Энтони поразился, как безнадежно и обреченно прозвучала последняя фраза. От нее стало не по себе — по спине побежали мурашки, живот сковало ледяным предчувствием чего-то плохого. Посчитав дело справленным и боясь окончательно заразиться фатализмом мистера Шорти, Энтони откланялся и направился к дверям. Уже захлопывая ее, услышал в спину:
— А оно обязательно исполнится, друг мой, всенепременно исполнится!
На Грин-стрит Энтони вернулся совершенно растерянный.
Глава 17
Виктория придирчиво осмотрела покупки: сверток с чистыми повязками, мази, настои, капли. Вроде, ничего не забыла. Для верности она еще раз достала записку врача, которую учтивый аптекарь положил в плотный бумажный кулек с лекарствами. Рядом зябко ежился Джек — низкорослый кривоногий с прикрытой шерстяной кепкой залысиной. С недавних пор он стал ее дворецким и верным помощником. Он был некрасив, преклонен в годах и порой нерасторопен, но предан и не любил открывать рот по пустякам. Виктории, которая в многолетнем заточении тоже отвыкла от светских бесед, это подходило как нельзя кстати.
— Нам еще надо зайти в бакалею, — сказала она, аккуратно заворачивая верхушку свертка. Джек кивнул и протянул руки, но Виктория лишь покачала головой. Лекарства для мужа она донесет сама. Тем более что до дома совсем недалеко — не больше четверти часа спокойным шагом. И это время Виктория не собиралась тратить впустую.
Она двинулась вдоль по улице, сосредоточенно глядя себе под ноги. Ей не претило самой ходить по лавкам и аптекам. Наоборот, она старалась загрузить себя заботами о доме с головой, чтобы не думать больше ни о чем, и ничего не вспоминать. Следом за Викторией плелся Джек. Она нарочно не спешила, и даже прислушивалась к шарканью его башмаков. Вдруг дворецкому станет плохо и он отстанет. А остаться посреди улицы в одиночестве Виктория боялась.
То и дело ей мерещились подосланные убийцы или механические слуги. Иной раз она настолько явственно чувствовала смрадный запах и слышала знакомый и ненавистный скрежет шестерёнок, что могла бы поклясться, что они рядом. Вот только глазами она ни разу их не ловила. То ли эти чурбаны были весьма осторожны, то ли искусно и ловко прятались за фонарными столбами, стоило Виктории нарочно резко обернуться. И в то и в другое верилось с трудом. Она слишком хорошо знала, насколько бестолковы и неповоротливы любимые слуги братьев. Гораздо очевиднее было то, что у Виктории мания слежки, и если с нею не справиться, она рано или поздно сойдет с ума.
— Свежие новости, покупайте свежие новости!
Мальчишка лет девяти — в длинной запятнанной рубахе, перевязанной грязным шарфом, бросился к Виктории и Джеку. Такова уж была их работа — кидаться к каждому прохожему, чтобы заработать хоть какой-то грош. Виктория мельком глянула на мальчишку и не смогла разобрать ни цвет его слипшихся в жгуты волос, ни глаз. Они были такого же грязно-серого цвета, как и его одежда.
— Мисс, мисс, не желаете купить газету?
Несмотря на то, что Виктория не замедлила шаг, мальчишка не отставал. Безошибочным чутьем, присущем только нищему отребью, он опознал в ней хозяйку и прицепился, как пиявка. Почему же не вмешивался Джек? Почему не отгонял навязчивого оборванца?
— Нет, мальчик, — стараясь говорить мягко, наконец, ответила Виктория. Может теперь он отстанет?
— Мятежи и грабежи! Улицы Лондона кишат бунтовщиками! — разносчик газет не сдавался. Похоже, он решил во что бы то ни стало продать товар именно ей. Виктория раздраженно оглянулась, ища взглядом Джека и мельком отмечая, что на улице и впрямь было безлюдно. Кроме них и еще трех мужчин, которых язык не поворачивался назвать джентльменами, больше никого не было.
— Купите газету! Не пожалеете! — еще отчаяннее закричал мальчишка. Похоже, догадался, зачем госпожа обернулась к слуге. Но боялся он напрасно, Джек разносчика газет словно не замечал, к немалой досаде Виктории.
— Джек, — окликнула она строго, но договорить не успела.
