнизон лично. Гарет понимал, происходит нечто неладное, но не вполне понимал, что именно.
Купцы забредали в замок нечасто, а те, что все-таки появлялись, приносили недобрые вести. Они приезжали с небогатым товаром и спешили поскорее его сбыть, не задерживаясь. Говорили, умер старый король, а лорды не могут избрать нового и затевают междоусобицу. Говорили, на границе вновь полыхает война. Говорили, чародеи заперлись в своих замках и не выходят к простому народу, ничем не желают помочь. Говорили, на трактах множится нечисть. Это была правда – охотники видели в лесу смутные тени, а на фермах пропадал народ.
Гарету исполнилось восемнадцать, но он по-прежнему не отъезжал от родных стен дальше, чем на двадцать миль. «Нечего тебе там делать», говорил отец, имея в виду большой мир. Как-то вечером, вопреки обыкновению совершенно трезвый, Андрас Крейтон хмуро сказал наследнику:
– Как ни бейся, все равно скоро сдохнем. Не сегодня, так через год.
Вспомнились его прежние крики, после которых печалилась мать.
– Что вы такое говорите, мой господин? – вежливо спросил Гарет.
– Что слышишь, болван. Думаешь, я просто так заперся в этом склепе и вас всех в нем схоронил? Мог бы шиковать в столице, на королевской службе, и щупать тамошних красоток, да кувыркаться с ними на шелковых простынях. Жаль, но уже не судьба. Чаша разбита, меч сломан, мир накренился и приготовился рухнуть. Как упадет, похоронит нас всех под обломками.
– Я не вполне понимаю, отец.
– Ну и правильно, нечего тебе понимать.
– Лорд Андрас, если вы что-то скрываете – прошу, объясните, о чем идет речь.
– Хотел бы, да не могу. На мне лежат клятва и чары. Большего, чем уже сказано, я объяснить просто не в силах. Просто запомни, что я сказал.
Гарет запомнил, хотя отец наотрез отказался продолжать разговор. Ему нестерпимо хотелось уехать из опостылевшего старого замка. Посмотреть далекие земли и стольный город Карлайл с его дворцами и рынками, на которых продают заморские диковинки и толпится народ. К несчастью, отец не отпускал его из дому. Земли вокруг замка Крейтон наполнились страхом, крестьяне забросили дальние фермы и жались к стенам крепости, в лесах поселилось неведомое зло.
Странная болезнь, поразившая край, вошла в полную силу. Один за одним, обитатели замка Крейтон умирали с самой весны. Мор не пощадил даже белокурую Анвин, с которой Гарет летними вечерами целовался порой на сеновале. Ни лихорадки, ни судорог, ни боли – просто остановилось сердце. Он смотрел, как девушку, облаченную в белое платье, кладут в гроб, и на глаза наворачивались слезы. Закрытые глаза, спокойное лицо – можно подумать, она заснула и вот-вот проснется. Отец, непривычно молчаливый, сжал его плечо. Гарет ушел в свои покои, заперся там и не выходил два дня, почти не притрагиваясь к еде, которую приносили слуги.
Некоторые крестьяне уходили в лес, надеясь добраться до ближайшего города, и одно небо знает, какая судьба их настигла. Покойники лежали прямо в своих домах, отцы, матери и дети – все рядом, все вместе, неподвижные и немые. Стражники едва успевали их хоронить.
Кастелян Бедвир рылся в своих трактатах, пытаясь отыскать причину недуга, но ни капли в этом не преуспел. Все имевшиеся в замке лекарственные средства не оказывали никакого эффекта. У болезни отсутствовали всякие видимые симптомы. Просто однажды человек, еще за день до того совершенно здоровый, переставал дышать. Впору было задуматься о проклятии. Гарет пробовал прибегнуть к магии, но та не давала ответа.
Когда минуло лето и удлинились тени, смерти стали случаться каждый день – неостановимые, неотвратимые, бесконечные. Лорд Андрас часто останавливался у окна, молчаливый, и смотрел на свои вымирающие владения. Сам он не уезжал из крепости, наотрез отказываясь ее покидать. Гарет стоял рядом с отцом, чувствовал бессилие и отчаяние.
– Когда меня не станет, – сказал Гарету отец, – скачи в столицу. Нечего тебе тут и дальше заживо гнить. Я бы сам давно уехал, но не могу, а ты человек вольный. Вот своей свободой и воспользуйся, весь белый свет открыт. Прости, что держал тебя тут, да трудно старику одному. Деньги возьми, оружие... а там разберешься.
– Может быть, в таком случае, я поеду прямо сейчас?
– Сейчас еще рано. Не хочу умирать в одиночестве. Слишком это паскудно.
– Может быть, поедем тогда вместе? Вам не стоит здесь оставаться.
Лорд Андрас лишь усмехнулся:
– Устал я куда-то ездить, Гарет. Наездился на свой век. От судьбы не сбежишь, что нажил, то и пожну, – отец отвернулся и быстро забормотал, глядя в стену. – Старый плут клялся, я уцелею. Старый плут клялся, тьма обойдет стороной. Кишки бы ему выпустить да сердце проткнуть, негодяю такому.
У юноши сложилось впечатление, что Андрас Крейтон бредит. Он так и не понял тогда, о чем речь. Спустя несколько дней, поздним вечером в среду, вскоре после Мабона, отец уронил кубок с вином и медленно сполз с кресла на пол, словно захваченный нежданным сном. Сном, от которого он уже не проснулся.