С оглушающим скрежетом вдоль улицы мчался кэб. Виктория не обратила бы внимания даже на режущий слух шум, если бы не одно обстоятельство — кэб ехал без лошадей! Да и возницы не то, чтобы не было — даже не значилось приступка для него! Выбрасывая в воздух клубы черного дыма и грохоча, экипаж промчался мимо, а Виктория так и не успела рассмотреть его как следует.
Зато оживился мальчишка. Перехватив удобнее стопку газет, он помчался следом. Неужели, и впрямь рассчитывал догнать? Правда, про себя Виктория отметила, что кэб ехал не так уж и стремительно, как запряженный лошадьми. Его сильно потряхивало на булыжниках, и после каждого такого прыжка экипаж заметно замедлялся. Этим и воспользовался мальчишка. Разогнавшись на безлюдной улице, он бросился наперерез кэбу, вытягивая газету к окну и выкрикивая неизменно «купите».
«Догнал-таки», — мельком подумала Виктория с долей добродушного удивления.
Но как раз в этот миг экипаж тряхнуло особенно сильно и кинуло вбок. Как раз на навязчивого разносчика газет. Мальчишка отлетел, беспомощно пытаясь поймать на лету газеты. Они вырывались из его рук и уносились с колючим ветром в небо, словно стая гусей. Кэб же с тарахтеньем и новым пыхом дыма умчался прочь. А в следующую секунду Виктория услышала пронзительный женский крик, и не сразу поняла, что кричала она сама.
Случись всё хотя бы на другой стороне улицы, она вряд ли видела бы происшедшее так ясно. Но мальчишка отлетел слишком близко. Виктория видела, как он скукоживается на грязном тротуаре, прижимая к груди газеты, которые тут же становились красными от крови. Медленно, будто преодолевая стену, с леденеющим сердцем Виктория начала оборачиваться, чтобы крикнуть Джека на помощь, но он немыслимым образом сам возник около мальчишки. Не тратя времени дворецкий склонился над ним и принялся осматривать пострадавшего.
Никто больше на случившееся не обратил внимания. Те мужчины, что стояли около лавки с вывеской в форме гнутой подковы даже не повернули голов. Да и торговцы местных заведений не покинули своих прилавков, хотя многие из них видела, как кэб сбил мальчика сквозь стеклянные витрины.
Виктория прислушалась — не едет ли привычный экипаж, оглашая улицу привычным цокотом копыт? Мальчишку нужно было срочно доставить в больницу. Она догадывалась, что им с Джеком вряд ли удастся довезти его живым, да и в казенном лазарете такое не вылечат, но и стоять сложа руки не хотела. Но ей не повезло.
Виктория уже было решилась возвращаться в аптеку — оставить до времени покупки и притащить самого хозяина за рукав, если он не считает нужным самому прийти на помощь. Наверняка, он хоть что-нибудь понимал в лекарском деле. Но воплотить свой нехитрый план Виктория не смогла, ее остановил грубый простуженный голос, прошипевший в спину.
— Вы зря отказались от газеты, миссис Неверти. Очень зря.
Виктория словно превратилась в статую — замерла и онемела. Вот и всё — равнодушно пронеслось в голове.
— Народ Англии с вами, Ваше Высочество. Мы помним о вас и скорбим о ваших братьях.
Слова оглушили еще сильнее, но на этот раз Виктория ожила и обернулась, но за спиной никого не было. Зато мчался навстречу запряженный гнедой кобылой кэб. Виктория тут же бросилась ему навстречу. Возница не сразу согласился везти их с раненым мальчиком — побоялся, что испачкает экипаж изнутри, чем отпугнет клиентов. Только солидный гонорар помог справиться с его предубеждением.
Уже сидя в кэбе рядом с Джеком, прижимавшим купленные для ее супруга повязки к груди мальчика, Виктория вдруг обнаружила одну из тех самых газет, что он продавал. Когда и кто успел вложить этот клочок бумаги в карман ее пальто, оставалось только догадываться. Не найдя иного средства, чтобы отвлечься от вида слабо стонущего израненного ребенка, Виктория развернула газету.
Эти строки не потрясли, не сверкнули молнией, не заставили лоб покрыться испариной. Но теперь-то Виктория догадалась, кто протянул ей газету. Имя ему — провидение.
Глава 18
Тусклые солнечные лучи просачивались сквозь шторы, бросали полосы света на дубовый пол. Алрой безучастно уставился себе под ноги. Сознание еще не освободилось от заполнившего мозг расслабляющего тумана, отдававшего молотками в виски. Но даже перед одурманенным взором стояла только она — чужая глупая служанка. Праздные посиделки у камина с раскрытой книгой в руках, чай и покер в кругу заядлых игроков — все утратило смысл, обесценилось, словно в мире не стало больше ничего важнее и желаннее плавного нежного голоса Мари.
Вот и вчера, едва Алрой сделал пару затяжек, глотая вкусный яблочно-опиумный дым, показалось, что в комнату вошла она. Склонила голову, присела в реверансе, приподнимая подол приталенного голубого платья, а потом двинулась к нему, не нашедшему сил оторваться от вида ее голых щиколоток. Какая буря страсти и нетерпения охватила Алроя! Едва не опрокинув кальян, он рванул к ней, грубо схватил за плечи, притянул, жадно вдыхая аромат убранных в пучок волос. Запах пьянящий, обрывавший привязь прятавшегося внутри зверя. Алрой потерял контроль над собой и не сразу заметил, что Мари вела себя неподобающе — не противилась, не отталкивала его, чего, несомненно, хотелось: слёз, молений, взываний к совести. Но вместо этого она сама искала его губы, теребила завязки халата, не обращая внимания на то, что он задирает ей подол. И что самое удивительное — на Мари совершенно не было панталон!
Только тогда Алрой понял, что это обман. Опиум сыграл с ним злую шутку, выдавая желанное за реальность. Но руки отказывались верить мозгу и продолжали тянуться к заветному треугольнику волос, который порядочная женщина не показывает даже мужу. Алрой зажмурился, ощущая как нестерпимо щемит сердце, низ живота налился болезненным свинцом… Пальцы коснулись внутренней стороны бедра, такой теплой, нежной кожи, поднялись выше, оставляя на ней дорожки мурашек… Открыв глаза, Алрой застонал, прижал девушку так сильно, как только можно… А потом оттолкнул от себя, холодно наблюдая, как она падает на подвернувшийся за спиной табурет.
— Прочь! — не сдерживая злости, закричал Алрой, сжимая кулаки. — Прочь, шлюха, или я разнесу тебе голову!
Обманутый, воспаленный наркотиком рассудок кипел от ярости. Одурманенный, он не скрывал от себя страсти, вспыхнувшей два дня назад к Мари, не считал зазорным желать ее. И тем сильнее показалась обида — перед акулой потрясли куском окровавленного мяса и убрали, оставляя грызть края лодки. Будь он один — разнес бы обстановку кабинета вдребезги, но под руки так не вовремя попалась Кристин, спровоцировавшая обман. И Алрой уже не думал, что служанка не знала, кого он видит на ее месте — раздразненный внутренний зверь жаждал мести. Не получив плоти, он требовал крови.
Задыхаясь ненавистью, Алрой подскочил к Кристин, схватил ее за волосы и ударил коленом в живот, потом еще раз, отбросил на дверь, всматриваясь в искаженное болью лицо. Всхлипы и приглушенные вскрики только подзадоривали, умоляющий взгляд подливал масла в огонь. Алрой медленно приблизился, упиваясь страданиями жертвы, но тут в спину обдало холодом, словно кто-то открыл окно. Он резко обернулся, всматриваясь в задернутые шторы — никого.
«Сейчас эта шлюшка воспользуется заминкой и сбежит», — досадливо мелькнуло в голове.
Но Кристин все так же стояла у двери, прикрывая руками лицо. А рядом с ней, с живым интересом разглядывая сына, витал старик Шелди.
— И ты здесь? — произнес Алрой. Ярость отступала, тело становилось ватным, наполнялось болью вместо привычного ощущения полета.
Призрак не ответил, только перетек от двери к креслу, заметался над кальяном, будто хотел променять бестелесную вечность на хотя бы одну затяжку.
— Что тебе надо? Иди прочь! Ты не слышишь? Я больше не хочу тебя видеть!
За спиной раздался стон облегчения, а потом — скрип открываемой двери. Видимо, Кристин приняла слова хозяина на свой счет и поспешила сбежать, пока он не добрался до холодного оружия, висевшего на стенах. Дух отца рванул за ней, но не успел — дверь со стуком захлопнулась прямо у него перед носом. Алрой усмехнулся, до скрежета стискивая зубы. Он вернулся в кресло, запахнул полы халата и снова затянулся из фарфоровой трубки. Кровавые огни в глазницах отца сверлили его насквозь.
— Что? Злорадствуешь? — выпуская кольца дыма, проговорил Алрой. — Я другой, я не стану волочиться за всеми юбками подряд. И колотить своих девок больше не стану. Я не такой, как ты, слышишь?! Не такой!
Он говорил еще что-то, чего совершенно не запомнил. Мера опиума наполнилась, утащила в пределы бесконечности. Вот только это была совершенна иная бесконечность, чем та, к которой он привык. Нега и томление превратились в муки — прозябание в кромешном ничто, наполненном тьмой и тишиной.
Теперь проснувшись, Алрой ощутил ненависть к самому себе. Слабак. Смеясь над Джортаном, он сам стал слабаком, зависимым от женщины. Тоска по наивным глазам Мари, не лишенным дерзости, стройной фигуре, не искривленной тугим корсетом, нежному голосу заполнила его всего. Натужно выдохнув, он откинулся на спинку кресла.
— Я вас не узнаю, сэр Шелди-Стоун, — иронично произнес вслух. — Всего одна встреча…
— Я тоже тебя не узнаю.
Голос матери ворвался в кабинет столь неожиданно, что Алрой вскочил с места. Последний раз он подпрыгивал так в унтер-офицерской академии, когда дежурный стучал в пустое ведро, поднимая сонных курсантов по тревоге.
— Дорети, почему вы вошли без стука? — сухо спросил Алрой, возвращаясь на место. Неужели, мать пришла заступиться за избитую прислугу? С каких это пор она стала такой добропорядочной?
— Это мой дом и я имею право…
— Это мой дом, мама. — Внутри зашевелилась вчерашняя ярость. Терпеть попреки и спускать нравоучения он не собирался никому. Даже родной матери. — Не забывайтесь, женщинам в нем не принадлежит ничего. Разве что — старое фортепиано.
Леди Шелди-Стоун сцепила полные руки на груди. Одутлое лицо словно загородила туча: густые брови нахмурились, в глазах блеснули льдинки, губы сжались.
— Ты достойный сын своего отца, — произнесла она. И в ее голосе помстилось презрение.
— Вы твердили мне об этом больше пятнадцати лет, maman. Стоит ли опять об этом?
— Да, ты прав. Я имею к тебе другой разговор…
— Если ты про Кристин, то она сама виновата, — отворачиваясь и морщась, перебил Алрой. Он уже решил, что даст служанке шиллинг за неудобство, но от себя отдалит. Не хватало и впрямь убить ее в очередном припадке.
— Меня не волнует, с кем ты спишь в этом доме. Главное, чтобы это не выходило за его пределы, но и тут я уже смирилась. По крайней мере, о тебе ходят слухи как о соблазнителе аристократок, а не распутных горничных.
— Иной раз любая мисс даст фору служанке, — философски подметил он, но тут же оборвал сам себя. — Впрочем, перейдем к делу. Мне еще надо привести себя в порядок — сэр Пинчер приглашал в гости обсудить благотворительный вечер.
При упоминании про старикашку Лори мать просветлела лицом, на ее губах даже выступило подобие улыбки.
— Я рада, что ты наконец-то нашел приличную компанию, но не будем тянуть разговор. Я слышала, ты крайне нелицеприятно отзывался о мисс Мейси. Это правда?
— О! Алисия не зря угрожала мне местью. Похоже, она решила, что взывания матери доставят истинное мучение. Передай, что она ошиблась.
Алрой встал, давая понять, что не намерен больше беседовать на эту тему. Но миссис Дорети не сдвинулась с места.
— Ты не представляешь, насколько она влиятельна, сынок, — последнее слово было сказано даже с заботой. Алрой подивился: даже когда он был мальчишкой, мама им не интересовалась. И уже совсем редкий случай, когда она говорила вот так — ласково, искренне тревожась за сына. — Не стоило наступать ей на больную мозоль.